стал бы тебя обманывать. И вот тебе мое мнение: Адам действительно идет ко дну.
Сэл Грек оказался не таким, каким я его себе представляла. Признаюсь, учитывая его итальянское имя, происхождение и то, как расписывал его Хоуи, я ожидала увидеть кого угодно, прожженного пройдоху, чуть ли не уголовника, но только не этого подтянутого, собранного, элегантно одетого человека с безупречной речью, который встретил меня в своем офисе на пересечении Пятой авеню и Сорок восьмой улицы.
— Мисс Бернс, — сказал он, протягивая руку, — мне очень жаль, что заставил вас ждать.
Мне пришлось подождать в приемной не больше пяти минут. Я заметила, как Сальваторе Грек украдкой окинул меня оценивающим взглядом.
— Могу я вам что-нибудь предложить? Моя секретарша готовит очень неплохой эспрессо.
— Это было бы великолепно.
Сэл ввел меня в кабинет с внушительным президентским письменным столом из красного дерева, столом для заседаний и двумя весьма вычурными креслами в стиле рококо. Стена была увешана фотографиями самого Грека с важными и влиятельными персонами Нью-Йорка.
— Я взял на себя смелость перед нашим разговором, — начал Сэл, жестом предлагая мне сесть, — навести справки о статье, написанной вашим братом. Позвольте мне с самого начала сообщить вам неприятную новость: приостановить ее публикацию едва ли удастся в силу ряда серьезных препятствий… Узнай я обо всем этом хотя бы месяц назад, я, возможно, смог бы найти способы заблокировать ее. Но до ее выхода осталось три недели. Адвокаты «Эсквайра» бдительно следят за тем, чтобы подкопаться к фактам было невозможно. Они потребовали от мистера Бернса внести ряд изменений, чтобы избавиться от любой потенциальной опасности судебных исков. Мистер Бернс сделал все, что от него требовалось. В «Эсквайре» охраняют эту статью с большим рвением. Держат ее за семью замками. Если вы действительно хотите прочитать ее до публикации, я мог бы, вероятно, ценой определенных усилий добиться этого для вас. Но вынужден вас предупредить: чтобы это обеспечить, мне придется передать своему контактному лицу серьезную сумму.
— Какую именно?
— А именно — десять тысяч долларов.
Я тяжело сглотнула.
Грек это заметил:
— Мой посредник ознакомил меня с кратким содержанием статьи… или, по крайней мере, с тем, что ему удалось прояснить в «Эсквайре», где к материалу имеют доступ лишь пять человек. Статья, по его словам, очень хорошо написана, основана на тщательно проведенном расследовании, события изложены в ключе, как он выразился, «печали по любимому брату, который бросился в мир больших денег, не подумав о цене, которую заплатит за свою алчность». Мне неприятно сообщать вам, что и вашему отцу в статье отведена совсем не выгодная роль деспотичного родителя. Высказывается предположение, будто Адам бросился в авантюру с финансами, чтобы доказать отцу, что он чего-то стоит…
Я закрыла глаза.
— Есть и еще кое-что, что вам следует знать. Ваши тревоги по поводу того, что «Эсквайр» передаст материалы по статье в КЦББ… боюсь, это уже произошло. Сейчас над делом работают пять агентов. Адам вместе с его начальником будет арестован в день выхода статьи. Будь я его адвокатом, я бы первым делом предложил сделку о признании вины и подумал о том, чтобы стать свидетелем обвинения против Тэда Стрикленда, чтобы намного скостить срок пребывания за решеткой. Когда это случится — а это случится, — если вы захотите, я мог бы за это взяться — у меня есть достаточный опыт вызволения «белых воротничков» из лап судебной системы. Но имейте в виду, вы не должны обмолвиться об этом ни словом ни Адаму, ни кому-либо другому… за исключением, конечно, нашего общего друга Говарда, против разговора с которым я не возражаю. Как американский итальянец, Говард понимает, что такое принцип омерта, согласно которому я действую.
— Что же мне сказать родителям?
— Вы им ничего не скажете. В противном случае вас могут привлечь к ответственности за вмешательство в федеральное расследование и создание помех следствию. Я наводил о вас некоторые справки, как и о любом новом клиенте. Видите ли, мисс Бернс, пытаясь защитить брата, которому неизбежно грозит решетка, вы подвергнете свою дальнейшую карьеру серьезной и очень реальной опасности.
— Но мои мама и папа…
— Я все знаю о вашей матери. Впечатляющая история риелторского успеха. Но заранее знать, что ее сына вот-вот арестуют… к чему заставлять ее испытывать такую мучительную боль? Даже если вы чувствуете, что могли бы доверить эту информацию своей матери, с юридической точки зрения вы не имеете права ничего ей говорить. Ваш отец… мне все известно о его работе в Чили. Вы можете не согласиться, но, на мой взгляд, ваш отец — патриот. Но он печально известен как человек вспыльчивый, горячая голова. Между нами… у него проблемы с генеральным директором его компании. Я упоминаю обо всем этом не просто для того, чтобы показать, что я хорошо делаю свою работу, но и для того, чтобы лишний раз подтвердить: вы ни при каких обстоятельствах не можете — не должны! — рассказывать отцу о том, что должно произойти на днях.
Как я отреагировала на эти новости? Погасила сигарету, которую курила, так сильно затягиваясь, что докурила до фильтра.
— Я знаю, как все это тяжело, мисс Бернс. Вся моя юридическая практика связана с поиском решений некоторых, казалось бы, неразрешимых проблем. Но для поиска этих решений требуется время, много времени. А время, как я уже сказал, сейчас, увы, работает против нас. Вот мой совет: вернитесь в свой кабинет и постарайтесь осознать, что вы ничего не можете сделать, чтобы предотвратить эти события. Еще раз советую вам никому ничего не сообщать, кроме Говарда Д’Амато. Хочу также предложить вам такой вариант: вы устраиваете семейный ужин за несколько дней до публикации статьи в «Эсквайре». Сделайте так, чтобы на нем присутствовали Адам и ваши родители. Тогда вы пригласите меня к вам присоединиться, и я все им объясню, в первую очередь то, что вот-вот обрушится на Адама. Доверьтесь мне, я дам им понять, что вы были бессильны, не имея возможности вмешаться раньше.
— А если, скажем, Адам не захочет, чтобы вы защищали его интересы в этом деле?
— Не стоит недооценивать мою силу убеждения, мисс Бернс. Тем более если речь идет о человеке, которому грозит провести за решеткой десяток лет своей жизни и лишиться большей части состояния. Дайте мне поговорить с вашим братом пять минут, и он поймет, что я нужен ему гораздо больше, чем он мне. О снятии обвинений не может быть и речи. Здесь можно говорить о том, чтобы уменьшить ущерб. Этого я могу
