Дуся и Фрося метались от стола в кухню и в кладовку. Через несколько минут стол был уже застелен чистой скатертью, и на нем появился букет цветов в кувшине. Лампу прикрутили. Комната погрузилась в полумрак. Открыли дверь. Обе забегали по комнате, размахивая полотенцами, выгоняя винный запах, а потом заперли дверь и побрызгали одеколоном.
— Юра, ложись в кровать, к стенке и сделай вид, будто спишь.
Дуся толкнула его в постель, велела лечь под одеяло, быстро сбросила платье и легла сама. Фрося потушила лампу и тоже легла. Было слышно, как мимо дома проскакали конные.
Раздались удары в дверь. Били ногами и прикладами.
— Лежите тихо… — прошептала Дуся, а потом крикнула сонным голосом: — Кто там ломится? Нахлещутся самогону и людям спать не дают…
— Открой! Не откроешь — дверь высадим!.. — слышались крики за дверью.
— Да кто там?
— Открывай! Солдаты!
— Сейчас оденусь! — Дуся не спеша встала, надела платье, шепнула: — Юра, спрячься за кровать под одеяло, — и вышла.
4
В комнату ворвались солдаты. Яркий свет фонарика обежал комнату и вернулся к Фросе. Она громко зевала и спросонок терла глаза кулаками.
— Где зеленые? Отвечай! — крикнул кто-то из темноты.
— Та вы что, с ума сошли! Какие зеленые? — Фрося то таращила сонные глаза, то закрывала их от света.
— Ошиблись адресом! — не без кокетства объявила Дуся.
— Обыскать!.. А ну-ка, хозяйка, зажги лампу!
Лампа осветила комнату. Солдаты заглянули под шкаф, под кровать, в кухню, в кладовку, слазили на чердак.
Юра закрылся одеялом и, не поднимая головы, выглядывал в щелку. Он увидел молодого офицера в зеленом английском френче с погонами и белой повязкой на левом рукаве. Офицер сжимал в руке наган и все время круто поворачивался, будто боясь неожиданного нападения сзади. Двое солдат внесли и поставили на стол одну почти пустую и вторую полную четвертные с самогоном, тарелки с остатками колбасы, сала и другой снеди.
— Так что вещественные доказательства, ваше благородие! — сказал пышноусый, уже немолодой фельдфебель.
— Куда спрятали зеленых? — кричал офицер на Дусю.
— Я же вам говорю: никаких зеленых не было! — отвечала та обиженным тоном.
— Введи, Федорчук, этого! — приказал офицер фельдфебелю.
И тот ввел пожилого мужчину в штатском.
— Где же ваши зеленые? — накинулся на него офицер.
— Здесь гуляли, вот! — Вошедший показал на стол.
— Будешь врать, хозяйка, шомполами накормлю! — пригрозил офицер.
— И вам не стыдно наговаривать на нас, одиноких женщин, господин Фролов? — обратилась Дуся к вошедшему мужчине.
— А ты, Дуська, не ври! Точно известно! — огрызнулся тот.
— Врет он с пьяных глаз, господин офицер. А почему? Ухаживал за мной, а я ему от ворот поворот.
— Ах ты, тля красная!
— Считаю до трех! Говори, куда зеленых спрятала? — неистовствовал офицер.
— Я вам сказала, господин офицер, никаких зеленых! — решительно заявила Дуся. — Приезжали такие же, как вы, при погонах. Двое просят — продайте самогона. А самогон, сами знаете, все село гонит. Почему не заработать… Продала четверть. А они спросили закусить и сели выпивать, нам поднесли. А потом уехали и даже за закуску не заплатили. Вот вы, к примеру, захотите выпить, закусить — пожалуйста! А потом уедете, и явятся другие и будут кричать — где зеленые! А кто вы и что вы, мы же не знаем.
— Мы — карательный отряд! И ты мне зубы не заговаривай. У тех были белые повязки на левых рукавах?
— Не было.
— А где они?
— Около часа как уехали.
— Эй ты, встань с постели! Обыскать постель!
— Так хоть отвернитесь, я платье надену! — попросила Фрося.
— И так встанешь! Пороть будем — совсем разденем.
Фрося встала, солдат откинул одеяло, и все увидели лежавшего за кроватью Юру.
— Это кто? — Офицер вскинул наган. — Встать!
— Я? Я — Юра! — Юра поспешно застегнул ворот, встал и рукой поправил подол рубахи, висевший поверх брюк.
— Так это же братик мой двоюродный!
— Этот тоже был с ними! — зло сказал Фролов.
— И как же вам, Степан Петрович, не стыдно людям в глаза неправду говорить. А еще бывший урядник! Юрочка приехал раньше. Если бы он был с ними, он бы и уехал с ними, а не остался… Ведь так же, господин поручик? Я же про ихнего Петруся ничего не говорю…
— Какого-такого Петруся? — насторожился офицер.
— Раз точно не знаю, где он, то и не говорю, — продолжала Дуся. — Мало ли что люди болтают про грабителей да про золото…
— Документы! — требовательно крикнул офицер Юре.
— Я ученик шестого класса судакской гимназии. Никаких документов у меня нет…
— А почему здесь околачиваешься?
Вбежал пожилой солдат и доложил:
— Его благородие господин штабс-капитан приехали!..
Послышались шаги, и в комнату вошел офицер.
— Опять прохлопали?! — крикнул он срывающимся голосом. — Как вы не поймете! Мне нужен живой партизан из отряда Мокроусова. И теперь же! Понимаете? Сейчас!
— Захватили вот этого, — доложил поручик. — Хозяйка говорит — ее двоюродный брат, а он уверяет, будто он судакский гимназист.
Молодой штабс-капитан повернулся, и… Юра узнал в нем Бродского.
— Гога! — воскликнул он.
— Что за черт! — отозвался тот. — Ты…
— Юра Сагайдак. Помните Эрастовку? Первую екатеринославскую гимназию?
— Ничего не понимаю. Почему ты здесь?
— Я… Я ездил в Карасубазар к директору сельскохозяйственного училища… Ну и остановился здесь переночевать.
— Как зовут этого директора?
— Прокопий Федорович Вовк…
— Где Федорчук? Позвать!
Вошел фельдфебель с пышными усами.
— Федорчук, есть в Карасубазаре сельскохозяйственное училище?
— Так точно!
— А как зовут директора?
— Прокоп Хфедорович Вовк. Когда говорит, чмыхает в нос. Мы там семерых студентов взяли.
— Ладно! — Гога снова обратился к Юре: — Были здесь партизаны?
У Юры сердце билось так, что ему казалось, будто это слышат все присутствующие.
— Были двое солдат. В погонах… — Для убедительности Юра коснулся рукой плеча. — Мы, говорят, разведчики из карательного отряда. Спрашивали про зеленых.
— А белые повязки на левых рукавах у них были?
— Таких, как у вас, не было. Потребовали самогона. Потом спросили закуску. Играли на хозяйской гармони, пели… А разве они зеленые?..
— Давно ушли?
— Я заснул, не знаю…
— С час, как ушли, — ответила за него Дуся.
— Так где же твои зеленые? — повернулся Гога к человеку, который привел их в хату. — Этот?.. Чтобы впредь не врал, всыпать ему двадцать!
