на тех лохов, на которых Эдди натаскивал ее в Кливленде, разве что сидел костюм по-другому.
Она однажды видела, как с лоха снимали мерку, – с того, что возил ее в «Холидей Инн». Магазин примыкал к вестибюлю гостиницы. Лох стоял посреди примерочной в одном белье, весь в квадратах голубого света, и рассматривал свое изображение на трех больших экранах. На экранах не видно было голубых линий, поскольку на каждой голограмме лох был в другом костюме. Моне пришлось прикусить язык, чтобы не рассмеяться; система была снабжена косметологической программой; на каждом экране клиент выглядел иначе, чуть вытягивалось лицо или делался тверже подбородок – лох же вроде ничего такого не замечал. Потом он выбрал костюм, влез в тот, в котором пришел, – на том все и кончилось.
Эдди что-то объяснял Прайору, какой-то узловой момент в архитектуре очередной своей аферы. Мона научилась отключаться от содержания его речей, но сам голос все же до нее доходил. Эдди всегда разглагольствовал так, будто твердо знал, что никому не понять всех уловок, которыми он так гордится, поэтому говорил он медленно и доходчиво, как разговаривают с маленькими детьми, и к тому же доверительно понижал голос. Прайора это, похоже, не беспокоило. Моне казалось, что Прайору вообще плевать, что там болтает Эдди.
Зевнув, девушка потянулась. Самолет дважды подскочил на бетоне посадочной полосы, развернулся и сбавил ход. Эдди не переставал трепаться.
– Нас ждет машина, – перебил его Прайор.
– А куда вы нас везете? – спросила Мона, не обратив внимания на гримасу Эдди.
Прайор улыбнулся своей картонной улыбкой.
– В нашу гостиницу. – Он расстегнул ремень. – Мы пробудем там несколько дней. Боюсь, большую часть времени тебе придется провести в своем номере.
– Именно так, – кивнул Эдди, как будто то, что ей придется сидеть в четырех стенах, было его идеей.
– Ты любишь стимы, Мона? – спросил Прайор, по-прежнему улыбаясь.
– Конечно, – ответила она. – Кто ж не любит?
– А у тебя есть любимые записи, Мона? Есть любимая звезда?
– Энджи, – несколько ошарашенно сказала она. – Кто же еще?
Улыбка стала чуть шире.
– Хорошо. Мы достанем тебе все ее последние записи.
Вселенная Моны состояла по большей части из мест и предметов, где она физически никогда не бывала или которые сама никогда не видела. Аэропорт северного Муравейника в стимах не имел запаха. Вырезали при монтаже, решила она, точно так же, как у Энджи никогда не бывает ни месячных, ни головной боли. Но как же тут воняет! Как в Кливленде, даже хуже. Когда они только-только сходили с самолета, Мона было подумала, что это просто запах аэропорта, но стоило им выйти из машины, чтобы пройти несколько метров до входа в гостиницу, вонь лишь усилилась. К тому же на улице было адски холодно, ледяной ветер кусал ее за голые лодыжки.
Вестибюль отеля показался ей гораздо просторнее, чем в «Холидей Инн», хотя само здание было постарше. В вестибюле толпилось народу больше, чем в любом стиме, но повсюду – чистые синие ковры. Прайор оставил ее ждать у рекламы орбитального курорта, пока они с Эдди отошли к длинной черной стойке поговорить с женщиной, на груди у которой красовалась медная именная табличка. Мона чувствовала себя глупо в белом пластиковом дождевике, который Прайор заставил ее надеть, как будто думал, что ее прикид недостаточно хорош для этого места. Примерно треть толпы состояла из япошек, которых она посчитала туристами. У всех, похоже, была при себе какая-нибудь записывающая техника: видео-, голо-, а у нескольких на поясе даже симстим-модули, – но в остальном они совсем не были похожи на денежных мешков. А она-то думала, что у всех японцев полно денег. Наверное, шифруются, решила она, умницы какие.
Мона увидела, как англичанин отправил женщине через стойку кредитный чип. Женщина взяла чип и пропустила его через металлическую прорезь.
Прайор положил ее сумку на кровать – широкий пласт бежевого темперлона – и коснулся панели на стене, после чего справа разошлись портьеры.
– Здесь, конечно, не «Риц», – сказал он, – но мы постараемся, чтобы тебе было удобно.
В ответ Мона лишь неразборчиво хмыкнула. «Риц» – так называлась гамбургерная в Кливленде, и при чем тут, спрашивается, эта забегаловка?
– Взгляни, – сказал он, – твоя любимица.
В обитое плюшем изголовье кровати оказался встроен стим-модуль, а рядом – небольшая полочка с набором тродов в пластиковой упаковке и штук пять кассет.
– Тут все новые стимы Энджи, – улыбнулся он.
Интересно, кто приготовил кассеты и не попали ли они сюда после того, как Прайор спросил, какие стимы она любит? Мона ответила на его улыбку своей и отошла к окну. Муравейник выглядел в точности так, как в стимах, окно было похоже на почтовую стереооткрытку: знаменитые здания, названий которых она не знала, знала только, что они знаменитые.
Серый цвет геодезических куполов. Белизна снега оттеняет путаницу их решеток, а выше – серый фон неба.
– Счастлива, детка? – спросил Эдди, подходя сзади и кладя руки ей на плечи.
– А душ у них тут есть?
Прайор рассмеялся. Передернув плечами, она сбросила руку Эдди и с сумкой в руках скрылась в ванной. Заперла за собой дверь. Слышно было, как Прайор опять рассмеялся, а Эдди снова завел шарманку о своих аферах. Присев на унитаз, Мона открыла сумку и выкопала косметичку, где хранился магик. У нее осталось четыре кристалла. Должно хватить. Хватило бы и трех, но, когда число их уменьшалось до двух, она уже начинала думать, где бы закупиться еще. Она не слишком часто закидывалась, во всяком случае, не каждый день, разве что в последнее время, но это потому, что Флорида начала ее доставать.
Теперь можно и сократиться, решила Мона, вылавливая кристалл из пузырька. Кристалл напоминал твердую желтую карамельку, сперва ее надо раздавить, потом растереть между двух нейлоновых пластинок. Измельченный стимулятор издавал слабый, чем-то схожий с больничным запах.
К тому времени, когда она покончила с душем, оба они ушли. Мона долго нежилась в ванной, пока это ей не наскучило. Во Флориде она пользовалась в основном душами при общественных бассейнах или на автовокзалах – и в тех и в других требовались жетоны. Она предположила, что и в этот, гостиничный, встроен приборчик, который отмеряет расход воды и заносит потом в счет – как это было в «Холидей Инн». Здесь, под пластмассовым распылителем, висел большой белый фильтр, а наклейка на кафеле – глаз и слезка – означала, мол, во время мытья старайтесь, чтобы вода не попала в глаза, совсем как в бассейне. Из кафельной стенки торчал ряд
