– Придите, пожалуйста, в дом, – сказал Натан Саймон. И добавил: – Если вы были на веранде, извините, что не предупредил вас об этом чертовом звонке.
– Принимаю ваши извинения.
– Он подвешен на тот случай, если гости, которые ждут звонка, отправятся на рыбалку.
– Неужели? А мне он показался музыкой. Сейчас буду. Еще не сойдя с грязной дорожки, Стоун разглядел юриста, стоявшего у стеклянной двери дома со стороны, обращенной к озеру. Готовый к любой неожиданности – восьмой по счету, – Стоун поднялся по крутым каменным ступеням.
Член Верховного суда Эндрю Уэллфлит с редкими, в беспорядке свисающими на лоб седыми волосами сидел за большим письменным столом в библиотеке. Перед ним лежала толстая пачка с показаниями Конверса, освещаемая светом торшера, стоявшего слева. Прошло некоторое время, пока он поднял голову и снял очки в стальной оправе. Глаза его были колючими и недовольными, полностью соответствуя прозвищу, которое он получил два десятилетия назад, когда только приступил к работе в Верховном суде, – Мрачный Энди. Однако, несмотря на его характер, никто не подвергал сомнению его обширнейшие познания, острый ум, безусловную честность и безграничную преданность закону. Приняв все это во внимание, Стоун решил, что восьмая неожиданность станет, пожалуй, самой приятной из всех прочих.
– Вы читали это? – спросил Уэллфлит, не протягивая руки и не предлагая стула.
– Да, сэр, – ответил Стоун. – В самолете. Это именно то, о чем он говорил мне по телефону, но изложено, конечно, с большими подробностями. Неожиданностью для меня оказались только показания этого француза – Прюдомма. В них объясняется методика их работы – вернее, то, как они могут работать.
– И что же, черт побери, вы собираетесь со всем этим делать? – Престарелый судья обвел рукой стол. – Хотите, чтобы я обратился в суд здесь и в Европе с просьбой отстранить от дел всех военных выше определенного ранга под весьма сомнительным предлогом, что все они замышляют недоброе?
– Я не юрист, сэр, о судах никогда не думал. Но я полагаю, что, как только мы получим показания Конверса и добавим к ним то, что нам удалось узнать, с этим можно будет обратиться к компетентным людям на высоком уровне, которые смогут хоть что-то предпринять. Очевидно, Конверс думал примерно так же, поскольку он обратился к мистеру Саймону, и, вы уже простите меня, ваша честь, в данный момент эти бумаги у вас в руках.
– Этого мало, – сказал член Верховного суда. – И провались они пропадом, все эти суды, хотя не мне бы говорить это вам, мистер бывший сотрудник ЦРУ. Нужны имена, как можно больше имен, а не пять генералов, трое из которых уже в отставке, а так называемый зачинщик несколько месяцев назад в результате операции остался без обеих ног.
– Делавейн? – спросил Саймон, отходя от окна.
– Он самый, – подтвердил Уэллфлит. – Трогательно, не так ли? Вроде бы не подпадает под расхожий образ опасного заговорщика?
– Именно это и могло довести его до крайности, – заметил юрист.
– Не отрицаю, Нат. Просто смотрю на собранную вами коллекцию. Абрахамс? Да ведь любой израильтянин, честно зарабатывающий на свой кошерный хлеб, скажет вам, что этот воинствующий горлопан – великолепный солдат, но без царя в голове. К тому же единственная его цель – величие Израиля. Ван Хедмер? Осколок прошлого века, скорый на расправу, но за пределами Южной Африки его голос и не слышен.
– Ваша честь, – теперь Стоун говорил гораздо тверже, чем прежде, – вы хотите сказать, что мы ошибаемся? Если вы так считаете, у нас есть и другие имена – я не имею в виду пару каких-то атташе в боннском посольстве, – я говорю о людях, которые были убиты только потому, что пытались найти ответы на все эти вопросы.
– Вы меня не слушаете! – бросил ему Уэллфлит. – Я ведь только что сказал Нату, что ничего не отрицаю. Да и что бы, черт подери, я стал отрицать? Ничего себе – противозаконная отправка экспортных грузов на сумму сорок пять миллионов! Аппарат, который способен вертеть как угодно средствами массовой информации и здесь, и по всей Европе и может легко создать, как заметил Нат, “образ убийцы-маньяка”, и все для того, чтобы добраться до вас! О нет, мистер, я не говорю, что вы ошибаетесь. Более того, я призываю вас немедленно заняться делом, в котором, как меня заверяют, вы здорово поднаторели. Заняться немедленно, не теряя ни минуты. Схватите этого Уошбурна и кого там еще вам удастся отыскать в Бонне; отловите их посредников в госдепе и в Пентагоне, накачайте их своими наркотиками – или как там эта дрянь называется? – и вытяните имена! Но если вы когда-нибудь хоть словом проболтаетесь о том, что это я посоветовал вам нарушить священные права человека, я скажу, что вы настоящее дерьмо. Поговорите с Натом. Прямо сейчас. У вас, мистер, нет времени на миндальничание.
