Имрус поморщился. Ему давно не было дела до женских слёз, но перед ним Талейта, и ему больно… Или не Талейта, но её состояние все равно выворачивает его душу. А она вновь испугалась, только уже того, что увидела, как он раздражён. Пытается взять себя в руки и хотя не может пока справиться со всхлипами, уже готова к диалогу.
— Я говорила, что я Злата, — голос у неё срывается, но он догадывается, что она произносит.
— Что ты за существо? — ему страшно услышать ответ, но не спросить он не может. Из-за собственных эмоций его голос звучит угрожающе и зло. Её снова начинает трясти.
— Я человек, — хрипит она.
— Мёртвая душа? — он наклонился к ней, чтобы понять, не врёт ли она, но её взгляд, слёзы, убивают его, и ему хочется вытереть влажные дорожки. Он приподнимает руку и, опомнившись, сжимает её в кулак.
— Нет! — вцепившись в одеяло, восклицает она, следя за кулаком. — Меня вытянуло к вам из другого мира.
— Где моя жена? — он больше не пытается приблизиться к ней и, сердясь на себя, угрюмо смотрит на дрожащую девушку.
— Она попала на моё место в мой мир, — её взгляд прожигает его. Вместо нежности и любви там страх, боль, безнадёжность.
Он не может отступить, не имеет права, и угрожающе наклоняясь чуть вперёд, продолжает:
— Зачем ты здесь? Как ты всё это провернула?
Её беззащитность сводит его с ума, и он слишком сильно сжимает подлокотники кресла, ломая их.
— Я не… — Златины мысли путаются. Надо успеть всё объяснить, прежде чем он начнёт избивать её, но он даже не дал шанса ей оправдаться.
— Не ври! Думаешь, раз затащила меня в постель, так я всему поверю?
Девушка замолчала и смотрела на него, словно ожидая удара, и это приводило его в бешенство.
— Что же ты теперь изображаешь скромницу? В твоём мире все блудницы или только ты отличилась? Что там ожидает мою жену? — свирепел генерал, отдирая несчастный подлокотник и отбрасывая его в сторону. — Быть может, мне сдать тебя дознавателям? — жёг он словами, мстя ей за то, что сейчас чувствует.
— За что вы так со мной? — собралась с силами Злата. — Я же ничего плохого не сделала, — хотелось бы выкрикнуть это, бросить ему в лицо, но получилось жалко.
— Это я сам решу, говори!
Он выжидающе смотрел на неё, давая ей время успокоиться.
— Я попала в это тело в тот момент, когда на вас нападали, — начала она.
— Значит, это ты поставила сферу защиту? — тут же проверил правдивость её слов Имрус.
— Сферу? Нет, я отбила веером огненные шарики.
«Шарики!» — хмыкнул он, но тут же коротко бросил:
— Дальше.
— Я вам сразу сказала, как меня зовут, но вы… — он шумно втянул воздух, медленно выдохнул и кивнул:
— Хорошо, верю. Но как ты это провернула?
— Это вопрос к вашей жене, — генерал спрашивал намного спокойнее, чем ранее, и отвечать стало легче. — В моём мире никто не пользуется магией и не путешествует по чужим телам.
— Почему я должен тебе верить? — вновь разозлился он. — Моя жена — красавица, любая хотела бы быть на её месте!
Злата отвернулась и, не смотря на мужчину, подтвердила его слова.
— Ваша жена — очень красивая девушка, но я бы не поменяла свою внешность на её.
— А я думаю, что ты ей завидуешь и делаешь всё, чтобы остаться здесь. Ты с первой минуты висла на мне, втираешься в доверие к детям!
— К чему эти подозрения? — очень обидно звучали его обвинения для человека, всю жизнь прожившего по велению сердца. Но она не могла не понимать, что для него всё выглядело именно так, если он не был с ней на одной волне. — Вы что, не понимаете, что для меня было шоком оказаться тут? Когда на вас напали, думаете, я знала, в каком распрекраснейшем теле оказалась? Я помогла вам, а вы отправили меня в никуда. Я зашла в этот дом, надеясь узнать, кто я и где живу. В тот момент вы мне уже не показались симпатичным, но дети меня приняли сразу, и я не лукавила в общении с ними.
— Ты на второй день залезла ко мне, к «несимпатичному» в постель, а до этого всячески пыталась меня соблазнить, и ты думаешь, что я тебе поверю?
