Он уже говорил это в палатке в заснеженном лагере у края леса, и я снова задала ему тот же вопрос, что и раньше.
— Ты видишь будущее? — спросила я. — Ты знаешь, что будет дальше, после сражения?
Но ответ был тем же.
«Я не могу видеть так далеко, мама. Но я становлюсь все сильнее, смотри».
Золотистое сияние окутало мое тело и поднялось выше, растворяясь в воздухе и оставляя себя лишь едва уловимый отблеск. Это была не знакомая нам магия. Не вода и не воздух, и уж тем более не земля и не кровь, но я чувствовала эту силу и знала, что смогу ей управлять.
— Что это? — спросил Цили. — Это какие-то чары?
«Тебе лучше выйти из дома, мама. Сама увидишь».
Мы с Цили послушались. Я подняла голову и увидела, что золотистая дымка окутывает дом, мерцая над крышей и возле стен, и струится и переливается разными оттенками золота, словно живое пламя.
«Это щит, мама. Я соткал его из воздуха и ветра и моей магии. Он защитит нас от врага, когда тот придет, чтобы убить нас».
Я протянула руку и она свободно прошла сквозь сияние, ощутив лишь легкое покалывание, которое отдалось в метке. Щит не казался прочным, Цили прошел сквозь него без малейшего затруднения.
— Как же он сможет нас защитить? — спросила я. — Он станет твердым? Или обожжет врага, когда тот приблизится?
«Моя магия не пропустит в Шин зеленокожих. Людям с берега придется сражаться самим. Мы победим их, потому что они не будут готовы».
— Ты сможешь накрыть им весь город? — спросил Цили.
Сколько же в нем силы? Он отдает ее Л’Афалии каждый день, и все же с каждым днем ее не становится меньше, а только больше и больше. Л’Афалия уже сама стала светиться золотом изнутри, но она говорит, что так и должно быть, что в этом и есть смысл жизни акрай — хранить в себе чужую магию, наполняться ею, как сосуд, принимать ее — сколько есть, всю, без остатка. Странно осознавать, что в ней магии больше, чем в ребенке, но пользоваться ею она не может. Но она кажется счастливой и без этого. Находясь рядом со мной, она часто с улыбкой смотрит на мой живот. Она служит Энефрет и ребенку как самый верный слуга.
«Я становлюсь все сильнее, — сказал ребенок. — Я смогу».
И он говорил правду. С каждым днем щит простирался все дальше и дальше за пределы дома фиура, и с каждым днем я чувствовала себя все хуже. Близилось время. Конец Холодов был не за горами, и я все чаще обращала взор на небо, где среброликая Чевь разливала вокруг себя мертвенно-бледный свет. Чевьский круг закончится, и мне останется совсем немного… что будет дальше? Что будет?
Прибывший из Алманэфрета сын фиура Барлис исполняет по его приказу роль моего телохранителя. Это коренастый юноша с таким же унылым, как и у его отца лицом, оказывается замечательным рассказчиком, и благодаря ему я многое узнаю о порядках Шинироса и о том, что происходит на границе города, где возводятся укрепления.
В один из теплых дней, знаменующих приближение Жизни, я прошу его проводить меня к лекарскому дому, где трудятся Унна и Цилиолис. Они встают еще до зари и приходят, когда Чевь уже вовсю светит на небе. Я почти их не вижу и даже скучаю, несмотря на то, что Л’Афалия постоянно рядом со мной. Но я не беру на прогулку ни ее, ни Кмерлана. И без того привлеку внимание тем, что собираюсь делать среди бела дня, на виду у всех. Знает о моем плане только фиур, и он всецело его одобрил.
Мы проходим мимо палаток, выстроившихся у края дороги, и меня встречают приветственными криками рабочие, занятые на укреплениях. Приходится заглянуть к ним, пожелать удачи, сказать, что верю в них и похвалить их труды. Они подходят, норовят выразить почтение или просто кивнуть и назвать по имени и пожелать мне здоровья.
Мы идем по заснеженной земле, вдоль разбитых по линии укреплений палаток, и Барлис разъясняет мне происходящее.
Шин готовится встретить врага. Фиур отдал приказ готовиться к осаде, и днем и ночью на укреплениях снуют рабочие — кладут камни, роют землю, проверяют ловушки.
Вокруг города протянулся ров, усеянный кольями. Перепрыгнуть его нельзя даже верховому, и побережникам придется постараться, чтобы соорудить мост под градом друсов и боевых игл. Прошлым днем выпал снег и было тепло, а сегодня подморозило, и кое-где края рва стали крошиться. Я вижу в яме людей с лопатами. Они светлеют лицом, заметив нас с Барлисом, и уверяют меня в один голос, что я могу спать спокойно. Шин в надежных руках.
Я киваю им и иду дальше.
За рвом врага будет ждать стена — ее Асклакин приказал заложить еще в начале Холодов, и она почти готова. Высотой в половину человеческого роста, стена будет скрывать защитников от выстрелов с другой стороны и позволит подносить снаряды без риска угодить под град стрел или копий. На южной стороне города стена выше, и ров глубже. Там будет идти главное сражение. Фиур и наследник Асморанты будут находиться у южной границы города, когда придет время.
Ребенок просит меня коснуться кладки, и я послушно делаю это. Камни под моей рукой шевелятся и становятся друг к другу впритык, как если бы я применила укрепляющее заклятие. Стена темнеет и становится темно-серой, как будто ее намочил дождь.
«Попробуй разбить ее, мама».
Я пытаюсь сдвинуть один из камней, прошу Барлиса взять меч и ударить по стене. Меч высекает искры, способные зажечь трут, но не
