Он сидел впереди, и Маринка время от времени любовалась его затылком. После тестирования она не выдержала и подошла к нему.
— Все решил? — как можно безразличнее спросила она.
— Да вроде, все, — ответил он, — только не знаю, правильно ли. Кое-где сомневаюсь.
— Напиши, что тебе попалось. Я проверю.
— Не надо, мне Лена проверит. Ну как ты поживаешь? Как у тебя с тем парнем?
— Нормально. Слушай, Дим, ты тогда придумал музыку? К той песне о лете, помнишь?
— Да, конечно. В тот же день. Я ее в Москве на радиостудии спел — им так понравилось! Правда, предложения они мне сделали какие-то… дикие. Но песня произвела впечатление. А песенка про щенка была нашим гимном. Я за нее на елке в Кремле плюшевого щенка получил. Лене подарил. Хотя, по справедливости, надо было бы тебе.
— Ничего, пусть он у нее живет. Дима, как мне хочется послушать песню про лето. У Стаса плеер есть, чтобы сразу, когда поют, записывать. Можно, я к тебе когда-нибудь приду и ты ее споешь под гитару, а я запишу? Я Стасу обещала дать послушать песни на мои слова.
Маринка все наврала. Со Стасом она давно порвала, и никакого плеера у нее, конечно, не было. Но ей безумно хотелось побывать еще раз в его комнате, посидеть с ним рядом на их диване. Хоть час счастья — неужели она совсем не имеет на это права? Скажет потом, что плеер сломался.
И Дима купился. Он сразу поверил ей и про Стаса, и про плеер. Ведь ему так хотелось, чтобы у Маринки в личном плане все наладилось.
— Конечно, приходи, — согласился он. — Можешь, если хочешь, с ним приходить. Я Лену позову, познакомимся.
— Нет, это неудобно, — возразила Маринка. Только Лены ей не хватало. — Он не согласится. Знаешь, я ему про нас с тобой рассказала, и он будет ревновать. Лучше я одна приду. Я ненадолго. Запишу и уйду.
— Ну как хочешь. Можешь завтра прийти. Нет, завтра мы с Леной идем на кафедру информатики в Политех. Приходи послезавтра. Часика в четыре. Я тебе спою, ты запишешь, а потом я тебя провожу до вашего дома. Ты пойдешь к себе, а я — к Лене.
Через слово у него — Лена, Лена, Лена! — расстроилась Маринка. — Боже, какая мука! Но надо терпеть. Зато хоть побываю еще раз там, где я была так счастлива. Смотреть на него, слушать, как он поет, видеть его пальцы, перебирающие струны, — такое наслаждение! Могу я себе хоть изредка это позволить? Не все же одной Ленке.
Когда через день, стоя у знакомой двери, она нажимала на кнопку звонка, у нее подкашивались от волнения коленки. Дома Маринка не стала пить никаких таблеток, чтобы не быть заторможенной − ведь тогда она не почувствует, не испытает всего счастья в полной мере. Она хотела надеть свою самую прозрачную и открытую блузку, но потом передумала.
— Все равно мне его сегодня не соблазнить, — решила Маринка, — когда у него в обоих глазах по Ленке. Только насторожу.
И она оделась поскромнее.
— Представляешь, плеер сломался, — заявила она с порога, когда он открыл дверь. — Такая жалость! Но раз уж договорились, хоть послушаю.
— Ничего, я на кассету запишу, — успокоил он ее. — Мой музыкальный центр это позволяет. Проходи.
С замиранием сердца она вошла в его комнату. Вот их диван и компьютер на том же месте. И полка с книгами. Она подошла к столу и стала рассматривать фотографии под стеклом. Он с Леной на Красной площади. Он с Леной под елкой. Он и Лена танцуют, наверно, в Кремле. Такие красивые и счастливые! Она даже тихонько застонала от боли в груди — хорошо, что он не слышал. Настраивал гитару, потом включал свой музыкальный ящик.
— Дима, можно я у тебя спрошу одну вещь, — набралась храбрости Маринка. — Только ты, пожалуйста, не сердись, ладно?
— Как я могу на тебя сердиться, Мариночка! — ласково ответил он. — Спрашивай. Что ты хочешь знать?
— Скажи, если бы тогда… помнишь? … если бы все случилось… между нами, это изменило бы что-нибудь? Ты бы все равно был с Леной?
— Конечно! — быстро ответил он. — Это ничего бы не изменило. Только все стало бы намного сложнее. Ты молодец, что не поддалась — спасибо тебе.
— Я так и думала. — Она опустила глаза, чтобы он не заметил с трудом сдерживаемые слезы. — Ну давай, начинай — мне не терпится услышать ту песню. А потом спой еще что-нибудь из нашего репертуара.
Она села на диван, а он на стул перед ней и начал перебирать струны гитары. Но вдруг вспомнил, что забыл нажать на какую-то кнопку в музыкальном центре. Он потянулся к ней, и его плечи и грудь оказались совсем близко от Маринкиного лица.
Почувствовав его запах, она едва не потеряла сознание. Не в силах больше совладать с собой Маринка прижалась губами к этой — такой любимой! — груди и поцеловала ямочку между ключицами в расстегнутом вороте его рубашки.
Дима отпрянул и испуганно взглянул на нее.
— Мариночка, ты что? Зачем? — прошептал он. — Это нехорошо. Нельзя!
— Ой, Димочка, прости меня! — зарыдала несчастная Маринка. — Прости, я не смогла, я просто не удержалась. Я, правда, хотела только послушать. Но я не могу, не могу − я так люблю тебя!
— Ну-ну, солнышко, не плачь, не надо! — Он присел перед ней и протянул стакан с водой. — На, выпей и успокойся. Это я виноват — я ведь думал, что у тебя все прошло. Не надо было мне тебя к себе звать.
— Нет, Димочка, нет! Позволь мне хоть иногда… видеть тебя, быть с тобой рядом. Иначе я просто не смогу жить. Клянусь, больше такое не повторится! Позволь мне быть тебе другом — только другом! Не отталкивай меня совсем, умоляю!
— Хорошо-хорошо! — торопливо заговорил он, глядя на нее своими бархатными глазами с жалостью и состраданием. — Конечно, мы останемся друзьями. Ты пей, пей!
— У тебя нет валерьянки? — спросила она, вытирая слезы. — В таблетках.
Он сбегал в другую комнату и принес пузырек с желтыми таблетками.
— Можно я возьму сразу три?
— А не много? Тебе не будет плохо? — заботливо спросил он.
— Ничего, я всегда так пью. Зато потом можно ничего не чувствовать и жить дальше.
Она проглотила таблетки и встала.
— Я пойду, Димочка. Еще раз — прости меня. Я люблю тебя очень сильно. И наверно, это навсегда. Но докучать тебе больше не буду. Помни: если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь — только позови. Прости, что я обманула
