Илья Сельвинский, явно удивлённый таким мягким приговором, тут же сочинил памфлет «Радек». Начинался он так:
«К чему эти хлопоты, сбитая стая,Моральные паралитики?Вы уж давно для Союза сталиВопросами внешней политики.
Которые “слева”, которые “справа” —Одна угловая радуга,Но даже бандита можно исправить,Ну, а попробуйте Радека?»
Памфлет завершался четверостишиями, в которых упоминались приговорённый к расстрелу Алексей Александрович
Шестов, до ареста работавший управляющим цинковым рудником в Кемеровской области, и приговорённый к восьми годам лишения свободы (а потом всё равно расстрелянный) Михаил Степанович Строилов, работавший в Новосибирске управляющим трестом «Кузбассуголь»:
«Шестовых спросишь: “Для денег?” – “Для денег”.Строиловых: “Проданы?” – “Проданы!”А Радек воскликнет: “Да, я изменник,И всё же во имя… Родины”.
Нет, виртуоз нигде не сфальшивит;Видать стилиста! Из грамотных!И я предлагаю (логический вывод)При жизни создать ему памятник.
Это не будет отнюдь изваяньеС каким-нибудь цоколем в три ряда.Просто – дать спирохете званье:“Карл Радек, герой труда”».
Февраль 1937-го
1 февраля 1937 года был арестован Александр Константинович Воронский, бывший редактор журнала «Красная новь», оппозиционер, исключённый из партии, высланный из Москвы, а после отречения от своих взглядов прощённый.
В начале февраля вместе с уцелевшими лётчиками своего отряда из Испании был отозван старший лейтенант Павел Рычагов, сбивший шесть самолётов генерала Франко. Ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Подписывая этот документ, Сталин вычеркнул слова «старший лейтенант» и написал: «майор». И майор Рычагов, так и не побывавший «капитаном», был назначен командиром истребительной эскадрильи 81-й авиационной бригады.
7 февраля в третий раз был арестован поэт Павел Николаевич Васильев. Сохранилось стихотворение, которое он отправил своей жене Елене Вяловой:
«Снегири взлетают красногруды…Скоро ль, скоро ль на беду моюЯ увижу волчьи изумрудыВ нелюдимом, северном краю?..
Я скажу тогда тебе, подруга:“Дни летят, как по ветру листьё.Хорошо, что мы нашли друг друга,В прежней жизни потерявши всё…”
Февраль 1937. Лубянка. Внутренняя тюрьма».11 февраля арестовали Авеля Сафроновича Енукидзе.
А 14 февраля газета «Правда» вышла со стихотворением Александра Безыменского, в котором поэт торжествующе восклицал:
«Да здравствует Ленин, да здравствует Сталин!Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
В это время резидент НКВД и главный советник по внутренней безопасности и контрразведке при республиканском правительстве Испании Александр Орлов (Фельдбин) внезапно заболел и лежал в парижской больнице. К нему пришёл его двоюродный брат Зиновий Кацнельсон, работавший заместителем наркома внутренних дел Украины. Орлов потом написал в воспоминаниях:
«Я содрогнулся от ужаса на больничной койке, когда услышал историю, которую Зиновий осмелился рассказать мне».
Кацнельсон рассказал брату о папке вице-директора Департамента царской полиции Сергея Виссарионова и показал копии документов, неопровержимо доказывавших, что Иосиф Сталин был агентом охранки и выдавал ей революционеров.
А в Москве в это время (18 февраля 1937 года) покончил с собой (или был застрелен?) Григорий Константинович Орджоникидзе. Жена Николая Бухарина писала в воспоминаниях, что её муж случайно встретил Орджоникидзе в день «самоубийства» на площади в Кремле, Серго направлялся к Сталину для беседы и был «в приподнятом расположении духа и настроен решительно».
В том же феврале из Испании был неожиданно отозван в Москву советский полпред Марсель Израилевич Розенберг.
Его место (19 февраля) занял хорошо нам знакомый 39-летний Леонид Яковлевич Гайкис (Леон Хайкис). Это он в 1925 году встречал в Мексике прибывшего туда Владимира Маяковского, это он собирался проехать с Владимиром Владимировичем по мексиканской глубинке, это он выхлопотал для поэта въездную визу в Соединённые Штаты. В 1928 году уже во Франции Гайкис вновь встретился с Маяковским и способствовал осуществлению его поездки в Ниццу, где поэта поджидали Элли Джонс с трёхлетней дочерью.
Пленум Союза советских писателей, посвящённый столетию со дня смерти Пушкина, и открытие которого было назначено на 19 февраля, из-за похорон Орджоникидзе был перенесён на несколько дней позднее.
А 20 февраля 1937 года вышло совершенно незамеченное советской общественностью постановление Совнаркома, ссылаясь на которое Клим Ворошилов издал свой приказ:
«Во исполнение постановления Совета Народных Комиссаров СССР от 20 февраля 1937 года “о запрещении выезда и вербовки добровольцев в Испанию”, ПРИКАЗЫВАЮ:
Всем состоящим в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии военнослужащим рядового, командного и начальственного состава запретить выезд в Испанию для участия в происходящих в Испании военных действиях…
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ОБОРОНЫ СССР
МАРШАЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
К.Ворошилов».
Нарком обороны как бы заботился о гражданах страны, оберегая их от смертельных пуль, на которые можно было нарваться в далёкой Испании.
Пленум писателей или «Пушкинский пленум», как стали его называть, открылся 23 февраля в Большом театре.
Главный редактор журнала «Новый мир» Иван Михайлович Гронский (явно предварительно обсудив этот вопрос по телефону со Сталиным) предложил встретить открытие «Пушкинского пленума» так же, как в феврале 1934 года встречали партийный съезд. Тогда, как мы помним, всем делегатам вручали книгу о Беломорско-Балтийском канале. Теперь участникам пленума предлагалось вручить январский номер журнала «Новый мир», в котором началась публикация поэмы Сельвинского «Челюскиниана». Через два дня в своём выступлении Иван Гронский скажет:
«Гронский. – Особо остановлюсь на большой поэме Сельвинского, которую мы уже начали печатать, и которая, вероятно, многими из вас прочитана, – по крайней мере, первая часть… Эта поэма будет чрезвычайно интересной и, я бы сказал, будет большим достижением, большим шагом вперёд в творческом развитии Сельвинского».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
