еще я боялся, как бы она не опозорила мою новую невесту ― Елену. Мы на тот момент собирались отправиться в ЗАГС ― не хватало того что Наташа припрется куда ее не звали и все расстроит.
Это все понял отец и, найдя время, он сказал: ― Любовь, ― это желание жить вместе, помогать и жалеть друг дружку, рожать и воспитывать детей, не забывать о своих родителях. Елену, ты еще не знаешь. У вас всего лишь одни симпатии. Однако этого порой достаточно. Я ведь был не против этой твоей Наташи. Ты о том знаешь, но она предала тебя, она погналась за твоим братом. Ладно, ― это был бы чужой человек. А так в будущем я вижу скандалы и распри. Я не хочу, чтобы ты безвылазно сидел в своей Москве, держал рядом жену и детей из-за боязни, а не закрутит ли там моя благоверная в Щурово роман с Федором?
Мне трудно было не согласиться с отцом. Наверное, если бы Наташа надавила на меня там, в Москве, я бы на ней женился, но сердце мое неожиданно остудила холодная зима, затем весна выдула теплыми ветрами из моей головы всю дурь: меня знобило теперь лишь только от Елены. Я дрожал от случайных соприкосновений с ней, а не от своей бывшей невесты. Она, возможно, могла бы разбудить мои увядшие чувства, но для этого нужно было приложить немало сил, а еще и времени. А его-то у Наташи и не было. Ох, как бы она хотела стать хозяйкой в моей новой холостяцкой квартире и ни где-нибудь, а в Москве. Девушка все делала, чтобы остаться со мной наедине и поговорить с глазу на глаз ― не знаю, на что она рассчитывала? Я, как мог, упорствовал и не поддавался ей. О том, что могло произойти, я узнал много лет спустя. А тогда я все свое время проводил с Еленой.
Однажды мы все вместе отправились в центр Щурово. Шли парами: Наташа с сестрой впереди, а я с Еленой за ними следом в некотором отдалении. Моя невеста, толкнув меня локтем хмыкнула: я, уловив ее взгляд, понял, она хотела обратить мое внимание на фигуру бывшей невесты и на то, как та несет себя. Наташа была хороша. У меня не было слов. Однако, чтобы не обидеть Елену я равнодушно пожал плечами и всего лишь.
Добравшись до Большого магазина, мы остановились. У меня не было желания заходить в него, я остался у входа, а затем в ожидании женщин отправился побродить в одиночестве по парку. Оказалось, что напрасно. Наташа, едва заглянув в магазин, тут же торопливо выскочила из него. Я, даже двух шагов не успел сделать, как девушка предстала предо мной:
— Сеня, можно мне с тобой поговорить? Я завтра уезжаю, ― Наташа посмотрела с печалью в глазах, ― Много времени это не займет. ― Я размяк, меня тронули ее слова, хотел было уже согласиться, но неожиданно в этот момент моя невеста, словно, предчувствуя плохое, вдруг покинула магазин. Она, окликнув меня, стала спускаться по лестнице вниз. Я, тут же пришел в себя и, опомнившись, ответил своей бывшей девушке жестко:
— Нет, нет и нет! Ну, сколько можно нам с тобой говорить о том, что когда-то было, пусть даже не так давно ― осенью прошлого года, но это все уже в прошлом! Пойми! И не приставай больше! ― развернувшись, я пошел навстречу Елене, взял ее под руку и вместе с нею мы поднялись в магазин. Не дав Наташе времени выговориться, я смог отбиться от ее притязаний.
— И что этой девице от тебя нужно? Никак не успокоиться ― преследует и преследует, ― услышал я голос Елены.
— Да-а-а! Но больше, я надеюсь, не будет! ― затем сделав паузу спросил: ― Тебе что-то приглянулось, хочешь купить?
— Хочу! Мы завтра с тобой должны выглядеть соответствующе нашему предстоящему событию.
На другой день мы пошли в Щуровский ЗАГС и без каких-либо помех под аплодисменты родственников и знакомых расписались. У нас не было чего-то сверхъестественного, хотя это событие для нас и было значимым. Так уж получилось, что заявление в ЗАГС мы должны были подать месяц назад, пришлось написать его задним числом, дата совпала с одной из годовщин ухода из жизни близкого Елене человека. Мы бы могли прийти на день-два позже, однако рисковать не стали. Нам не позволил отец. Он, наверняка понимал, чего стоит день-два промедления. Неизвестно, что могло произойти за это короткое время. Жизнь ― не предсказуема. Нужно дорожить каждым ее мигом и без необходимости не испытывать судьбу. У отца, я думаю, тоже была возможность жениться на Зине ― по весне, а не тянуть. Однако, он посчитал, что месяц-другой ничего не решает ― торжество можно закатить и осенью и свою зазнобу потерял, ― потерял навсегда.
4
Отпуск подходил к концу, как такового медового месяца у нас не было: ― неделю, ну чуть больше, мы пожили отдельно от всех в маленьком домике уютной летней кухни на два окна. Для нашего уединения это пустующее здание было что надо: нам никто не мешал.
Домик этот стоял несколько в стороне, в тени яблонь, имел сени и большую комнату, вмещающую сложенную из кирпича плиту на две конфорки для готовки пищи, двуспальную железную кровать ― на то время соответствующую моде, диван, стол, несколько стульев и буфет для различной посуды и продуктов. На стенах висели вышивки ― одна из них какой-то моей дальней родственницы Тони, а в правом, отчего-то не в левом углу у самого потолка ― икона Николая-чудотворца для моленья, до того старая-престарая ― ни в коем случае нельзя трогать ― упадет и рассыплется. А еще на выходе можно было заглянуть в зеркало. Я, выходя за порог, фиксировал в нем свое состояние: возбужден, весел или же спокоен.
Еду мать готовила в доме, правда, чтобы во время сна не мучиться ночью от жары, не в печи, а на газу на плите, установленной отцом в коридоре.
Для семьи необходимости летняя кухня на тот момент не представляла. Жить в ней мы могли до самой осени. Родительница ее сдавала внаем учащимся училища. Занятий летом не было, шел набор на следующий год.
Это в ней брат Федор, забравшись к девушкам на огонек,
