Федя искренне подумал: «Нет, нельзя ссориться… Есть отношения, которые не подлежат пересмотру. Игорь такой есть и другим не будет… Когда тебе сорок, трудно искать новых друзей. Паша — контактный парень, с ним приятно поболтать — не более».
— Федя — личность, но друзей он склонен забывать. Они у него на втором, на третьем плане, — сказал Хрусталев. Только и всего из обвинительной тирады, которую собирался произнести!
— А ты только сейчас открыл это? — удивилась Алла.
— Какая чепуха! — рассмеялся Федя.
— Только, Игорь, ты не говори ему, что он — личность. Ему этого нельзя говорить… Просто противопоказано.
— Я говорю это в присутствии красивой женщины и для нее. Только!
— Смотри, как задумался Хрусталев! Он теперь переключился на поиски смысла жизни…
— Положим, я всегда искал его. И вообще, думаю, каждый человек в свой час задумывается над смыслом. Но суть не в этом, а в том, что мы в различные периоды жизни получаем разный ответ.
— Какой же ответ диктует тебе нынешний период жизни? — спросила Алла.
— Не могу сформулировать, но надо следовать мудрым жизненным процессам, элементарно: не перебегать дорогу перед идущим транспортом.
— Ты только сейчас это открыл? — спросил Федя.
— Представь себе! А ты это знал давно? Тогда зачем делаешь неожиданный поворот?
Благодушие на Федином лице сменилось досадой: опять! В конце концов Хрусталев испытывает его терпение: он, Федя, забыл о служебных разногласиях и позвал Игоря к Алле, но тот не оценил этого жеста. Его дело.
Алла настороженно взглянула на друзей — что произошло между ними?
— Так, — сказал Игорь, махнув рукой, — чисто служебная ситуация, в которой Атаринов не самым товарищеским образом повел себя.
— Совершенная чепуха! Игорь полез на рожон и поставил меня в неловкую ситуацию.
— Прав был я, на сто процентов, но он поддержал неправых, — возразил Игорь.
— И считает, что поступил принципиально, — улыбнулась Алла.
— Ну вас к лешему! Что, в самом деле, делаете меня негодяем?.. Да что я не доказывал десятки раз!..
— Федя, не надо! Ну, признай, у тебя есть слабость, — настаивала Алла.
— У всех есть свои слабости. Вот Игорь. Сейчас человек как человек… А найдет мрачность — и всех подозревает в интригах против него. Зачем?
— Вранье! Ты приписываешь мне свой собственный недостаток.
— Я не об этом!
— Нет, именно об этом.
— Ничего, Федор. Когда друзья судят — это не страшно. Мы с Аллой бьемся за тебя.
— Не надо за меня биться!
— Запетушился, запетушился!
Надувшийся Федя и в самом деле вышел на площадку курить, на мгновение он задержался в передней, чтоб взглянуть на себя в зеркало.
— Чего со свадьбой тянете? — дружески коротко спросил Игорь Аллу. Он знал, что может задать ей этот вопрос.
— Прости, но не могу же я сама назначить день и тащить его в загс, — с той же прямотой отвечала она, и уголки ее губ обидчиво опустились.
— Но он как раз нуждается в этом. Более того, ждет! Да, да! Я знаю.
— Но я-то не из тех, кто так действует, Игорь.
— Все верно. Но в данном случае возьми на себя. Он нуждается в руководстве…
Эта встреча задержала углубление начавшегося между Хрусталевым и Атариновым конфликта, но не уничтожила его корни.
21
Из перспективных дел Федя наметил выдвижение молодежи, что всегда вызывает уважение к руководителю и устанавливает за ним репутацию прогрессивного человека. Но, посмотрев штаты, Федя убедился, что молодежь и так выдвинута, дальше, кажется, некуда. Квалифицированных специалистов не хватало, в то же время на должностях диспетчеров, технологов и даже старших технологов числились молодые люди и девицы с десятиклассным или среднетехническим образованием. По-человечески все было ясно, и Федя прекрасно понимал, что они обретают здесь, во ВНИИЗе, необходимый им для поступления в вузы производственный стаж. Дети были дисциплинированны, вовремя являлись с обеда, исполняли мелкие поручения, но доверять им сколько-нибудь серьезную работу было немыслимо. И на станки их тоже нельзя было ставить, хотя бы учениками: они значились как ИТР. К генеральному Федя решил не ходить с этой мелочью. Он попытался было переложить решение на зама по науке, тем более что Александра Николаевича не было и всеми делами ведал Тихон Иванович Шашечкин. Тот выслушал Атаринова, лучезарно взглянул и сказал:
— А ты их уволь. Всех, всех разгони! Что это такое? Нельзя, нельзя… Этак мы в трубу вылетим. Мы ведем важнейшие разработки. Государство нам доверило. А мы — нет, не оправдываем доверия. Не оправдываем! Один я еще пытаюсь бороться…
— Как их уволишь? — опешил Федя, уже предчувствуя подвох. — Если по графе «несоответствие должности», значит, нужно создать комиссию и устроить переаттестацию.
— Вот и действуй, а как же, государство тебе доверило. Мы не можем, что это такое, бездельников кормить! Тут, брат, нужна принципиальность, а ты как думал? Глебов там всех пораспускал… Нет, посмотришь на вас, молодежь, — один я держу твердую линию. Иди и действуй!
«Я один… — вздохнул Федя, выйдя от старика, — а сам выбил квартиру во вниизовском доме для сына с семьей», — с досадой подумал он, и опять ему стало обидно. Теперь Тихон хочет поставить его в конфликтную ситуацию, в том числе с некоторыми членами ученого совета, дети которых также набирали производственный стаж! Хорош… Чего ж он сам их не уволит, у него как у зама власти побольше… Да что, это самый важный вопрос, что ли? Есть дела поважнее. В производстве находилось несколько образцов сложных машин, которые следовало испытать, а затем рекомендовать промышленности для серийного
