В «Марше космических негодяев» герои фактически выступают в образе пришельцев (хотя и с обратным знаком), как в другой песне 1966 года — «Каждому хочется малость погреться…»: «В космосе шастали, как-то пришельцы — / Вдруг впереди Земля»; в «Мистерии хиппи» (1973): «Мы — как изгои средь людей, / Пришельцы, из иных миров»; и в повести «Дельфины и психи» (1968): «А мы? Откуда мы? А мы — марсиане, конечно».
Перед тем, как продолжить разговор о «Марше космических негодяев», остановимся еще на «Марше аквалангистов», который содержит параллели, во-первых, с «Горизонтом» (1971): «Сжимаем до судорог скулы» = «И я сжимаю руль до судорог в кистях»; «Нам нужно добраться до цели» = «Мой финиш — горизонт»; «Он сделал, что мог и что должен» = «Я снова трачу всё на приближенье» (АР-3-112); а во-вторых — с песней «У нас вчера с позавчера…» (1967): «И пошла у нас с утра неудачная игра» = «Пусть не удалось испытанье» (АР-7-174); «Им везет, но только, эх, это временный успех» (АР-6-68) = «Победу отпраздновал случай»; «Только зря они шустры — продолжения игры / Проигравший может требовать по праву. / Может, мы еще возьмем, да и всё свое вернем, / А тогда и попрощаемся на славу» (АР-6-68) = «Ну что же, мы завтра продолжим!».
Мы не разбираемся в симфониях и фугах, Вместо сурдокамер знаем тюрем тишину, Испытанья мы прошли на мощных центрифугах — Нас вертела жизнь, таща ко дну.
Личностный подтекст строки «Мы не разбираемся в симфониях и фугах» подтверждает письмо Высоцкого к Шемякину, которое тот приводит в одном из интервью: «Понимая вынужденные пробелы в знаниях современной музыки, Володя писал мне в 1975 году: “Мишка! Просвещай меня музыкально, ибо я — темен”. Поэтому для него отбирались виниловые пластинки с произведениями практически не исполняемых в СССР композиторов — Шёнберга, Берга, Веберна и Штокгаузена»[1150]. Об этом же говорится в черновиках «Песни про белого слона» (1972): «Ну а я — не слишком музыкален» /3; 381/.
Кроме того, строка «Мы не разбираемся в симфониях и фугах» имеет своим источником песню неизвестного автора «Мы Шиллера и Гете не читали…», исполненную Высоцким в 1963 году на квартире у своего дяди Алексея Высоцкого. А упомянутые в ней писатели фигурируют в положительном контексте в книге Гитлера «Моя борьба». Поэтому герои песни, прочитав данную книгу и восхитившись ею («“Майн кампф” фюрера — во какая книжка!»), решили почитать также и упомянутые в ней произведения Шиллера и Гете, однако ничего не поняли: «Раз-два их почитаешь — I Как зараза хохотаешь, / Ничего в дугу не понимаешь» (как и лирический герой Высоцкого в «Песне Рябого», 1968: «Недоступны заповеди нам»). И оценили «Майн кампф» по-своему: «…Там всё про то, как режь и бей, братишка! / Эту книгу мы читали и себе на ус мотали, / Но не будет резать и давить».
Итак, герои не стали последователями гитлеровской идеологии, а остались «мирными жуликами», так же как и в ранних песнях Высоцкого:. «Но не будем резать и давить» ~ «Не резал я, не убивал — / Я сам боялся крови» («Формулировка», 1964; черновик /1; 408/; то же самое скажет лирический герой в «Сентиментальном боксере»: «Бить человека по лицу / Я с детства не могу»; отсюда и перекличка с одним из вариантов названия «Формулировки»: «Про хорошего жулика»[1151] = «Про сентиментального боксера»[1152]). А основная редакция «Формулировки»: «Неправда! Тихо подойдешь, / Попросишь сторублевку. / При чем тут нож? При чем грабеж? — / Меняй формулировку!», — напоминает более позднюю песню «До нашей эры соблюдалось чувство меры…» (1967), где встретится похожий образ: «Бандит же ближних возлюбил — души не чает, / И если что-то им карман отягощает, / Он подойдет к ним, как интеллигент. / Улыбку выжмет / И облегчает ближних / За момент»'[1153] (кроме того, здесь наблюдается влияние еще одной блатной песни, исполнявшейся Высоцким, герой которой также выступал в образе уголовника и изображался с симпатией: «И здрасьте, мое почтенье! / Вам от Вовки нет спасенья» ~ «“И здрасьте”, - скажет / И облегчает граждан / За момент»; АР-11-142). А через год для фильма «Опасные гастроли» Высоцкий напишет «Песню Бенгальского», где в очередной раз с иронической симпатией выскажется об одесских жуликах, которые будут выведены как «вежливые бандиты»: «И в других краях едва ли / Вас так мило обобрали / И так вежливо при этом извинились!» /2; 415/.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Помимо того, призыв «Режь профессоров — они падлюки!» напоминает стихотворение «Началося спозаранку…», написанное Высоцким предположительно в 1956 году: «Крики, вопли, перебранка, / Кохановский-сквернослов / Закричал: “Уж если пьянка, / Режь московских фраеров!”»[1154] [1155]. Причем после стихотворения следовали иронические ремарки, одна из которых выглядела так: «сквернослов — Тоже употреблено не с целью указать род занятий или манеру поведения И.В. Кохановского (это скорее можно отнести к В. Высоцкому), а для рифмы»948. Таким образом, характеристику сквернослов автор применяет к самому себе, как и в более позднем «Марше космических негодяев».
