сообщил ему, что Ричард попал в "очень серьезное затруднение". (Он признался в присвоении биржевых ценных бумаг и сказал, что их нужно заменить на следующий день. Ламонт с прохладцей, но сочувственно сказал: "Ну и дьявольская же это заметка, Джордж. А что, Дик Уитни в полном порядке; как он мог хоть на мгновение неправильно распорядиться ценными бумагами, каким бы ни был затор?". На следующий день, совершив необычайный акт страха или дружбы, Ламонт сел за стол и выписал персональный чек на 1 млн. долларов; Джордж передал его Ричарду. Через две недели, расплатившись с Ламонтом, Джордж спросил Джека Моргана, может ли он снять деньги из своего партнерского капитала, неопределенно упомянув о том, что Ричард попал в "ужасную передрягу". Джек не стал выяснять причину. Позже он сказал, что полагал, что деньги нужны для решения деловых вопросов.
Поскольку Ламонт и Джордж не сообщили о преступлении Ричарда, они были виновны в преднамеренном совершении преступления. В течение трех месяцев они знали, что Ричард - мошенник, но никому не сказали об этом на бирже и отнеслись к хищению как к вопросу, который лучше всего решить в частном порядке между джентльменами. Перед ними встала мучительная дилемма. Партнеры Моргана никогда не давали взяток и гордились своей честностью, но теперь возникло сильное искушение замять скандал. Джордж, естественно, не хотел раскрывать преступления своего брата. К тому же в банке знали, что "новые дилеры" с удовольствием воспользуются скандалом для проведения дальнейших реформ на Уолл-стрит. Они не хотели бросать Ричарда на растерзание либеральным демократам, особенно Уильяму О. Дугласу, который был готов наброситься на дом Моргана и фондовую биржу.
Ревностный регулятор, питавший бездонную ненависть к Уолл-стрит, Дуглас был законченным ненавистником Моргана. Он называл "влияние Моргана ... самым пагубным в современной промышленности и финансах". Он ненавидел "проклятых банкиров" и порицал "финансовых термитов", движимых жаждой немедленной наживы. Он постоянно забрасывал Рузвельта записками о необходимости создания новых региональных промышленных банков, чтобы "вытеснить влияние Моргана в различных регионах [с помощью] нового и просвещенного руководства в бизнесе". Дуглас также вел свой крестовый поход против Нью-Йоркской фондовой биржи, которую он рассматривал как архаичный частный клуб. Фактически он угрожал захватить биржу в том же месяце, когда Ричард обратился к Джорджу за срочным займом.
Сейчас, перед тем как рассмотреть последний акт скандала с Уитни, уместно рассказать о небольшом анекдоте, который заслуживает места в летописи Morgan. В феврале 1938 года Ричард взял кредит в размере 100 тыс. долл. у некоего Уолтера Т. Розена. Очевидно, Розен был хорошо осведомлен о Моргане, так как, давая согласие на кредит, он сказал Ричарду: "Мне всегда импонировала позиция старшего мистера Моргана, который считал, что личная честность заемщика имеет гораздо большую ценность, чем его залог". Ричард ответил: "Мистер Морган был совершенно прав". К этому моменту Ричард получил 27 млн. долл.
5 марта 1938 года, когда Джордж восстанавливал силы после болезни во Флориде, Ричард неожиданно появился в клубе Links. Он прервал партнера Моргана Фрэнка Бартоу за игрой в бридж. "Я в затруднительном положении", - заявил он и попросил Бартоу о займе. Он признался, что присвоил акции Нью-Йоркского яхт-клуба. Бартоу сказал: "Это серьезно". Ричард ответил: "Это преступно". Ричарду предстояло выступить перед следственной комиссией фондовой биржи, и он остро нуждался в деньгах. Бартоу отказался предпринимать какие-либо шаги до консультации с адвокатом. На следующий день он и Джек Морган встретились с Джоном Дэвисом, который предупредил, что любая попытка одолжить деньги Ричарду может погубить дом Морганов. Их отказ от помощи предрешил судьбу Ричарда. Когда они позвонили Джорджу во Флориду и сообщили ему о грядущем крахе брата, Джордж просто задохнулся: "Боже мой!".
7 марта 1938 г. совет управляющих Фондовой биржи вынес на голосование обвинения в неправомерных действиях против Ричарда Уитни. На следующее утро представитель биржи подал сигнал в гонг и объявил о приостановке деятельности компании Richard Whitney and Company в связи с ее неплатежеспособностью. Последовало столпотворение, и цены на акции упали. Вскоре после этого окружной прокурор округа Нью-Йорк Томас Дьюи предъявил Уитни обвинения в крупных хищениях и краже ценных бумаг, в том числе в краже 100 тыс. долл. у его жены. Это стало большим потрясением для американской аристократии, включая президента Рузвельта. Когда Уильям О. Дуглас принес ему эту новость во время завтрака в постели, у президента на глазах выступили слезы. "Только не Дик Уитни!" - воскликнул президент; "Дик Уитни - Дик Уитни. Я не могу в это поверить!" На мгновение экономические роялисты показались столь же бессовестными, как утверждали лозунги "Нового курса".
Дом Морганов был возмущен спешно организованным расследованием SEC скандала с Уитни. Многолюдные нью-йоркские слушания проходили на Бродвее, 120, рядом с "Корнером". Дин Ачесон из Covington, Burling представлял интересы биржи, а молодой юрист SEC по имени Герхард А. Гезелл вел допрос. Когда Гезелл спросил Джека Моргана, считает ли он себя ответственным перед биржей в этом деле, Джек ответил: "Нет, вообще никаких". Когда Гезелл спросил, почему Морганы одолжили деньги Ричарду, Джек ответил, что никогда не интересовался причиной. "Ну, вы же не думали, что дело в вине, женщинах и лошадях?" - спросил Гезелл. спросил Гезелл. Когда Джек ответил, что нет, что сумма слишком велика для этого, все рассмеялись. Уставший и побежденный, Джек просидел с закрытыми глазами большую часть свидетельских показаний, как будто это был дурной сон, от которого он скоро, к счастью, проснется . Позже Гезелл отзывался о нем как о "совершенно восхитительном старом джентльмене... мягком и всегда правдивом".
Обычное хладнокровие Ламонта покинуло его. На слушаниях он признался, что ему и в голову не приходило, что Ричард - вор, что он одолжил деньги Джорджу и что он предполагал, что сотрудники фондовой биржи знают о сделках с акциями. Он возмущенно спросил: "Неужели вы ожидаете, что я, мистер Гезелл, скажу мистеру Джорджу Уитни: "Да, Джордж, я помогу тебе вылечить этот дефолт, который, по твоему мнению, совершенно единичен, но я должен немедленно отправиться в офис окружного прокурора и донести на твоего брата?"". Ламонт сказал, что поступил так, как поступил бы любой друг. Точно так же Джордж Уитни сказал, что поступил так, как поступил бы любой брат.
Документы Ламонта подтверждают его чувство недоумения. Даже перед своей подругой леди Астор он чувствовал себя обязанным заявить о своей невиновности:
По-моему, все это напоминает Алису в стране чудес. Неужели мы все должны забыть принципы, на которых нас учили помогать друг другу, прощать и пытаться
