Новохатко стоял, прижавшись спиной к стене тамбура. Из дверей вагона на него хмуро смотрел второй чекист.
Стиснув зубы, Новохатко взвешивал ситуацию. Еще в Ростове, садясь в вагон, чтобы с пятью своими телохранителями доехать до станции Кривянской, где их должны были встретить люди из говорухинского отряда, он заметил, что почти весь вагон занимают мужчины.
“Что-то баб мало, — отметил он со своей обычной полицейской наблюдательностью. Но потом подумал: — Ну и пуглив я стал!” Действительно, ожидать засады в вагоне было трудно. Кто же мог знать точный день и час выезда? Только Ухтомский, который дал ему распоряжение.
— Ну, так как, гражданин Новохатко, — повторил молодей человек с маузером, — будем ссориться или же тихо?
— Черт с вами! — ответил Новохатко. — Доложите там, что без сопротивления.
— Значит, жить хочешь, дядя? — белозубо улыбнувшись, сказал второй чекист. — Ну, правильно! Давай скомандуй своим.
Через десять минут ростовский поезд уже снова мерно отсчитывал колесами стыки рельсов. А по направлению к городу пылил по проселку грузовичок, в кузове которого сидело человек двадцать. Столько же свободных мест оказалось теперь в четвертом вагоне.
А в это время полковник Беленков, чувствуя в руках неуемную нервную дрожь, подходил к штабу. В сенях дома его встретила круглая старушка, которая всегда состояла при Новохатко.
— Где Николай Маркович? — спросил у нее полковник.
— А где же ему быть? — ответила она. — Нам неизвестно.
Полковник с досадой плюнул. Из дверей показался усатый Семен.
— Константин Эрастович здесь? — спросил полковник.
— Внизу они, — Семен показал на подвал. — И господин Бахарев там.
Цепляясь ногами за ступеньки, Беленков спустился вниз. В темном полуподвале Ухтомский и Бахарев при свете лампы возились с какими-то бумагами и картами.
— Что случилось, полковник? — спросил Ухтомский, отрываясь от карты. — На вас лица нет. Кто-нибудь опять напал?
— Теперь не до шуток, ваше превосходительство, — ответил Беленков. — Вам необходимо немедленно уйти отсюда, скрыться!
— В чем дело, — в свою очередь, забеспокоился Бахарев, — почему именно сейчас?
— Потому, что я не знаю, по каким причинам чекисты до сих пор еще не схватили вас! Организация провалена, нас выдал Филатов!
— Ну, ну, спокойнее, — сказал корнет, — откуда это у вас такие сведения?
— Я получил записку от Милашевского!
Этого Борис никак не ожидал. Первым его порывом было схватиться за пистолет. Но в следующую секунду, уже овладев собой, он с улыбкой спросил:
— От покойного?
Ухтомский, больше удивленный, чем испуганный, снял пенсне, внимательно присматриваясь к полковнику.
— В том-то и дело, что он жив и сидит в тюрьме, сегодня солдат из тюремной охраны принес мне его записку.
— Может быть, фальсификация? — спросил Ухтомский.
— Исключено. Записка написана шифром, который известен только нам двоим. Я его сам изобрел. С Филатовым я рассчитался. Теперь я ухожу в отряд. Ваше превосходительство, во имя дела спасения нашей родины вам необходимо скрыться, уйти из Ростова. Иначе…
Анна Галкина медленно приходила в себя. В голове плыл какой-то колокольный звон. И вдруг она все вспомнила. Резко открыв глаза, она вскрикнула от боли в голове, но все же, держась рукой за стену, медленно поднялась и взглянула в сторону кровати. То, что она увидела там, снова подкосило ей ноги. С трудом открыв дверь в переднюю, Галкина добралась до умывальника. Выпив воды и не решаясь больше зайти в страшную комнату, она накинула прямо на халат пальто, укрыв голову платком, вышла на улицу. “Куда идти? — подумала она и тут же решила: — К корнету Бахареву”.
На улице никто и не обратил на нее внимания. Держась за стены домов, она добралась до квартиры, где жил Борис. Дверь ей открыла Вера.
— Боже мой, — сказала она, — кто это вас?
— Где Борис Александрович?
— Он ушел, — замялась Вера. — Я не знаю, да вы проходите. — Она подхватила падающую с ног Галкину и с трудом оттащила ее в гостиную на диван.
