Авиагруппа 2/33 стратегической разведки (или 2-я авиагруппа 33-й разведывательной эскадрильи) тогда размещалась в двух деревнях, расположенных к югу от канала Марна и Витри-лё-Франсуа, на шоссе Сент-Дизье, в 150 милях к востоку от Парижа. На летном поле, граничащем с сельской дорогой и березовым вперемешку с омелой лесом, занятом группой с середины сентября, ангаров не было. Часть грузовиков и передвижного оборудования располагалась в близлежащих сараях, другие были спрятаны в лесу, но пятнадцать «Поте-63», хотя и закамуфлированных, приходилось держать на открытом пространстве. Человек двенадцать офицеров расположились на постой в деревне Орконт, на север от аэродрома, наземная служба и резервисты ютились в сельских домах, усадьбах и фермах Отвиль, к югу. Удобно расположенная заброшенная ферма, приблизительно в 800 ярдах от аэродрома, была реквизирована отделением обработки фотопленки, офицерскую столовую расположили в задней гостиной единственной гостиницы Орконта, а штаб группы обосновался в здании фермы рядом с полем. Но менее привилегированным эскадрильям приходилось создавать свои собственные импровизированные «командные пункты» и штабы (по существу, бары и комнаты отдыха) исходя из доступных ресурсов.
Командовал группой в то время эльзасец, капитан Шунк. Группа состояла из двух эскадрилий: 3-й, называвшейся «Аш» («Топор»), и 4-й, окрещенной «Муэтт» («Чайка»). «Аш», в которую попал Сент-Экзюпери, была обязана своим прозвищем удалому капитану по имени Бордаж. Его изобретательность во время Первой мировой войны в совершении набегов на склады, гаражи и даже фабрики для снабжения эскадрильи «эксплуатационным оборудованием» (всем – от самолетов и оружия до грузовиков и модных автомобилей) и вдохновила появление эмблемы эскадрильи – с двойным лезвием пиратского топорика и абордажного топора, получившего большую известность как топор Бордажа. Верная флибустьерскому гению его основателя, эскадрилья не церемонилась и обеспечила себя большим количеством распиленных березовых бревен и других пиломатериалов, груду которых местный крестьянин неосторожно сложил на обочине, и эта куча (к его беспомощному унынию) в одночасье уменьшилась до карликовых размеров. Комнаты отдыха приподняли на фут или два над землей на сваях, чтобы изолировать пол от вползающей сырости с полей и из леса, и именно туда, в эту лачугу Робинзона Крузо, покрытую рифленым железом, с окнами из слюды и дымоходом в виде отверстия для дыма, который сам находил себе выход из-под карниза, однажды в ноябрьский вечер пришел лейтенант Франсуа Ло и принес своим товарищам офицерам (Израелю, Гавуалю и Ошеде) известие: в их и без того тесное обиталище вселяется новичок – капитан де Сент-Экзюпери.
Новость приняли со смешанными чувствами. В дополнение к четырем пилотам крошечная лачуга вынуждена была приютить еще двоих регулярных армейских офицеров (капитана Эдгара Моро и лейтенанта Жана Дютортра), назначенных в эскадрилью воздушными наблюдателями, не говоря уже о стрелках и механиках, постоянно вызываемых для консультации в «комнату для штабных карт». А тут еще и проблема соблюдения субординации, и проблема возрастного несоответствия. Сент-Экзюпери был значительно старше всех остальных, но мало того, он был также на чин выше лейтенанта Ло, командира эскадрильи, и тому едва ли доставляла удовольствие необходимость муштровать почти сорокалетнего подчиненного. Но буквально с самой первой минуты, едва Сент-Экзюпери вышел из автомобиля капитана Шунка в своей несколько поношенной форменной одежде и высоких, по колено, ботинках, мрачные опасения обитателей лачуги уступили место любопытству и удивлению. На приветствие лейтенанта Ло: «Лейтенант Ло, командир эскадрильи» – Сент-Экс спокойно ответил: «Сент-Экзюпери, пилот». Лед был сломан, и никому не приходилось больше опасаться, что всемирно известный автор «Планеты людей» собирается подавить их своим высокомерием или «напирать на свое воинское звание».
Ну а обширный запас историй Сент-Экса и его талант к карточным фокусам довершили дело. И правда, когда генерал Вийемен, командующий французской авиацией, посетил группу как раз через три дня после приезда Антуана (6 декабря) и был приглашен на обед с офицерами в офицерской столовой в гостинице Орконта, Сент-Экзюпери поразил его блестящей демонстрацией своего виртуозного искусства карточных фокусов.
Как и другие пилоты, Сент-Экзюпери получил ордер на постой в Орконте. Опасаясь, что простая комната на одной из деревенских ферм не подойдет столь знатной персоне, командир группы планировал выселить одного из своих офицеров из местного «шато» и разместить там Экзюпери. Но Сент-Экс, к большому огорчению владелицы замка, отказался и, вместо этого, направился к сельскому дому, расположенному через дорогу от церкви на деревенской площади, где имелась пустая комната на первом этаже. Мадам Черчель, жена фермера, показывавшая ему комнату, не могла скрыть своего удивления тем, что господин капитан захотел жить в столь скромных условиях, когда роскошные палаты ждали его в местном особняке, но Сент-Экзюпери с лучезарной улыбкой заверил ее, что он охотно остановится у них.
«Я живу на маленькой ферме, где нет никакой необходимости иметь холодильник, – написал он своему нью-йоркскому литературному агенту Максимилиану Беккеру почти сразу же после расквартирования. – Утром, перед умыванием, я раскалываю лед в кувшине с водой! Все мы носим высокие ботинки и, когда вокруг не подморожено, плещемся в грязи до самых колен». И все же эта простая деревенская жизнь с ее элементарными бытовыми трудностями понравилась ему так сильно, что позже, в «Военном летчике», Антуан создал идиллическую картинку своей «монашеской кельи», куда каждое утро с громким стуком в дверь суетливо входит жена фермера с охапкой дров, чтобы зажечь веселое пламя в печурке, единственном источнике тепла в этой холодной спальне. Медленно воображаемый мир грез его полусонного бытия наполняет мягкий аромат дыма от поленьев, веселое потрескивание искр и шипение упрямых бревен проникает через его ватное одеяло, и когда, наконец, он поднимает одно тяжелое веко, в печке начинается яркий и веселый праздник, бросающий светящиеся отблески на потолок и подмигивающий ему, совсем как его старый «друг», небольшая мурлыкающая печь Сен-Мориса.
* * *
Плохие погодные условия затрудняли первые тренировочные полеты Сент-Экзюпери на «Поте-63», поскольку несколько дней непрекращающегося дождя превратили проселочные дороги в непролазные болота. Вахтенный журнал (журнал дежурного по части) авиагруппы показывает, что за целый месяц (до 21 декабря) пилоты вылетали лишь на одно военное задание – задание, окончившееся трагически, когда «поте» лейтенанта Саго был случайно сбит двумя британскими «харрикейнами», возвращавшимися назад из Германии. Пулеметчика и наблюдателя убили почти сразу. Страшно обожженному Саго удалось спуститься на землю на парашюте, и посещение его в больнице Сент-Экзюпери впоследствии описал в «Военном летчике» («Полет на Аррас»).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