А слово падлюки, фигурирующее в строке «Режь профессоров — они падлюки!», произнесет и один из авторских двойников (параноик) в «Письме с Канатчиковой дачи»: «Разошелся — так и сыпет: / “Он, падлюга, будет выпит…”» (АР-8-58).
В песне «Мы Шиллера и Гете не читали…» после строки «Режь профессоров — они падлюки!» следовал такой текст: «Они нам преподносят все науки <…> Голова болит от этой скуки!». Тут же вспоминается описание очередного авторского двойника в «Письме с Канатчиковой дачи»: «От наук уставший школьник / Здесь живет, чему и рад: / Расчехвостил треугольник, / Доказав, что он квадрат» (АР-8-50), — которое, в свою очередь, повторяет слова лирического героя о вражеском «Фиате» из «Песни автозавистника»: «Я по науке раздраконю под орех» (АР-2-112). Да и в песне «Мы Шиллера и Гете не читали…» герои тоже хотят «расчехвостить» и «раздраконить» всё, что им не нравится: «Режь профессоров <…> Из семьи мы сделаем котлету». Точно так же ведут себя лирический герой в «Путешествии в прошлое» и лирическое мы в «Мистерии хиппи»: «Выбил окна и дверь / И балкон уронил», «Кромсать всё, что ваше, проклинать!».
А «Мистерия хиппи» содержит еще некоторые параллели с песней «Мы Шиллера и Гете не читали…»: «Из семьи мы сделаем котлету» ~ «Узы мы свели на нуль: / Нет ни колледжа, ни вуза, / Нет у мамы карапуза, / Нету крошек у папуль!»; «За нравственность пижонскую за эту» ~ «Нам ваша скотская мораль — / От фонаря до фонаря!» (да и «космические негодяи» тоже «забыли десять заповедей рваных»).
В другой исполнявшейся Высоцким песне — «Когда качаются фонарики ночные…» на стихи Глеба Горбовского — герой предстает таким же любвеобильным, как в песне «Мы Шиллера и Гете не читали…» и в песне самого Высоцкого «Я был слесарь шестого разряда»: «Мне дама руки целовала, как шальная» ~ «Две блондинки у руках, / Три брюнетки у ногах», «Ну и, кроме невесты в Рязани, / У меня две шалавы в Москве» (то есть те же «две блондинки»). И таким же был в жизни сам поэт.
Еще одним примером буквального заимствования из блатного фольклора может служить перекличка между песней «За хлеб и воду…» (1962) и исполнявшейся Высоцким песней «Рано утром проснешься…»: «Это Клим Ворошилов / И братишка Буденный / Подарили свободу, / И их любит народ» ~ «Освободили раньше на пять лет, / И подпись: Ворошилов. Георгадзе». В обоих случаях герои выступают в образе воров: «И теперь на свободе будет мы воровать» ~ «Мы вместе грабили одну и ту же хату». Сравним также с ранним стихотворением Высоцкого «Эх, поедем мы с Васей в Италию» (1955): «Эх, как выгонят Васю на улицу — / Будет вынужден он воровать»[1156]. Отсюда и пошли его первые песни. А мотив «выгонят Васю на улицу» получит развитие в песне «Подумаешь — с женой не очень ладно!» (1969): «Ну что ж такого — выгнали из дома!», — и в повести «Дельфины и психи» (1968): «Нельзя мне остаться импотентом — меня из дома теща выгонит, и жена забьет до смерти».
