ярких повествований Тацита, но именно оно и вызвало наибольшие сомнения среди историков, особенно среди историков XIX–XX веков. Почему надо было пользоваться кораблем для того, чтобы проплыть всего два километра? Ведь необходимо спуститься от виллы вниз, потом сесть в лодку, чтобы добраться до корабля, — не мог же корабль подойти по мелководью к самому берегу? Затем точно так же пришлось бы выгружаться! Не проще ли было проделать этот путь по суше, где была удобная дорога, тем более что именно так Агриппина и прибыла во дворец? Совершенно невероятным представляется то, что Агриппину сопровождало всего лишь два человека! По римским понятиям, это было бы неприлично мало даже для обычной богатой матроны, а тут мать императора, одна из богатейших женщин империи — и в сопровождении всего лишь двух человек?!! Не верится… Высказывалось и много других аргументов, подвергавших сомнению точность рассказа Тацита. И с этими возражениями, безусловно, следовало бы согласиться, если бы убийство не было задумано императором. Об этот аргумент разбиваются все остальные. И учитывая это, рассказ Тацита представляется совершенно правдоподобным…
Да, по суше добраться обратно проще. Но Нерон специально для матери приготовил великолепный корабль. Когда дело идет к примирению, разумно ли спорить? Да, сопровождения из двух человек явно недостаточно. Но Нерон предоставляет в ее распоряжение целый корабль, все люди на нем — это тоже ее свита. Пересматривать состав команды — значит высказать открытое недоверие сыну. При столь теплом приеме разумно ли это?
Критики Тацита справедливо замечали, что на большом корабле с десятками гребцов и членов экипажа нельзя было вовлечь в задуманное всех. Но и Тацит говорит о том же — действительно, когда гребцам дали команду перевернуть корабль, «среди них не было единодушия». А то, что Ацеррония «по неразумию» кричала, что она Агриппина, призывая помочь матери принцепса, и вовсе понятно. Аппиан, описывая проскрипции триумвиров во время гражданской войны, приводит много примеров, когда слуги, рабы или вольноотпущенники жертвовали своей жизнью, дабы спасти занесенного в списки проскрибированных хозяина, причем иногда выдавали себя за него. Вовсе не по неразумию кричала Ацеррония, а поняв, в чем дело, пыталась выдать себя за хозяйку, дабы дать той спастись. По той же причине молчала, отплывая от корабля, Агриппина. Все невероятно правдоподобно, особенно если учесть, что женщины могли быть примерно одного возраста и одной комплекции, — тогда отличить их ночью было непросто. Ацерронию забили баграми, но это дало возможность Агриппине доплыть до рыбацкой лодки. Не будь этой лодки, заговорщики, конечно же, догнали и забили бы и ее. Не помогла бы лодка и в том случае, если бы корабль заговорщиков остался цел, но он перевернулся, и Агриппина сумела спастись.
Можно лишь гадать, не со слов ли самой Агриппины Младшей, записанных ею или рассказанных своим приближенным сразу же после того, как ей удалось спастись, описал нам эти события Тацит. Но если это так, то вполне понятной становится и его образность, и наличие столь многих деталей.
Преступление сорвалось лишь случайно.
Поняла ли Агриппина, что покушение произошло по приказу ее собственного сына? Возможно, у нее сохранялась надежда на то, что покушение организовал не он, а кто-то из его приближенных, но, возможно, она тогда уже поняла все. Это была сильная, волевая женщина — вспомним, что, спасаясь от погони, она, даже получив рану в плечо, хранила молчание и сумела-таки уплыть. Будь она в Риме, Агриппина могла бы обратиться к народу, к гвардии, но она была в Бавлах — ухоженном, красивом, но маленьком курортном городишке…
Практически единственное, что она могла предпринять, — это притвориться, что считает все происшедшее не покушением, а нелепым несчастным случаем, и сообщить сыну о своем чудесном спасении.
Именно так Агриппина и поступила, то ли надеясь, что сын передумает, то ли стараясь выиграть время и суметь добраться до Рима. Но причины, заставившие Нерона пойти на убийство матери, были слишком серьезными, и он не передумал. Как пишет Светоний Транквилл, «когда ее вольноотпущенник Луций Агерм (Корнелий Тацит именует его Агерин) радостно принес весть, что она жива и невредима, тогда он, не в силах ничего придумать, велел незаметно подбросить Агерму кинжал, потом схватить его и связать как подосланного убийцу, а мать умертвить, как будто она, уличенная в преступлении, сама наложила на себя руки». Тацит сообщает, что расправиться с Агриппиной было поручено все тому же Аникету. Тем временем весть о несчастном случае с Агриппиной распространилась, «и всякий, услышав об этом, бежит на берег. Одни подымаются'на откосы береговых дамб, другие вскакивают в ближайшие лодки; иные, насколько позволял рост, входят в воду, некоторые протягивают вперед руки; сетованиями, молитвенными возгласами, растерянными вопросами и сбивчивыми ответами оглашается побережье; стеклась несметная толпа с факелами…»
В таких условиях, будь у Агриппины еще день-два, она бы могла поднять бунт, но Аникет действует решительно и быстро: «расставив вокруг виллы вооруженную стражу, выламывает ворота и, расталкивая встречных рабов, подходит к дверям занимаемого Агриппиною покоя». Увидев ворвавшихся к ней Аникета и сопровождавших его триерарха Геркулея и флотского центуриона Обарита, Агриппина и тут, сохраняя колоссальную выдержку, заявила тому, что если он пришел от сына, чтобы проведать ее, то пусть передаст, что она поправилась, а если «совершить злодеяние», то она не верит, что такова воля сына. Триерарх ударил ее палкой по голове. Аникет и Геркулей бросились на нее с мечами…
Тацит описал убийство Агриппины Младшей с чужих слов, не называя имен рассказчиков, а ими могли быть и некоторые из очевидцев, но указал, что у них «в рассказе об этом нет расхождений». И многие детали — сбежавшийся народ, оцепление виллы перед убийством, пытающиеся задержать вторгшихся и отступающие под их натиском рабы, а особенно одна маленькая деталь — то, что триерарх ударил Агриппину палкой, а остальные действовали мечами, звучат очень убедительно, заставляя верить в то, что примерно так оно все и было.
Так во второй половине марта 59 года погибла Агриппина Младшая.
Рим, по легенде, был основан Ромулом, убившим своего брата Рема, Рим знавал случаи, когда муж убивал жену или жена мужа, бывало, что глава семейства казнил своих детей, но чтобы сын убивал свою мать? Это был всего лишь второй известный в истории Рима случай. Такого не случалось уже более полутораста лет. Как сообщает Тит Ливий, в 101 году до нашей эры, впервые за все время существования Рима, убийство матери совершил некий Публиций Маллеол. Дабы покарать его, римляне специально придумали новую казнь — он был зашит в мешок