— Беленков, — сказала, тяжело дыша, Галкина, — он ворвался к нам в дом, убил Ивана… он спал… ударил меня… ушел потом. Он револьвером ударил, ручкой. Он не придет сюда, не придет? Вы дверь заперли? — Она попыталась встать и снова упала, потеряв сознание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вера положила ей на голову тряпку, смоченную водой. Постояла с минуту. “Обо всем этом немедленно должен узнать Федор Михайлович”, — подумала она.
Как ни старался Бахарев затянуть разговор с. Беленковым, через полчаса ему пришлось согласиться — надо уходить.
— Безопаснее всего — это отправиться пароходом по Дону, — сказал Бахарев. — У меня есть знакомые, они помогут устроиться на пароход.
Он исчез и действительно, появившись часа через полтора, сказал, что все в порядке. Ему удалось договориться с капитаном парохода “Коммунар”, идущего вверх по Дону.
— Поедем как боги, — сказал он, — нам дадут двухместную каюту.
Князь не возражал. После прихода Беленкова на него напало какое-то безразличие. Полковник же всеми силами старался скорее уйти. Он даже не стал провожать Ухтомского на пристань.
— Я изменю внешность, — сказал он, — и останусь в городе, но в ближайшее же время буду у полковника Назарова.
С трудом пробившись сквозь толпу на пристани, князь и корнет Бахарев вошли в двухместную каюту, которую специально для них открыл матрос.
Прозвучал пароходный гудок, и пристань, забитая народом, стала отходить назад. Где-то за городом уже садилось солнце. Бахарев закрыл дверь каюты и опустил деревянные жалюзи на окна.
— Ну, кажется, позади этот сумасшедший день, — сказал князь.
И, словно в ответ на его слова, дверь каюты отперли снаружи. В каюту вошли двое.
18. Из воспоминаний бывшего начальника отдела представительства ВЧК Ефима Шаталова
Когда я и начальник отдела Дончека Васильев вошли в каюту, Ухтомский и Бахарев спокойно сидели друг против друга. Взглянув на нас, Ухтомский — он был одет в кавказский бешмет — обратился к Бахареву:
— Что это за люди? Они будут сопровождать нас? Тот ничего не ответил. И мы предъявили им ордера на арест.
Они прочли, и Ухтомский сказал:
— Все кончено, я этого как будто бы и ждал.
На первой пристани, кажется в Богаевской, мы их сняли с парохода и на машине доставили в Ростов, на Садовую, 33. С дороги предложили покушать. Князь был взволнован, ел мало, попросил крепкого чаю.
После этого мы повели его в кабинет Н.Н.Николаева, где был и Ф.М.Зявкин.
Допрос не был сложным. Вместе с князем Ухтомским в его портфеле привезли обнаруженный в копии мобилизационный план с разбивкой по округам. Все было ясно. Документы неопровержимы. Запираться ему было бесполезно. Он повторял только:
— Я старый солдат, мне приказали, я не мог отказаться.
Сложность дела заключалась только в том, что ростовский “штаб спасения” в то время еще не был ликвидирован. Операция еще не была закончена. Надо было доказать Ухтомскому бесцельность его борьбы и на этой основе попытаться убедить его и заставить содействовать бескровной ликвидации всех филиалов организации и ее вооруженных отрядов.
Нужно было для этого, не прибегая к арестам, вызвать по распоряжению Ухтомского начальников отрядов, легализовать их и, в свою очередь, предложить обманутым рядовым казакам сдать оружие и разойтись по домам.
Ухтомский упорно от этого отказывался.
Утром к нам прибыл командующий Первой Конной армией С.М.Буденный, который долго вел беседу с Ухтомским, убеждая его, что Красная Армия сильна и ничего не стоит в короткий срок уничтожить все белогвардейско-бандитские формирования, но тогда кровь погибших останется на руках Ухтомского.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Генерал долго отказывался и, наконец, согласился послать своего адъютанта Бахарева с приказанием полковнику Назарову срочно явиться в Ростов в штаб.
Сложность всей этой операции заключалась во времени, нельзя было терять ни минуты. Был невероятный риск, что сведения об аресте Ухтомского могут просочиться, и все участники организации разбегутся, а вооруженные отряды начнут боевые действия…
