Жутово, Абганерово… А ежели и в самом деле случится такое… то и в самый Царицын!
Приказал выстроить бригаду, расчехлить знамя.
3
Осеннее наступление Донской армии на Царицын достигло предела. За месяц боев, к середине октября, были захвачены все подступы к городу. Фланги армии уперлись в Волгу. Капканом охватывали белоказаки от села Пичуга на севере до Сарепты на юге. Генерал Денисов уже достал из походной скрыни парадный мундир с регалиями, пропахший нафталином, — принимать парад своих донцов на Соборной площади. Тучи пароконных бричек с бородачами давили на хвосты сотен. Казаки, опустив лакированные ремешки фуражек, ждали взмаха шашки — с благим матом кинуться в окраинные городские улицы…
Город отбивался. День и ночь висел грохот. До стволов орудий не дотронуться. Над головой — облака пыли и пороховой гари. Бронепоезда Алябьева, заняв все железнодорожные колеи, выходившие из города, неумолчно изрыгали свинец и сталь. Шпарили прямой наводкой. Редели цепи красноармейцев; освободившиеся окопы заселялись тут же царицынскими пролетариями…
На пятые сутки штурмовая волна схлынула. Выдохлись казаки: из надорванных глоток уже не вылетал ни дикий гик, ни разбойничьи посвисты, одеревеневшая рука не держала шашку. От гула ломило уши…
От стрелочной пригородной будки двинулся бронепоезд «Воля». Набирая пары, силком вылезал на гребень увала. Все четыре орудия палили по обе руки от полотна в смешанные, перебуравленные белоказачьи сотни — пешие и конные. С площадок по-собачьи захлебывались пулеметы.
Над окопами встал жердястый, сутуловатый человек в серой курпейчатой папахе. Потрясая наганом, истошным голосом подал клич:
— Брату-ушки-и! Богатыри-и революции-и… Враг-насильник обернулся до нас спиной! На помощь станични-кам-великокняжевцам! Они там! Слышите? Истекают кровью… На Тингуте-е. Даешь Тингуту-у!..
Обегая воронки, нескладно подпрыгивая, кинулся в прореху проволочного заграждения.
Переполовиненная в дни штурма Доно-Ставропольская бригада со штыками наперевес пошла за своим командиром…
4
После короткого отдыха конники опять обрушились на белоказачьи войска. Разгромив под Жутово и Гнилоак-сайской встречные полки, с ходу навалились на тылы наступающих на город частей. Котельниковская и 1-я Донская дивизии, сомкнув у железнодорожного полотна локти, устремились в брешь за кавбригадой. Задерживаясь ненадолго у речек Аксай Курмоярский, Есауловский Аксай, где огнем, где штыком отбивали наседавшего врага. Закрепились на речке Мышкова — левом притоке Дона.
Кавбригада на заре оттеснила со станции Абганерово вражескую конницу. Семен Буденный со 2-м полком кинулся вслед, намереваясь отрезать ее от Дона; Маслак гулял за железной дорогой, в селах Аксай, Шелестов, охраняя оголенный фланг своей дивизии.
Оставив на станции Абганерово штаб, обозы, с особым дивизионом комбриг двигался вдоль полотна. Дозорные доложили, что за разъездом на полпути к Тингуте, у степного ерика, идет бой.
— Что за бой? Какие войска, конные, пешие?
— Видать… и конники маячут. На разъезде поезд дымит. Из орудий смалит. А чей он… Недоглядели.
Начальнику дозора лет восемнадцать. Белобровый, краснолицый, с потрескавшимися вздутыми губами.
Борис невольно сбавил пыл. Бог мой, чего только на него не напялено! Шаровары казачьи, с лампасами; телогрейка вся в дырьлх, с клочками верблюжьей шерсти. Шрапнелью по ней шарахнули, то ли скворцы раздергали шерсть на гнезда. На голове форменный картуз, черный с зелеными кантами. Вдобавок ко всему — валенки. Из-под голых пяток торчат пучки соломы. Надо думать, серебряные шпоры…
Вместо гнева сделалось самому неловко. Боец-то исправный! Гнедой меринок в теле, виден уход, в порядке и оружие. Подозвал Баранникова, командира дивизиона.
— Плохо учишь военному ремеслу своих бойцов. — Разбирая поводья, негромко добавил — Да в штаб заскакивай… Выдам кой-что из одежды. Зима на носу…
С бугра окидывал в бинокль незнакомую местность. Утреннее солнце слепило, мешало разглядеть, что творится в просторной падине, изрытой балками и буераками. После августовских дождей в благодатных росистых зорях полынь выперла в колено; подступала она к самому ерику, к зеленой стенке камышей. С правой руки, у железной дороги, ерик делает петлю. Там, в куте, покрытом пожелтевшей лебедой — людская коловерть.
Бронепоезд на разъезде под тополями, видать, свой: бело-черные клубочки разрывов вспыхивают возле кучковавшейся у камышей казачьей кавалерии. Понятно, казаки метят обойти вон те жидкие цепи, движущиеся от полотна на подмогу. А в куте дело уже пошло врукопашную…
Далеко за ериком, со стороны Тингуты, темнела живая цепочка. Над ней — полоска пыли.
— Вон глянь…
Баранников, щурясь из-под ладони, неуверенно пожал плечами.
— Конница… надо полагать.
— А чья?
— Бог ее ведает…
— Не будем гадать.
Борис зачехлил бинокль.
— Бери эскадрон… Вот отножиной выйдешь в тыл казачкам у камыша. Я двину напрямки в кут. Подмогну пехоте, а заодно пригляжусь к тем конникам. Преследованием не увлекайся, если на то пойдет. Еще не ведомо, что таят собой камыши…
Взмахом плети усадил оставшиеся эскадроны в седло.
5
Братья столкнулись у ерика.
Григорий Колпаков стоял по колено в воде. Наги-боясь, черпал пригоршней взбаламученную жижу. Пил, обмывал распаренное лицо. Родича угадал еще издали. Выпрямляясь, промокал шею запыленной папахой.
Кочубей плясал у берега. Не прыгая с