— Какой смысл задавать мне вопросы, если в ответ вы пытаетесь лишь задеть меня? — Злате даже под одеялом стало холодно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не во всякий момент можно вывернуть душу, да и смысл расписывать свою борьбу между разумом и сердцем. Всё обернулось страшной ошибкой, новой болью и подтверждением её дурости. Она неисправима.
— Что Вас коробит, что я любила вас плотски? — невольно вырвалась горькая усмешка. — А меня возмущает, как вы хотели исполнить свой супружеский долг, — она посмотрела на него в упор, чувствуя невероятную усталость. — Это преступление так обращаться с женщиной! — каждое слово давалось с трудом, но настоящая Талейта всегда молчала, и в противовес ей хотелось хотя бы напоследок зацепить этого мужчину.
— Ты!
— Да, я из другого мира, и мы живём там иначе. Понимаете, совсем иначе! У меня болит голова от того, что волосы целый день прижаты головным убором. Я не стесняюсь выражать свои эмоции, так как это дополнительное средство общения, и без этого в моём мире меня сочли бы странной, если не дурной. Я попала к вам и пытаюсь узнавать ваши правила, но никто ведь не стоит рядом со мной и не подсказывает, как нужно поступать, вести себя!
— Поэтому ты совратила меня, чтобы обеспечить себе защиту? — гнул он своё.
— Вы мне очень понравились. Мне показалось, что вы самый надёжный и сильный мужчина. Мой мужчина.
Установившуюся звенящую тишину прервал вопрос Златы:
— Можно, я пойду в свои комнаты?
— Свои?
— В комнаты Талейты, — подумав, она добавила: — Мне некуда идти, я не сбегу.
— Я запру тебя.
— Хорошо.
Злата нащупала стянутую в любовной лихорадке сорочку, стараясь оставаться под одеялом, надела её, и косясь на генерала, сползла с кровати. Её немного знобило, но после дикого неконтролируемого ужаса она чувствовала себя даже неплохо. В душе было пусто и словно бы всё внутри окаменело, но жить это не мешало, как и думать; а то всё эмоции, поступки, рвения и надежды, а сейчас словно пелена спала: любой мир жесток и надо бороться за своё место в нём.
Она добралась до своих покоев, вошла, и услышала, как за ней закрылась дверь.
«Мне же спокойнее», — подумала она и присела у окна.
Мыслей было много, но оттенок у них был разочарованный и упрекающий саму себя. Вчера она решила быть разумной, но после затяжной чёрной полосы не удержалась и окунулась в чувства с головой.
Как глупо! Но всё было так необычно и красочно, что любая попаданка выдала бы себя. Злата зябко поёжилась.
Когда погибли родители, их друзья здорово поддержали её, и она, окутанная заботой многих людей, уверенно вступила во взрослую жизнь. Когда она лежала в больницах на сохранении и выходила из них с гладким животом и пустыми руками, казалось, что она не сможет дальше жить, но врачи давали надежду, и она жила. Когда её предал Владислав и выкинул на улицу, она пыталась выжить по инерции, что-то делала, трепыхалась, но ожила только в этом мире. Но, видимо, нынешнее возрождение исчерпало все запасы красок её души и новое падение в омут уже окончательное. Жаль, но, наверное, без эмоций жить удобнее?
Злата вздохнула, безразлично посмотрела на себя в зеркало, перевела взгляд на рисунок и усмехнулась. То ли она неосознанно вложила в него магию, то ли волшебство само прилепилось, но картина ожила. Красавица Талейта, то есть она, теперь сидела у окна и грустила, а тамошняя Злата писала за столом, комкала бумажку, бросала её и вновь писала.
«Интересно, есть ли в этом мире подобные ожившие картины?» — невольно полюбопытствовала, но прежнего энтузиазма при виде чуда уже не было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Она провела пальцем по нарисованному зеркалу, разделяющему рисунок на две части, и изображённая Талейта сделала то же самое, а вот фигурка Златы оторвалась от писанины и подскочила к зеркалу на старом шкафу.
— Эй, ты! — крикнула она кому-то в отражении.
Художница взяла свой рисунок и с ним подошла к зеркалу. На что она надеялась? Но чудеса продолжались. Рисунок изменился и принял изначальный вид. Две девушки стояли друг против друга и будто касались ладонями.
