Флёр внизу уже закончила охоту и даже очистила помещение от ошмётков и причесалась. Я поставил сундук посреди гостиной, чтобы наконец его рассмотреть. Он и вправду был большой и по размерам не уступал какому-нибудь саркофагу, в который решившемуся уступить преемнику ответственный пост фараону складывали книги, еду и даже пару светильников — чтобы тот не скучал в ближайшие пять тысячелетий, пока его не достанут оттуда копатели гробниц на свою погибель. По причине большой длины крышка сундука была разделена на две независимо открывающиеся половины. Крепкий дуб был богато инкрустирован слоновой костью и красным и чёрным деревом, а фурнитура явно была золотой, что сразу вызвало у меня недоумение — как же это Билл, которого к презренному металлу тянуло, словно лисицу в курятник, который даже в банк устроился, бедолага, чтобы к сокровищам несметным поближе быть, оставил вот так бесполезно висеть, по моим скромным оценкам, от двухсот грамм до килограмма отличнейшей добычи, даже не попытавшись всё это демонтировать. Впрочем, слегка приглядевшись, я заметил на деревянной поверхности царапины и борозды, явно оставленные ломиком — ну, всё в порядке, значит!
Флёр обмерла, глядя будто сквозь сундук, и у меня даже подозрение возникло, что она его как рентгеном просвечивает с помощью какой-то секретной способности вейл, но прошла минута, две — ничего не менялось. Даже дышать, по-моему, забыла. Я подошёл к ней и взял за руку, а она вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.
— Будет даже лучше, если мы его откроем дома, — предложил я. — Там Белинда сможет тебя поддержать…
— А тут есть ты, — нахмурилась она. — Этого бёлее, чем достаточно!
Моему самолюбию её слова, конечно, очень польстили. С другой стороны, о чём это я? Если уж она каждую минуту мечтает о том, как бы было здорово выйти за меня замуж, то такая мелочь, как готовность прийти ко мне за утешением, воспринимается, как нечто само собой разумеющееся…
Я присел перед сундуком и откинул петли. Поднял и откинул сначала одну крышку, потом другую. Сзади послышался всхлип, на который я предпочёл не обращать внимания. Потрогал. Холодный, так просто не понять, но зато не синий и не белый. Кожа, конечно, сильно бледнее, чем должна быть, но зато оттенок правильный, розоватый. Если нажать, то побелевшее пятно восстанавливает цвет примерно… через сорок пять секунд. Пощупал пульс на шее. Если и есть, то я его не нашёл. Борода отросла до неприличия, да и на голове что-то невообразимое. Ногти — на полсантиметра. Я достал планшет и стал копаться в настройках. Мне казалось, что я где-то видел то, что мне было нужно… Нет так уж это и просто — понять, кто перед тобой. Или что. О последнем я даже не задумывался, поскольку понимал, что так просто такими роскошными роялями никто разбрасываться не стал бы. Вот нужная программа. Нужно измерить фоновую интенсивность, а потом… Я осторожно раскрыл ему рот, нажав на подбородок, и навёл объектив на нёбо. Есть! Я снова закрыл рот.
— Жив, — уверенно сказал я, повернувшись к Флёр.
Она стояла ко мне спиной и лишь помотала головой, явно не желая поворачиваться. Я встал, зашёл к ней спереди и прижал к себе.
— Ну, что ты? — тихо спросил я. — Вот же уже всё. Мы его нашли. Он жив. Теперь нужно трансгрессировать его домой, а там… Это же всего лишь Живая Смерть!
Она повернула голову, чтобы посмотреть в сундук, и положила мне её на плечо.
— Это нё Живая Смерть, — сказала она минуты через полторы и снова спрятала лицо у меня на груди. — Я видела Живую Смерть — это что-то другое!
— Да ну, — не согласился я. — Точно тебе говорю!
— Что бы ты ещё пёнимал, — пробормотала Флёр. — Закрывай давай, пока я совсем нё расклеилась!
— А говорила, что меня более, чем достаточно, — упрекнул я.
— Ну да, с Бель бы мы уже рыдали в обнимку в три ручья, — пообещала она. — Так что эффект налицё.
Раз налицо — так налицо. Что я буду с ней спорить? Я сжал её чуть посильнее и отпустил — нужно было всё-таки закрыть сундук.
— Что такое? — спросила Флёр, не поворачиваясь, когда я фыркнул собственным мыслям.
— Подумалось, что вот оно — твоё приданое, — ответил я, опуская крышки и накидывая планки на скобы.
Она развернулась, наблюдая, как я запечатываю заклинанием оба замка.
— Моё богатствё, — с очень серьёзным видом подтвердила она. — Моё самое бесценное сёкрёвище. Всё, о чем девушка только может мечтать, и неизмеримо больше.
— Везёт же людям, — вздохнул я.
— Ну, ну, — с улыбкой потрепала она меня по плечу. — Не прибедняйся, дружок. У тебя прёсто замечательные девушки, которые тебя обожают настёлько, что не отрываясь восторженно смотрят тебе в рёт.
