— Помоги мне, Роза, пожалуйста…
— Посмотри ему в глаза, — прошептала Мойра, — посмотри ему в глаза.
Роза осторожно шагнула в комнату, и он взмолился:
— Развяжи меня, Роза, пожалуйста…
Она вытолкнула Мойру из комнаты, но, закрывая дверь, все же не удержалась и взглянула на него.
Он позвал ее в последний раз:
— Роза! — И умолк.
Роза села рядом с мамой.
— Я заходила к нему. Ты слышала, как он меня звал?
— Да, да, я слышала.
— Знаешь, мама, Джонни мне очень нравился.
Тереза взяла дочь за руку. Это был жест не сочувствия, а понимания. Ей тоже нравился Джонни, но он оказался совсем не тем человеком, за которого они его принимали.
В гостиную вошла София и плотно притворила дверь.
— Где мама? — спросила она, взглянув на пустое кресло у камина.
— У себя. Она хочет побыть одна.
София кивнула, раскрыла шторы на окне и встала спиной к женщинам, уткнувшись лбом в ледяное стекло.
После долгого молчания она тихо сказала:
— Мы похороним его в саду. Я отметила место под деревом, там земля не такая твердая. В гараже есть лопаты. Нам надо аккуратно снять верхний слой, траву, а потом опять уложить… — Она обернулась к ним. — Вы понимаете, о чем я говорю?
Терезу трясло.
— Ты хочешь… — проговорила она дрожащим голосом. — И кто это сделает?
Лицо Софии напоминало застывшую маску.
— Убью его я. Одна. Но похороним его мы — все вместе.
Глава 39
Мойра и Роза шли по лужайке, оставляя четкие следы на заснеженной дорожке — там, где до этого проложила след София. Встав рядом с деревом, они увидели площадку под могилу, которую София отчертила каблуком туфли.
Женщины начали рыть яму. Тяжелая работа шла молча и слаженно. Они аккуратно укладывали мерзлый дерн на одну сторону и копали лопатами твердую землю.
Переодевшись в ситцевую ночную рубашку, София взяла стопку чистых полотенец и белую простыню, потом приоткрыла дверь Грациеллы и бесшумно вошла в темную спальню.
— У тебя все в порядке, мама?
Грациелла протянула руку, и София встала рядом с кроватью. Но, увидев, что невестка переоделась, Грациелла уронила руку на одеяло. Белая фигура выглядела пугающе.
— Дать тебе снотворное, мама?
Грациелла покачала головой и тихо спросила:
— Он говорил с тобой?
— Нет, мама. Я думаю, он сейчас пребывает в каком-то своем мире — может быть, в аду — кто знает? Но нас всех он точно завел в ад.
— Не говори так…
Грациелла вглядывалась своими бледно-голубыми глазами в темные непроницаемые глаза Софии. Она знала, что собирается сделать невестка. Крепко сжав ее руку, она поднесла к губам и поцеловала мягкую ладонь.
— Останови его сердце — ради меня, ради него. Этот мальчик очень болен. Я видела яд на верхней полке одного кухонного шкафчика… Тебе нужна моя помощь?
— Нет, мама.
— Я буду молиться за тебя и за всех нас.
— Хорошо, мама.
Разувшись, София босиком спустилась по лестнице и прислушалась у дверей столовой, потом вошла в гостиную и, пошарив рукой между диванными подушками, нашла нож. Она знала: медлить нельзя. Нельзя задумываться и колебаться. Надо покончить с этим, и как можно скорее. Она открыла двери столовой.
Лука сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку стула. Софии не нравилось, что с него сняли повязку: она не желала видеть его лица.
Бесшумно подойдя ближе, она бросила на пол простыню и разложила полотенца вокруг ножек стула. Третья пуговица на рубашке, почти центральная, — вот куда она вонзит нож. Но ремень, которым Роза стянула его плечи, сполз вниз и закрыл сердце.
София положила нож на стол — Лука по-прежнему был недвижим — и начала расстегивать ремень. Ей надо было снять его, чтобы обнажить грудь.
Внезапно он пошевелился и открыл глаза.
— София? Я знал, что именно ты мне поможешь.
В его голосе исчезли все детские нотки. Это был Лука, взрослый преступник. Она сняла с него ремень, который оказался мокрым от пота, и вернулась к столу за ножом.
Лука улыбался. Он думал, что она хочет срезать с него ремни, но когда она подошла ближе, он все понял. Его голубые глаза вспыхнули огнем, однако он не позволил себе впасть в панику. «Прячься! — говорил он себе. — Затаись! Она сейчас сделает тебе больно…» Он внимательно вглядывался в лицо Софии. Интересно, знает ли она, что не может причинить ему боль?
