бюргера. Наверное, оттого и судьба у нее не завидная.
Мы помолчали, а затем Александра неожиданно понесло, он вспомнил о том, что у нее после смерти под матрацем нашли немецкие марки, ― их ФРГ выплачивала всем, кто был угнан фашистами на работы, ― затем брат сообщил о нашей тетке Ире. От отправки в Германию, ее спас брат Трофим. Однако это ему дорогого стоило. Я тут же вспомнил учительницу немецкого языка Торлину. Она так никогда и не вышла замуж. «Там, там, я выучила язык и, благодаря этому мы с подружкой остались в живых» ― это были ее слова. Я думаю, она многим из учеников рассказывала случай отступления фашистов. Забежавшие в дом солдаты чтобы поживиться нашли наших девок в подвале, задав им несколько вопросов, и получив на них исчерпывающие ответы, на отличном немецком языке, быстро покинули дом. ― «Я им сказала, что нас оставили хозяева оберегать господское имущество, ― объясняла нам «русская немка», ― в ответ те прокричали: ― Гут-гут ― что значит хорошо и торопливо ушли дальше на Запад».
— Да и вот еще что? ― отец говорил, ― вспомнил Федор: ― «Побывавшие в рабстве в Германии молоденькие девушки, хотя они были и не виноваты, у парней авторитетом не пользовались….
— Понятное дело, ― сказал Александр: ― Им было по сколько? Лет по четырнадцать-пятнадцать. Одни молодые козлы с нашими девками на фронте забавлялись, а старые ― у себя дома насильничали. Наш народ, эти сволочи никогда не жалели. Это мы одни их, после войны, недоедая, всех кормили хлебом …. Пусть он им встанет колом!
— А еще после войны неохотно брали замуж и, так называемых, полковых жен, прошедших фронт, ― дополнил Федор.
Мы замолчали и принялись закусывать, затем после небольшой паузы Александр продолжил:
— Наш родитель закончил семь классов, ― это ему в будущем очень помогло, он, перед тем как попасть на передовую, был замечен и отправлен на обучение в полковую школу. ― Значит, что же это, получается, ― подключился я, ― наши земли освободили осенью сорок третьего года, затем отец месяц-другой учился на минометчика и уж только после попал на войну, как я знаю, он на фронте, был наводчиком, а затем даже командиром расчета.
— Да, все так, наверное, и было, ― сказал Александр и предложил выпить за отца и его друзей. Он не поленился и достал из кармана принесенное им фото. На нем было несколько человек в военной форме. Возможно, рядом стоял и его друг, тот в смерти, которого отец считал себя виноватым.
Затем мы вспомнили о том, что их часть после успешного завершения военных действий, так как они входили в состав Второго Украинского фронта, была отправлена на Украину и расположилась во Львове. Солдат «стариков», хотя этого понятия тогда не существовало, лучше сказать старослужащих, участвовавших с самого начала боевых действий, мобилизовали, призвав новобранцев. Наш отец по ряду причин был оставлен служить. Наверное, оттого что он имел офицерское звание и не подлежал демобилизации, а еще ― боевой опыт.
— Да-а-а! ― буркнул вдруг себе под нос Александр: ― Что-то давно с Украины не приезжала наша старшая сестра Тоня? ― Брат отчего-то вспомнил девочку, однажды появившуюся в Щурово со своей матерью.
Тут же, не удержавшись, влез младший брат Федор, ехидно болтанув:
— Наверняка Семена боится!
— Да, ― ответил ему Александр, ― Только откуда тебе это знать, тебя тогда и в помине еще не было.
Мне было стыдно за то, что я в первый приезд своей старшей сестры загнал ее на большую навозную кучу у сарая. Мы уже давно помирились, и Тоня не раз после того случая бывала в Щурово, одна и вместе с мужем, и даже привозила своих двоих сыновей. Я виделся с ней, разговаривал. Правда, мать ее уже за руку не держала. Наверное, смирилась и претензий, к оставшемуся в прошлом солдату Володе, не имела. Иначе бы и ее дочь Тоня не отважилась однажды вместе с семьей приехать ко мне в гости в Москву, а затем отправиться и к сестре Анне в Кемерово. Тоня была знакома и с нашей двоюродной сестрой Любой, и с ее дочерью из Донецка. Было время, они часто приезжали в Щурово. Мне неизвестно: ездила Тоня к ней в Донецк или же нет? Хотя не раз обещала побывать у нее в гостях.
Федору не следовало приплетать нашу старшую сестру, но разговор о ней помог Александру вспомнить, что он однажды был у нее в гостях и ему запомнился большой старинный парк.
— Он намного больше нашего, гектар десять, а то может и все двадцать, ― сказал неуверенно брат, ― Правда и город о-го-го какой. Не сравнить с Щурово. ― Затем Александр сделал паузу и добавил: ― Я, думаю, что отец намерен был остаться на Украине и служить в армии дальше, хотя бы только из-за этого парка, понравился он ему, не иначе.
Я тоже взял слово и сообщил, что наш дед Иван Павлович тоже, прежде чем вернуться на малую родину много лет прожил в Борщевке ― это в Белоруссии, народил там со своей первой женой восьмерых детей и возможно жил бы там до конца своих дней, если бы она не умерла от аппендицита. Что можно сказать об этом старообрядческом поселении? Оно славилось своим старинным парком. И этот парк был деду люб.
— Отца во время службы во Львове, ― перебил Александра Федор, ― я так думаю, кроме парка, задержал еще и взгляд черных глаз девушки-хохлушки, ― он, наверняка ее заприметил, патрулируя с нарядом солдат в тени аллей. Наша тетка Ира, старшая сестра отца, замуж вышла за солдата, и он ей встретился ни где-нибудь, а в старинном парке посада Щурово. Лучшего места для встреч молодых парней и девушек просто не придумаешь.
Девушка, за которой приударял когда-то молодой солдат Володя, ― мать нашей старшей сестры была родом не из Львова. Как она там оказалась? Неизвестно. Возможно, приехала подзаработать или же из-за недостатка мужчин у себя в селе решила испытать судьбу. Там, где много молодых парней: это в местах нахождения воинских частей, можно было быстрее выйти замуж. Реально такое? Да! А еще, моя мать говорила, это со слов отца, за гарной-девицей ухаживал какой-то шофер из военных, та отвечала