— Так уж и смотрят? — усмехнулся я.
— Ты просто не замёчаешь, — кивнула она. — Ну, поехали?
— А ты утащишь такую махину вместе со мной? — недоверчиво спросил я.
Она лишь тряхнула головой, протягивая мне руку. Я за неё взялся, и мы в мгновение ока перенеслись на лужайку перед домом. Конечно же, нас встречали. Белинда нервно вцепилась в плечо папе, мои змеи смотрели во все глаза. Хм. Восторженно, надо же! Флёр подняла сундук в воздух и понесла внутрь, а я бросился открывать перед ней двери.
— В лабораторию, — коротко скомандовала Богиня.
По мере того, как мама осматривала Сириуса, лицо её становилось всё грустнее. Первые минут десять или пятнадцать у неё ушли на поиск возможных ловушек и скрытых проклятий, которые помешали бы нашедшему вытащить Сириуса из сундука. Предосторожность была не лишней, хотя если спросить меня, то я бы ответил, что вряд ли Билл был в состоянии придумывать трёхходовые комбинации. Рон — может быть. С большой натяжкой. Но никак уж не Билл. Мама уже вложила ему в рот общее противоядие, которое должно было справиться практически с любым ядом, исключая лишь один или два процента совсем уж экзотических, и скормила ему противоядие от Живой Смерти. Ничего. Как лежал себе, так и лежит, только теперь уже на столе, а не в сундуке.
— Всё, — зло выдохнула мама, с остервенением сдирая с себя лабораторные перчатки драконьей кожи. — Может, когда Перри будет в состоянии…
В десятке метров на столе взорвалась пара стеклянных флаконов с ингредиентами.
— По крайней мере, он безопасен, — устало сказала она. — Можно укладывать в постель, купать и даже менять одежду. Может, поцеловать его нужно было или что-то в этом роде? — вопросительно подняла она бровь, глядя на Богиню.
— Это мы предоставим его принцессам, — слабо улыбнулась та. — Пусть они его лечат.
— И… что? — осторожно спросил я.
— И ничего, — развела руками мама. — Мы не знаем, что за зелье было применено. Скорее всего, это была Живая Смерть, но приготовленная с ошибками. Пока мы не знаем, что за ошибки были сделаны, мы не сможем изготовить или даже подобрать противоядие… Но он жив и в стабильном состоянии — это совершенно точно.
То есть, он в коме. Он превратился в такой же чёртов овощ, как лежащий в маггловской больнице Поттер! Волна гнева поднялась откуда-то изнутри. Не на маму, конечно… И даже не на бездаря-недоучку, который не может приготовить зелье, изучаемое на пятом курсе. Нет, на проклятую судьбу, которая поманила было конфетой в роскошной красочной обёртке, а по разворачивании там оказалось… как всегда. Отнюдь не шоколад. Вот же он, Сириус, нашёлся! Он не умер, не сгинул в чужом мире, он здесь… и его нет! Я развернулся и выбежал из лаборатории — ноги сами собой несли меня в зал, где мы занимались с папой. Я вбежал туда и прыгнул в направлении тяжёлой боксёрской груши, но когда я был ещё метрах в пяти от неё, та вдруг лопнула, выворачивая наружу вату и рассыпая по полу два мешка песка. Сжав кулаки, я двинулся в сторону одной из закреплённых на стене макивар. Доска выдержала лишь один удар, с треском расколовшись пополам… Лишь на третьей я уже достаточно успокоился, чтобы начать лупить по ней кулаками, при этом ругаясь и глотая слёзы.
Две тонкие руки обвили мой торс, а к спине прижалась голова, и я сразу остановился. Она притиснулась ко мне ещё плотнее, изо всех сил сжимая руками и при этом умудряясь поглаживать ладошками. Я протянул руку назад, обнимая её за спиной, а другой накрыл её кисть. Она потёрлась о меня лбом и потянула, разворачивая, но при этом не отпуская от себя ни на сантиметр. Прижалась к моей груди, взяла меня за ту руку, которую я уже успел, несмотря на довольно толстые “мозоли” на костяшках, разбить в кровь, и с упрёком на меня взглянула. Я слегка качнул головой, изобразив пожимание плечами, а она поднесла руку ко рту и слизнула кровь с ранки, смущённо глядя в глаза. У меня засосало под ложечкой, когда перед глазами встала та сценка, в которой она присосалась к полной змеиного яда дырке у меня в ноге, даже не задумываясь, что сама отравится и через минуту будет лежать рядом. В порыве нежности и благодарности я прижал её к себе и поцеловал в макушку. Мне стало хорошо и совсем больше не хотелось всё вокруг разносить в щепки. Мои мысли больше занимало, как бы мне теперь попросить прощения у неё за то, что я был такой бездушной свиньёй и позволил себе проигнорировать, кто она мне… Я как я ей дорог.
