— Ну как, Василий, согласен?
— Согласен.
— Гражданин поручник, — вытянулся по-уставному Кос, — докладываю: отправляюсь на выполнение боевого задания!
Он полез в глубь танка и через минуту выскочил через передний люк вместе с Шариком. Наученный опытом, Янек сначала осмотрелся, нет ли где поблизости красных флажков, обозначающих границу минного поля, затем облюбовал себе пригорок с торчащим на нем кустарником в нескольких метрах от дороги.
Танкисты наблюдали с башни за начинавшимся представлением. Шарик для начала несколько раз принес палку, потом нашел зарытый Янеком в песок носовой платок, о котором, судя по слишком темному его цвету, трудно было бы сказать, можно ли его использовать по назначению.
Несколько красноармейцев и саперов-мостовиков обратили внимание на парнишку с собакой. Переговариваясь между собой и показывая пальцами в их сторону, они наконец подошли, чтобы получше все рассмотреть. Группа зрителей быстро росла. Всем было весело. Кто-то крикнул, чтобы сделали шире круг, потому что никто не прозрачный. Слышались замечания и различные советы, что делать Янеку, когда собака не сразу понимала, чего от нее хотят. Потом кто-то принес щуп — длинную палку с проволокой на конце, которой пользуются при поиске мин, и тут Шарик отличился прыжками через нее.
Из фургона радиостанции, антенна которой торчала из кустов невдалеке, вышел полковник в летной форме и тоже стал приглядываться. Девушка-регулировщица все чаще поворачивала голову в ту сторону и улыбалась.
Никто не обратил внимания на то, что из выхлопных труб танка вылетают белые клубочки дыма. Мотора не было слышно — его заглушали артиллерийские тягачи, все еще продолжавшие переправляться через мост. Бойцы, облепив орудие, будто воробьи на ветках, тоже смотрели в сторону Янека и махали подъезжающим сзади, показывая им, что происходит на пригорке под ольховником. Водитель одного из тягачей засмотрелся и сбавил ход. Этого только и нужно было.
Четыреста пятьдесят лошадиных сил рванули во всю мощь, танк взбежал по насыпи, проскочил вперед, и вот он уже у моста. Девушка спохватилась, пробежала несколько шагов, но потом махнула рукой и вернулась. Янек проскочил у нее за спиной и бросился догонять танк, а за ним, весело лая, бежал Шарик — пятый и не менее нужный член танкового экипажа.
РАДОСТЬ И ГОРЕЧЬ
За Западным Бугом через несколько километров свернули с полевой дороги и выехали на шоссе. Оно было широкое, вымощенное брусчаткой, обсаженное с обеих сторон вербами. За деревьями лежали пестрые поля, нарезанные узко, как полоски из цветной бумаги. Война прошла здесь так быстро, что не успела их выжечь.
— Вот смех! — удивленно восклицал Саакашвили, привыкший к необъятно широким полям в Советском Союзе. — Шагнешь один раз — картошка, шагнешь другой — рожь растет, еще шаг — и в капусту попал.
Не переставая удивляться новому пейзажу, он нажал на сигнал и, неистово гудя, прибавил газу. Тягач, шедший впереди, поспешно свернул вправо, пушка отъехала к самому рву, освобождая дорогу.
Танк, как известно, не подушка, шкура у него достаточно тверда, чтобы любой иного рода «экипаж», движущийся по шоссе, относился к нему с почтением. Они уже начали обгонять орудие, но в этот момент в наушниках раздался щелчок переключателя переговорного устройства, и механик услышал голос Семенова:
— Джигит, сними ногу с газа — и на место в колонне. Не нарушай порядок на марше.
Григорий, выслушав приказ, хоть и с неохотой, но притормозил и теперь тихо, спокойно ехал среди тягачей. Но он не мог долго сдерживать себя и, расстегнув на шее ларингофон, чтобы его никто не слышал, заговорил сам с собой:
— Маршевый порядок, место в колонне... Еду теперь, как старый осел на базар. Подумаешь — тащат трубы, вот и не спешат. А мы, может, там нужны. И всегда эта артиллерия сзади плетется... Тебе передохнуть некогда, а они тут вылезли на башню, ветерком их обдувает, природой любуются...
Последние слова были, конечно, сказаны в адрес не артиллеристов, а остальных членов экипажа, которые, включая и Янека Коса, сидели в открытых люках.
— Природой любуются, а я, как дурак, один внизу. Только и вижу, что эту трубу...