Казалось, он сознательно подставляет грудь для удара. Обеими руками взявшись за нож, она нацелила острие лезвия. Маленькое золотое сердечко на тонкой золотой цепочке поблескивало, точно мишень. София невольно охнула, как от боли, и округлила глаза… Растерянно поморгав, она неожиданно отступила назад.
Лука склонил голову набок. Ничего не понимая, он смотрел, как она кладет нож обратно на стол. Вот она обернулась — лицо ее было почти таким же недоуменным и растерянным, как и у него, — потом подошла ближе, еще ближе, подняла правую руку… Она так сильно дрожала, что пальцы ее мелькали, и смотрела не на него, а на медальон у него на шее.
Внезапно она схватилась за золотое сердечко. Он отпрянул назад. София дернула цепочку, еще раз — посильнее, и наконец порвала. Какое-то мгновение она держала ее в кулаке, словно боялась разжать пальцы, потом отошла в тень комнаты и провела большим пальцем по медальону, не спуская глаз с лица Луки. Следы зубов! Она нашла их на ощупь и поняла не глядя: это ее медальон — тот самый, который ей подарил Майкл и который она оставила своему ребенку.
— Где ты это взял? Отвечай!
Все так же сжимая сердечко, она ударила Луку кулаком в лицо. Цепочка хлестнула его по губе.
— Это мой медальон, — сказал он.
— Нет-нет, ты украл его, украл!
Раздался громкий стук в дверь. София круто обернулась.
— У тебя все в порядке? — спросила Тереза испуганным шепотом.
— Оставь меня. Не входи!
Она дышала хрипло, прерывисто, как будто ее душили. Прижавшись лицом к тяжелым дубовым дверям, она слушала удаляющиеся шаги по мраморному полу вестибюля.
Лука ждал. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она опять к нему обернулась. Он следил за ней, начиная испытывать страх. Между тем София медленно обогнула стол, остановилась в дальнем конце и, разжав руку, снова взглянула на сердечко.
Грациелла всегда говорила, как сильно он напоминает ей Майкла… София вспомнила его стоящим на верхней лестничной площадке дешевых меблированных комнат с головой в ореоле света. Она испугалась тогда: он был похож на привидение. А может, она испугалась, потому что он напомнил ей Майкла? Может ли этот сумасшедший мальчик быть ее сыном? Сыном Майкла?
Лука не мог оторвать глаз от Софии. Он не понимал, что она делает. Видимо, это как-то связано с его медальоном… Она подошла ближе, и он увидел у нее на лбу и на верхней губе мелкие капельки пота. Щеки ее блестели. Он смотрел ей в глаза, готовясь к боли, но теперь все изменилось. По выражению ее лица он понял, что София не собирается причинить ему страдания.
— Скажи мне, пожалуйста, где ты взял этот медальон?
— Он мой.
Сквозь тонкую ситцевую рубашку просвечивали контуры ее тела. Лука видел, что на ней нет белья… Странно, но он не мог думать ни о чем другом: она голая… В ее голосе что-то появилось — как будто страх. Но чего ей бояться?
— Где ты его нашел? Прошу тебя, скажи.
— Он мой.
Она подошла к столу.
— Это очень важно. Ты должен мне сказать. Пожалуйста…
Он не мог понять, что происходит. Почему она задает ему эти вопросы? Она просит его сказать то, чего он сказать не может. Протянув руку, София коснулась его лица, потом быстро отдернула руку. Охваченный страхом, Лука вновь вжался в спинку стула.
София внимательно разглядывала его лицо, как будто видела его впервые. Неожиданно она отвернулась, глаза ее заметались по комнате в поисках конверта — того самого, в котором она принесла фотографии. Лука следил за каждым ее движением. Вот она схватила конверт, открыла его и что-то достала. Это была единственная фотография, которую она не выложила на стол, — фотография Майкла Лучано.
Лука смотрел на нее как зачарованный. Почему она так странно себя ведет? София дюйм за дюймом вытягивала снимок из конверта, потом повернулась к нему спиной, чтобы он не видел, что она делает. С губ ее сорвался тихий стон. Ей не нужны были его слова. Она и так знала, что Лука — их ребенок.
Встав прямо перед ним, она посмотрела в голубые глаза, в данный момент не выражавшие ничего, кроме немого недоумения и страха, и начала медленно раскачивать медальон: взад-вперед, взад-вперед…
Глаза Луки помимо его воли следили за золотым сердечком. Наконец он заглянул в темные омуты глаз Софии. Сердечко еще немного покачалось и замерло, перекрутившись на цепочке.
