о станок.
«Сейчас люди спят, — подумалось вдруг, — и не морочат себе голову выбором пути. Ходят теми же маленькими дорожками. И все зубчатки остаются целы…»
Рядом со мной вырос какой-то незнакомый востроносый парень.
— Что ты наделал, пижон? — спросил он таким тоном, точно сказал: «Добрый вечер». Он был в синей спецовке и синем берете. Из нагрудного кармана торчали пачка сигарет и штангенциркуль.
Я только махнул рукой. Он поднял крышку.
— Ничего страшного.
— Не твое дело, — отрезал я. — Не суй нос куда не следует!
Он взглянул на меня усталыми глазами, покачал головой и ткнул себя пару раз пальцем в висок.
«Люди сейчас спят, — снова подумал я, — и никакие зубчатки у них не крошатся…»
— Не надо спать у станка, — услышал я его флегматичный голос.
— Поди ты к чертям, — незло сказал я. — Не хватало мне твоих поучений!
Он и внимания не обратил на мои слова.
— С полчасика работы — и все, — заключил он.
— Как это все?
— Все, — повторил он. — Можешь отправляться домой. Осталось двадцать минут. Ты тут все равно ничего не сделаешь. Я сам исправлю. Напрасно ты только раскис.
— Нет, я останусь, — поспешно, запинаясь, сказал я, — быстрее будет…
Она была дубликатом Бриджит Бардо. С бессмысленными рыбьими глазами и тонким претенциозным носом.
— Вы, кажется, комсомолец? — певучим голосом спросила она.
Я опустил рычаг и остановил станок.
— Не кажется, а так и есть.
Она протянула маленькую ручку и улыбнулась.
— Будем знакомы. Илона, секретарь цеховой комсомольской организации.
Я боязливо посмотрел на ее чистую руку и протянул ей свою, обтерев предварительно о брюки.
— Очень приятно, Мартинас.
— Вы, кажется, недавно работаете у нас, да? И посещаете вечернюю школу?
— Да.
— Каких-нибудь жалоб или пожеланий у вас нет?
— Хм… Вы же не врач и не заведующая столовой.
— Да, — она несколько смутилась, — но мы обязаны заботиться о молодых рабочих.
— Мне бы вот только в первую смену. Выпускные экзамены на носу.
Ее личико изобразило сожаление.
— Увы, это не в нашей компетенции… Обратитесь к своему мастеру.
— Вы очень заботливы.
— Это наш долг.
— И вы всегда не в силах помочь?
— Наивный вопрос. Вы забываете, что это производство, что есть план.
— Стало быть, вы приходите только для того, чтобы успокоить свою комсомольскую совесть?
— Может, мы и сможем чем-нибудь помочь. В будущем…
— И вы сможете спокойно спать?
— Смеетесь?
— Каждую ночь, когда вам будут сниться ваши планы и отчеты, я стану превращаться в огромный вопросительный знак.
— Вы так думаете?
— До свидания, — сказал я и включил станок.
Я пошел к Сильвису.
— Без работы? — спросил он.
— Нету кладовщицы.
Сильвис чертыхнулся.
— Она всегда так. Если появится через час, радуйся. Лучше пойди погуляй по двору.
Но я пошел в контору. Мастер сидел за столом и что-то писал.
— Я не могу работать, — сказал я и положил чертеж на стол.
Мастер ничего не ответил. Его перо фиолетовыми чернилами быстро выводило буквы. Чернильные пятна были и на столе, и на полу.
— Ну и не работайте, — пробормотал он, не поднимая головы. — Обождите.
— Но я же должен работать.
Мастер нахмурился.
— Не мешайте. Видите ведь — я занят.
Мгновение, и мои пальцы сжались в кулак. Чертовски хотелось хватить его по тупой физиономии, но я взял чертеж и вышел во двор. Взобрался на деревянный ящик контейнера и закурил.
Все эти дни окончательно перепутались в моей памяти. Сколько же прошло времени — неделя, месяц… Никак не могу сообразить.
Тает снег, в порывах ветра уже чуешь запах сырой древесной коры и земли. Скоро весна. И чертовски грустно. Меня спрашивают: «Как дела?» А как я могу отвечать людям «спасибо, неплохо», когда мне так не везет?
Прошел час.
Вернувшись назад, я увидел кладовщицу, медленно плетущуюся вдоль стены цеха. Я обождал, пока она подойдет ближе, и ногтем постучал о циферблат своих часов.
— Может, пора уже открыть склад? — вежливо осведомился я.
— Молокосос! — бросила она.
— Как, по вашему мнению, должен я работать или нет? — спросил я, сдерживая закипавшую злобу.
— Чего пристаете? На минутку вышла, а он уже скандал поднимает!
— Если это у вас только минутка, то лучше вообще не выходите на работу.
Она отперла склад, я ей подал чертеж с заданием.
— Нахал! — плаксиво сказала она. — Молоко на губах не обсохло.
— Шумите? — раздраженным фальцетом спросил мастер, вперив в меня свои бесцветные глаза. — Не успели ноги согреть, а уже командуете!..
— Заткнись! — крикнул подоспевший вдруг Жорка. — Не валяй дурака! Все знают, что Яня вечно гастролирует в рабочее время… А ты не скули… — повернулся он к Яне. — Нечего тут…
10
Конец месяца — и токари снова сидят на венских стульях вдоль конторских стен. В углу сижу и я, слушаю негладкую, канцелярскую речь начальника цеха. Наш мастер тоже скромно подсел к начальнику и с видом мученика качает головой в такт.
«Мартинас Граужис… Граужис. Тут он?»
Только услышав свое имя, я поднял голову на говорившего. Что, не выполнил план? Ясно, понятно… Однако как же я мог выполнить, если…
Начальник цеха облизнул губы и, почесывая металлической линейкой в затылке, сказал:
— Надо серьезнее относиться к работе, молодой человек.
Это было сказано таким вялым, тягучим голосом, точно ничего другого от меня и нельзя было ожидать. Никто не сердился, не удивлялся. Я молчал, покраснев от стыда, утратив способность раскрыть рот и выдавить из себя хоть единое слово в свое оправдание. А еще думал, спросят — почему? Я смогу все объяснить… Обождите, да разве же так можно?
Но разговор уже шел о других.
«Принимается подписка…» — прочел я в витрине. Еще раз окинул взглядом обложки книг и украдкой заглянул внутрь книжного магазина. Мать с профессиональной улыбкой сказала что-то пожилому мужчине, потом сняла с полки объемистый том, завернула его в бумагу, перевязала и подала сгорбленному подписчику. Тот зашевелил губами, выражая свою благодарность, и поспешно вышел из магазина, словно боясь, как бы кто-нибудь не отнял его клад. Тогда только я решился войти. Я редко навещал мать на работе, и, видимо, поэтому она встретила меня настороженным взглядом.
— Здравствуй, мама, — сказал я, оглядываясь по сторонам. — Здесь очень уютно. Тишина, спокойствие, книги. Много времени для размышлений…
— Дома еще не был? — спросила мать.
— Нет, я прямо с работы, — я потоптался на месте, потом порылся в кармане.
— Это зарплата. Ты не удивляйся, что так мало. В другой раз получу больше. Мне дьявольски не везло этот месяц…
— Это совсем не мало, — возразила мать, и вдруг мне показалось, что это не ее голос, а голос книг на стеллажах. — Спасибо,