– Но у нас нет необходимых ресурсов, – сказал Стоун. – Как я уже говорил мистеру Саймону, у меня есть несколько старых друзей, к которым я могу обратиться за информацией, не за тем, о чем вы только что сказали, – вернее, ничего не сказали. У меня просто нет ни людей, ни подходящего оборудования. Я даже не работаю больше в правительственном учреждении.
– Тут я могу помочь. – Уэллфлит сделал какую-то пометку. – У вас будет все необходимое.
– И еще одна проблема, – продолжал Стоун. – Даже соблюдая все меры предосторожности, мы все равно встревожим их. Это люди убежденные, а не просто обезумевшие экстремисты. У них распределены роли, подготовлены запасные позиции на случай отступления, и они отлично знают, что делают. Их логика – это логика наращивания событий до тех пор, пока мы не примем то, что они предлагают, а иначе – насилие, террор, убийства.
– Хорошо, мистер. Но что вы собираетесь делать? Сидеть сложа руки?
– Ни в коем случае. Так это или не так, но я поверил Конверсу, когда он говорил о действенности этих официально заверенных показаний и о том, что мистер Саймон может пробиться к тем, до кого нам самим не добраться. И почему бы мне ему не верить? Я и сам думал о том же, но имел в виду Конверса, а не мистера Саймона. Потребовалось бы больше времени, более существенные меры предосторожности, но рано или поздно мы все же вышли бы на нужных людей и организовали контрнаступление.
– И кого же вы имели в виду? – резко спросил Уэллфлит.
– Прежде всего, конечно, президента. Затем, поскольку замешаны другие страны, – государственного секретаря. Далее, в обстановке строжайшей секретности, – используя и те средства, о которых вы тут не говорили, – мы подобрали бы нужных людей, никак не связанных с “Аквитанией”, и создали из них рабочие группы, подчиненные штабам, здесь, у нас, и за границей. Кстати, у меня есть на примете человек, который мог бы оказать нам неоценимую помощь, – некий Белами из британской МИ-6. Когда-то я с ним сотрудничал, он мастер своего дела, и ему уже приходилось заниматься чем-то подобным. И как только наши группы оказались бы на местах, мы вытянули бы Уошбурна и еще кое-кого в Бонне. Прюдомм может разыскать в Сюрте имена тех, кто ведает перемещением военных грузов, и тех, кто фабриковал улики против Конверса. Как вы знаете из моих показаний, мы ведем сейчас наблюдение за островом Шархёрн. Судя по всему, это их нервный центр или центр связи. Имея подходящее оборудование, можно наладить перехват их сообщений. Главное – собрать как можно больше информации. А когда знаешь стратегические замыслы противника, легче подготовить контрнаступление, не вспугнув при этом своего врага. – Стоун приостановился и окинул взглядом своих собеседников. – Ваша честь, мистер Саймон, я возглавлял пять отделений ЦРУ в Великобритании и на континенте. И поверьте, этот план можно осуществить.
– Не сомневаюсь, – отозвался Натан Саймон. – Сколько это потребует времени?
– Если судья Уэллфлит обеспечит мне необходимую помощь, то, отобрав нужных людей – здесь и за границей, – мы с Дереком Белами можем приступить к активным действиям дней примерно через восемь – десять.
Саймон взглянул на члена Верховного суда и перевел взгляд на Стоуна.
– У нас нет восьми, а тем более десяти дней. В нашем распоряжении трое суток. – Он посмотрел на часы. – Вернее, еще меньше.
Питер Стоун уставился на высокого, осанистого адвоката с печальным и проникновенным взглядом и почувствовал, как от лица отливает кровь.
Крик ночного хищника, задушенный яростью, застрял у него в горле. Генерал Джордж Маркус Делавейн медленно опустил телефонную трубку. Его изувеченное тело было привязано ремнем к вертикальным стойкам инвалидного кресла, руки налились свинцом, дыхание участилось, вены на шее вздулись. Он сплел пальцы так сильно, что косточки на суставах побелели. Подняв крупную голову, Делавейн сузившимися от ярости глазами взглянул на стоявшего перед столом адъютанта, облаченного в полную парадную форму.
– Они исчезли, – тщательно контролируя себя, сказал он обычным высоким голосом. – Ляйфхельма взяли из ресторана в Бонне. Говорят, его увезли в неизвестном направлении на санитарной машине. Охрану Абрахамса усыпили сильной дозой наркотиков, потом подменили ее, подогнали к синагоге его собственную штабную машину и похитили на ней. Бертольдье исчез из квартиры на бульваре Монтень. Его шофер, не дождавшись генерала в назначенный час, осторожно поднялся в его квартиру и обнаружил там связанную голую женщину, у которой на груди губной помадой было написано: “Шлюха”. Она сказала, что двое неизвестных увели его под пистолетом. По ее словам, они говорили о каком-то самолете.
