о победе над Ахином и его отродьями зла, которую иначе как унизительной никто не называл. Потери, откровенно говоря, были невелики, но столица Атланской империи все равно выглядела опустошенной, жизнь в ней казалась парализованной. Одержимый нанес слабый удар, зато попал точно в цель.
— И зачем?.. — вздохнул Ферот.
Епископ достал из-под подушки перевязь с белым мечом и привычным движением застегнул ее на поясе. Быстро умывшись, он посмотрелся в зеркало. Взгляд светлых глаз утратил последнее сходство с высокомерным взором, лицо осунулось, тело истощало, появилась сутулость уставшего существа, а естественная атланская бледность кожи сменилась болезненной серостью.
«Ну, я выгляжу не так уж и плохо», — угрюмо хмыкнул Ферот, направившись из спальни в кабинет.
Сегодня он собирался выступить перед советом архиепископов и кардиналом. Ахин совершил ошибку, избрав насилие инструментом перемен. Лучшее будущее невозможно построить на залитых кровью руинах цивилизации. Существует мирный путь, основанный на справедливости, морали и праве. Ферот смог найти его, и теперь он обязан подвести к нему сильнейших мира сего. Не все прислушаются, не все поймут, не все согласятся, но зерно здравого смысла рано или поздно обязательно прорастет. Только так можно спасти Атланскую империю. Это будет долгая борьба. Борьба слов, идей и решений. Бескровная, но жестокая.
И первым шагом к становлению справедливого будущего станет высвобождение сущности Света из ее сосуда. Пусть она возвращается туда, откуда ее забрал светлый Повелитель, и Вечная война наконец-то закончится.
Вселенские изначальные силы не должны пребывать в материальном мире. Да, скорее всего, атланы и феи окончательно утратят свои способности и долголетие, исчезнет их природное превосходство над прочими расами. Но время идеалов Света прошло, они давно уже искажены до неузнаваемости и не соответствуют действительности. Живые существа должны руководствоваться только всеобщими добродетелями и разумом.
Ферот остановился посреди кабинета. Он раз за разом мысленно повторял речь, с которой собирался выступить перед архиепископами и кардиналом. В ней не было изъянов, его аргументы логично обоснованы, слова точны, доходчивы и выразительны, а все еретические суждения представлены так, что их истинность осознает даже самый убежденный последователь нынешней рукотворной доктрины Света.
Естественно, сначала Ферота никто не поддержит. Вероятно, епископа даже признают сумасшедшим. Но невозможно отрицать очевидное, если оно уже было услышано и осознано. Со временем все поймут, что он прав. И тогда его голос зазвучит вновь. Ферот восстанет против Атланской империи и одержит победу, но не силой оружия, как это попытался сделать одержимый, а силой просвещения.
— Пора.
Коридоры Цитадели встретили Ферота ожидаемо недружелюбно. Он еще сильнее ощутил нежелательность своего присутствия — озаренная крепость постоянно подсовывала повороты к выходу, заводила в тупики и выгоняла на открытые террасы. Один и тот же сад попадался на его пути несколько раз, хотя атлан старался никуда не сворачивать без необходимости. Короткие переходы казались бесконечными, нужно было сделать сотню шагов, чтобы от одной двери дойти до другой, хотя они располагались очень близко. Епископу иногда даже приходилось срываться на бег, чтобы добраться до дверной ручки, находящейся на расстоянии вытянутой руки от него.
На пути Ферота регулярно попадались странные пустые помещения, пол которых покрывал многолетний слой пыли. И еще ему пришлось пройти бесчисленное количество ступенек на множестве лестниц. А ведь раньше он даже не задумывался, каким образом атланам удавалось с одного этажа попасть на другой всего лишь посредством прямого коридора. Теперь же Цитадель предстала перед ним запутанной фортификационной громадой, чем всегда казалась снаружи. Она пыталась избавиться от него, но Ферот упрямо приближался к залу заседания совета.
«А ведь мало кто видел атланскую обитель такой, какой она была возведена, — вдруг осознал епископ, глядя на привычный интерьер как на нечто нереальное. — Все это время мы жили в светлой душе Цитадели, но у нее есть и тело. И я даже знаю, что их связывает…»
Внезапно все вокруг Ферота подернулось туманной пеленой. Сквозь мелкую рябь роскошной драпировки показались голые стены, нога ступила на неровный камень, в лицо дунул сквозняк. Но не успел епископ опомниться, как коридор стал прежним. Из-за поворота вышли два клирика.
«Я вернулся в душу Цитадели только благодаря присутствию других атланов, — догадался Ферот. — Похоже, я и в самом деле здесь чужой».
Он окликнул их:
— Мне надо попасть в зал заседания совета.
Клирики переглянулись, узнав опального епископа. О нем ходили разные слухи, но ясно было только то, что из разговоров с ним не выйдет ничего хорошего. Однако и открыто игнорировать его нельзя — епископская регалия, клинок из белой атланской стали, все еще при нем, и это означало, что официально Ферот не был лишен своего статуса. Впрочем, от пренебрежения никакой меч не спасет.
— Тогда вы идете не в ту сторону, — все же ответил один из клириков, хоть и подчеркнуто нехотя. — Поворачивайте назад.
— Кто-нибудь из вас может проводить меня? — спросил епископ. И немного погодя добавил: — Пожалуйста.
«Я никогда не смогу отыскать его самостоятельно, вновь оказавшись в теле Цитадели».
Атланы посмотрели на него как на умалишенного. Бывший комендант Темного квартала просто не мог не знать, где находится зал заседания совета архиепископов. Его поведение было крайне подозрительным, не говоря уж про внешний вид, и в иной ситуации клирики предпочли бы отказать ему под любым предлогом, но, к их глубокому сожалению, сейчас они направлялись именно туда.
— Пожалуйста, — повторил Ферот. Раньше он ни за что бы не стал так унижаться перед младшими чинами. Но с тех пор многое изменилось. — Это очень важно.
— Следуйте за нами, — вздохнул клирик и торопливо пошел по коридору, стараясь держаться от Ферота чуть дальше, чем на почтительной дистанции.
Его коллега вел себя более сдержанно, но тоже попытался отстраниться от епископа. Однако когда обычная невежливость стала напоминать откровенную грубость, молодой атлан больше не мог игнорировать правила приличия, давящие на него в тишине напряженного молчания.
— Значит, вас тоже пригласили на большой совет? — неловко поинтересовался он у Ферота.
«Большой? Когда это он успел стать большим?»
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил епископ. — Есть кое-что, о чем должны узнать все, прежде чем будут приняты какие-либо решения.
— Тогда, наверное, вам следовало бы прийти раньше.
— Заседание уже началось?
— Оно и не заканчивалось. Со вчерашнего утра, — недовольно покачал головой клирик. — Мы только и успеваем бегать с бумагами туда-сюда по всей Цитадели. А они все спорят, ругаются. На смену одним приходят другие, потом третьи, затем возвращаются первые… И всем что-то надо от нас, простых служащих.
— О чем можно так долго спорить? — изумился Ферот.
Клирик бросил на него косой подозрительный
