В этом и состоял грех.
— Вы настоящий, — сказала она себе.
— Да. — Его голос оказался низким и звучным, прозвучавший лаской для ее ушей. Но затем он надломился словно от боли. — А у вас малыш.
— Да.
Он снова закрыл глаза, но теперь мужчина выглядел так, будто ему нанесли сокрушительный удар.
— Я вас видел.
— Когда?
— В клинике, много ночей назад. Я думал, они вас избили.
— Братство? С чего…
— Из-за меня. — Он открыл глаза, и в них стояла такая боль, что ей захотелось его как-то утешить. — Я бы никогда не поставил вас в такое положение. Вы не имеете ничего общего с войной, и моему заместителю никогда, ни за что на свете не стоило вас в нее вовлекать. —
Его голос становился все ниже и ниже. — Вы невинная. Даже я, у которого совсем нет чести, сразу же это понял.
«Если у него совсем не было чести, зачем он тогда только что разоружился», подумала она.
— Вы соединены? — хрипло спросил он.
— Нет.
Внезапно его верхняя губа оттянулась от огромных клыков.
— Если вас изнасиловали…
— Нет, нет, нет… я сделала это ради себя. Ради мужчины. — Ее рука переместилась на живот. — Я хотела малыша. Пришла моя жажда, и я могла думать только о том, насколько мне хочется стать мамэндля кого-то, кто будет принадлежать лично мне.
Эти зауженные глаза снова закрылись, и мужчина поднял к лицу мозолистую ладонь. Пряча свой не отвечающий нормам рот, он произнес:
— Как бы мне хотелось…
— Чего?
— …чтобы я был достоин дать вам то, чего вы желали.
Лэйла вновь почувствовала греховную потребность протянуть руку и прикоснуться к мужчине, как-то его успокоить. Реакция воина оказалась настолько необузданной и открытой, а мука столь схожей с ее собственной, что каждый раз ощущала, думая о нем.
— Скажете, что они хорошо с вами обращаются, невзирая на то, что вы мне тогда помогли?
— Да, — прошептала она. — В самом деле, очень хорошо.
Он уронил руки и позволил голове откинуться назад, словно от облегчения.
— Это… хорошо. И вы должны простить меня за приход сюда. Я ощутил вас и обнаружил, что не способен себе отказать.
Будто его влекло к ней. Будто он… хотел ее.
«О, дражайшая Дева-Летописеца», произнесла она про себя, когда ее тело согрелось изнутри.
Казалось, его взгляд впился в дерево по ту сторону поля.
— Вы думаете о той ночи? — спросил он тихим голосом.
Лейла посмотрела вниз, на свои руки.
— Да.
— И это причиняет вам боль, не так ли?
— Да.
— Как и мне. Вы всегда в моих мыслях, но, осмелюсь предположить, по другой причине.
Когда сердце по-новой заколотилось у Лэйлы в ушах, она сделала глубокий вдох.
— Не уверена… что моя причина столь отличима от вашей.
Она услышала, как он резко повернул голову.
— Что вы сказали, — выдохнул он.
— Уверена… вы вполне хорошо все расслышали.
Между ними мгновенно возникло огромное напряжение, пространство, которое они занимали, уменьшилось, приближая их, однако никто не двигался.
— И надо же было оказаться вам их врагом, — подумала она вслух.
Надолго повисла тишина.
— Теперь уже слишком поздно. Были предприняты действия, которых нельзя отменить ни словами, ни клятвами.
— Жаль, что это так.
— В эту ночь, в этот миг… мне тоже жаль.
Теперь она сама быстро повернула голову.
— Возможно, есть выход…
Он поднял руку и заставил женщину замолчать кончиком пальца, так нежно едва коснувшегося ее губ.
Когда глаза мужчины сосредоточились на ее губах, у него вырвалось едва слышное рычание… но он не позволил ему продолжаться долго, прекратив звук, словно не хотел ее обременять, или, может быть, испугать.
— Вы в моих мыслях, — пробормотал он. — Не проходит и дня, чтобы я не думал о вас. Ваш запах, ваш голос, ваши глаза… этот рот.
Он развернул ладонь и прошелся по ее нижней губе мозолистым большим пальцем.
Опустив веки, Лэйла потянулась к прикосновению, зная, что это все, что она получит от этого мужчины. Они оказались на противоположных сторонах в войне, и хотя женщина не знала никаких деталей, дома она слышала достаточно, чтобы знать, что он прав.
Он не мог отменить содеянного.
А это означало, что мужчина приговорен.
— Поверить не могу, что вы позволяете мне прикасаться к себе. — Его голос стал хриплым. — Я каждую ночь буду вспоминать это.
Глаза защипало от слез. Дражайшая Дева-Летописеца, всю свою жизнь, она ждала минуты подобно этой…
— Не плачьте. — Его большой палец прошелся по ее щеке. — Не плачьте, прекрасная достойная женщина.
Если бы кто сказал ей, что некто столь грубый, как он, способен на такое сочувствие, она бы им не поверила. Но он был. С ней, он был способен на сострадание.
— Я пойду, — сказал он внезапно.
Ее первым побуждением было молить его об осторожности… но это означало бы, что она желает добра тому, кто задумал свергнуть Рофа с престола.
— Прекрасная Избранная, знайте. Если я когда-нибудь вам понадоблюсь, я приду.
Он что-то вынул из кармана… телефон. Повернув его к ней, он подсветил экран прикосновением к кнопке.
— Вы можете прочесть этот номер?
Лэйла сильно моргнула и заставила свои глаза сфокусироваться.
— Да. Могу.
— Это мой. Теперь вы знаете, как меня разыскать. И если ваша совесть потребует от вас предоставить эту информацию Братству, я пойму.
Она поняла, что он не умеет читать числа… и не из-за недостатка остроты зрения.
«Что же за жизнь он вел», с грустью подумалось ей.
— Всего наилучшего, моя прекрасная Избранная, — сказал он, пристально посмотрев на нее глазами не любовника, а хеллрена.
А затем он ушел, не сказав больше ни слова, покинул ее машину, поднял свое оружие и вооружился…
…перед тем, как дематериализоваться в ночь.
Лэйла закрыла лицо руками, ее плечи начали сотрясаться, голова поникла, эмоции хлынули через край.
Пойманная между разумом и душой, она разрывалась на части и в тоже время оставалась целой.
ГЛАВА 81
— Войдите, — отозвался Блэй, оторвавшись от «Сговора остолопов» 88… и удивился, увидев вошедшую в комнату, Бет.
Бросив лишь взгляд на лицо королевы, Блэй тут же принял сидячее положение на кушетке и отложил книгу.
— Привет, что случилось?
— Ты Лэйлу не видел?
— Нет, но, вернувшись от родителей, я все время провел здесь. — Он глянул на часы. Уже за полночь. — Ее нет в комнате?
