Даже для Сент-Экзюпери то лето оказалось необычайно беспокойным. Все началось несколькими месяцами раньше с типично нелепой буффонады, связанной с приобретением недвижимости. «Я хочу взять отпуск и на время отказаться от роли мужа» – так он объяснил своей жене, когда переезжал в небольшую «холостяцкую квартирку» на рю Мишель-Анж. И хотя он по-прежнему жил там, все равно продолжал заботиться о благосостоянии Консуэлы. Ни один из супругов не мог сопротивляться искушениям, которые достаток давал каждому из них, и, хотя Антуан не обладал душой собственника, этого нельзя было сказать о его жене.
Но Тонио всегда мечтал иметь пристанище за городом. Однажды во время загородной прогулки они оказались близ Фореде-Сенар, к юго-востоку от Парижа, и попали на небольшую площадь у маленькой церкви деревни Ла-Варенн-Жарси. На той стороне дороги они увидели ворота с объявлением: «Продается или сдается дом с обстановкой». Кроме обстановки, при этом доме, выставленном на продажу или внаем, имелась детская площадка, парк, полный чудесных деревьев, и сад с водоемом, в котором вскоре (впрочем, они могли и не заметить этого в первое свое посещение) уже плескалась одинокая утка.
– Не арендуйте тот дом, – предостерег их кто-то, когда они начали наводить справки. – Он приносит несчастье.
Видимо, так казалось и хозяйке дома, очень бедной вдове, влачившей жалкое существование, но Антуан не захотел отступать: деревья, окружавшие дом, слишком уж манили его. В тот же день они осмотрели дом в сопровождении владельца кафе, выступавшего в роли местного агента по недвижимости. Он провел их через черный ход, от которого имел свой ключ, и первое, что поразило их (на кухне, вот уж подходящее место!), – огромная люстра, «достаточно большая даже для оперы» (по словам Консуэлы), хрусталики которой мелодично позванивали, как колокольчики. Сент-Эксу уже едва ли нужно было осматривать что-нибудь еще: вид этой «музыкальной люстры» восхитил его так же, как и название усадьбы – «Зелень» («Ла Фейре»).
– Этот дом – твой, – сказал он Консуэле, добавив немного задумчиво: – Не знаю, право, как я его оплачу.
«Планета людей» разрешила эту конкретную дилемму, поскольку полученные гонорары вскоре сделали возможным заменить арендную плату на внесение взносов в уплату за усадьбу, приобретаемую в собственность. Спустя несколько месяцев Консуэла уже поселилась там вместе с горничной, растущим выводком кур и кроликов и псом по имени Греко, унаследованным Тонио от владельца кафе «Кав мура», утверждавшего, будто того забыл в его винном погребе какой-то не в меру безалаберный пьяница янки. Всякий раз, когда он бывал в настроении, Антуан мчался повидаться с ней (он всегда врывался как ветер), иногда на своем «бугатти», иногда на мотоцикле. Завидев несколько автомобилей у дома, он тут же разворачивался и ехал обратно в Париж. Предпочтения Консуэлы при выборе друзей не всегда совпадали с его собственными, и в таких случаях единственным свидетельством его приезда оказывалась записка, написанная в придорожном постоялом дворе, гласившая: «Я не приеду сегодня вечером, у тебя и так целая толпа гостей».
Обставить это незапланированное приобретение оказалось, к счастью, менее хлопотной задачей, нежели когда речь шла о просторной «пустоте» апартаментов на плас Вобан, хотя новое жилье и не уступало им по качеству. Сент-Экзюпери не хватало времени, которое он мог бы посвятить хозяйственным заботам. Едва он возвратился в Париж после своего трансатлантического перелета с Гийоме, как его буквально атаковали телеграммы от американских издателей, уговаривавших его приехать в Нью-Йорк, чтобы помочь им в продвижении книги «Ветер, песок и звезды». Отис Фергюсон, пишущий для «Новой республики», нашел «новую книгу Сент-Экзюпери, посвященную полетам… более напыщенной, путаной и беспорядочной, более амбициозной и несовершенной во всем, что касается воздействия на читателя», если сравнивать ее с «Ночным полетом». Критика должна была бы по справедливости относиться больше к Льюису Галантьеру, переводчику, включившему в издание материал, который автор собирался исключить. Но Брюс Гулд в «Субботнем литературном обозрении», не смущаясь, называл Сент-Экзюпери «авиатором, который ярко и четко выражает свои мысли» и поместил его рядом с Энн Морроу Линдберг. Такого же мнения придерживались редакторы клуба «Книга месяца», в июне избравшие «Ветер, песок и звезды» в категории документальных произведений.
Момент был выбран неподходящий. В воздухе ощущалась гроза, и не следовало бы покидать Францию, но Сент-Экс понимал, что ему надо приноравливаться к мнению переводчика и издателей, слишком много хорошего сделавших для него. Прибыв в Нью-Йорк на пароходе, он снова остановился в «Ритц Карлтон» и несколько дней был занят тем, что подписывал подарочные экземпляры книг, давал интервью (которые терпеть не мог) и позировал фотографам. Максимилиан Беккер, его литературный агент, иногда брал его на экскурсию по Гарлему. Сент-Экс с удовольствием отправлялся с ним, чтобы отвлечься, но полуденная жара Манхэттена угнетала, и Антуан не скрывал радости, когда Андре Мориз, тогда возглавлявший Французскую летнюю школу, пригласил его провести пару дней в Миддлбурге, штат Вермонт. Он отправился туда со своей приятельницей Ивонной Мишель (французская журналистка, с которой он познакомился у Жана Пруво) и Пьером Лануксом и по дороге туда поразил их рассказом о фантастическом количестве энергии, таящемся внутри атома. Он поведал им, что уже создан механизм разложения атома, и это вполне могло бы привести к уничтожению планеты. Его спутники впервые тогда услышали о ядерной энергии.
В Миддлбурге в честь Антуана давали званый обед, и, поскольку погода стояла достаточно теплая, он уселся под большим деревом и развлекал слушателей (приблизительно человек сорок), разместившихся кружком вокруг него, достоверными рассказами о своих приключениях. Эдварда Харви, тогда учащегося летней школы, особенно поразил (впрочем, как и всех остальных) эпизод со львенком: рассказчик передавал свои эмоциональные впечатления о битве со зверенышем внутри кабины «симуна». «Сент-Экс удивил меня своим ростом, слишком высоким для француза, хотя я знавал много высоких людей. У него были темные волосы, но он заметно лысел. Полноватый, с круглым лицом, он напоминал мне добросердечного монаха с выбритой на голове тонзурой. Взгляд темных глаз был очень внимательный. Он говорил смешно шепелявя, и его шепелявость как-то особенно абсурдно не гармонировала с его комплекцией».
Сразу по приезде в Нью-Йорк Сент-Экс позвонил друзьям в Париж, чтобы узнать их реакцию на создавшуюся международную обстановку. С каждым днем заголовки в газетах становились все крупнее и все мрачнее, росла и снедавшая его тревога за судьбу семьи и страны. Не в силах дольше выдерживать подобное напряжение, 20 августа он сел на борт «Иль де Франс» и шестью днями позже сошел на берег в Гавре. Риббентроп находился в Москве, внося последние штрихи в неправдоподобный нацистско-советский договор, подписание которого уже спустя три дня произвело эффект разорвавшейся бомбы. Судьба Польши была скреплена печатью, и в течение недели Европа оказалась ввергнутой в войну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