В жизни бывают такие моменты, когда мы, не отваживаясь кому-то что-то высказать прямо в глаза, испытываем потребность высказывать вслух свои мысли наедине, чтобы нас никто не слышал. Чаще всего это случается, когда мы не правы. Григорий сейчас ворчал на артиллерию напрасно. Но кое в чем его сетования имели под собой реальную почву: в самом деле, тот, кто сидит на башне в двух с половиной метрах от земли, конечно, больше видит, чем механик-водитель через свой люк.
— Посмотрите туда, вправо, — показал поручник рукой.
Далеко впереди, в голове артиллерийской колонны, что-то происходило. Тягачи съезжали с дороги, пушки, преодолев придорожный кювет, разбегались по полю, подминая под себя рожь и картофель. В нескольких сотнях метров от шоссе тракторы, как по команде, развернули пушки стволами вперед. Орудийная прислуга спрыгивала на землю, раздвигала станины, оттаскивала передки, готовя батарею к бою.
— Что они делают, зачем? — спросил Янек.
— Посмотри на лес, вон туда, дальше! — крикнул ему Елень.
В поле вклинивался темно-синий кусок бора, тянувшийся до самого горизонта. У самой земли, между деревьями, вспыхивали огоньки, и перед пушками вдруг стали вздыматься клубы пыли, словно неожиданно вырастающие кусты. У орудий хлопотал расчет, командиры батареи стояли чуть позади, подняв вверх правую руку. Один из них вдруг резко махнул, ближайшее орудие сверкнуло огнем, прогремел выстрел.
— Что там за шум? — спросил Саакашвили, снова подключившись к внутреннему телефону.
— Какая-то окруженная группа, — ответил Семенов. — Артиллерия бьет по ним.
Танк шел на небольшой скорости, танкисты чувствовали себя как в передвигающейся театральной ложе. Они смотрели, как новые орудия приближались к месту боя, видели вдали батарею, уже вступившую в бой. Офицер-артиллерист произвел корректировку данных, и вот уже заговорили все четыре орудия, над полем пронесся гром залпов.
Оттуда, из леса, били минометы, перенося свой огонь все ближе и ближе к батарее. Вдруг танкисты увидели, как между пушками взметнулся фонтан разрыва, два канонира упали и ярким пламенем вспыхнул резиновый скат орудийного колеса. Его тут же стали гасить уцелевшие солдаты расчета, бросая на него лопатами землю. Гул собственного мотора не давал возможности слышать крики, все происходило, как в немом фильме.
Свернул в сторону последний шедший перед ними тягач, и неожиданно шоссе опустело.
— Поедем с ними, поможем, а? — предложил Кос.
Словно в ответ на его слова, танк стал сворачивать, направляясь между двумя вербами к более широкому проходу.
— Назад, Григорий, выдерживай направление, прибавь скорость, — спокойно произнес Семенов, а затем, повернувшись к Косу, добавил: — Без приказа нельзя. Окруженные сопротивляются, чтобы задержать темп наступления. Для их ликвидации выделены специальные силы. Это не наше дело, мы должны идти вперед.
Теперь они шли со скоростью больше сорока километров в час, теплый ветер обдувал их лица, выбивал из-под шлемов пряди волос и играл ими. Солнце немилосердно пекло, слепило глаза.
Огневая позиция батареи осталась позади, дорога побежала вниз, спустилась в выемку, и уже ничего не было видно, только слышался гром и грохот, как голос удаляющейся бури. Небо было ясное, почти безоблачное.
Колонну бригады догнали быстро. Сначала обошли автомашины с мотопехотой, минометную роту, истребитель-но-противотанковую артиллерийскую батарею, обогнали самоходные установки и наконец заняли свое место в походном порядке. На одном из подъемов стали видны все, кто ехали впереди и сзади них, — вся колонна, растянувшаяся по шоссе на пять километров.
В голове колонны флажками был дан сигнал остановиться на привал. Интервал между боевыми машинами сокращался, они останавливались, съезжая на правую сторону. По счастливой случайности танк Семенова остановился прямо в деревне. Из беленых, крытых соломой мазанок, из садов и двориков выбегали люди. Едва танкисты остановились, как тут же их окружили со всех сторон.
Янек и Густлик, спрыгнув на землю, сразу очутились в объятиях. Одна из девушек, стройная, загорелая, в белом с цветочками платье, обняла Коса, поцеловала его в обе щеки и протянула букет георгинов. Оба залились краской и отступили друг от друга на полшага.
Какая-то женщина схватила Янека за рукав:
— Поглядите-ка! Такой молодой и уже воюет!..
— Ребята, а вы откуда сами?
— Я из Устроня, оттуда Висла вытекает... — представился Елень. Он деликатно делал свое дело: шел вдоль плотной стены людей и, не выбирая, всех по очереди, как стояли — девушка, женщина или мужчина, — обнимал и целовал.