Собчак: Согласна! Я считаю, что если вокруг находятся одни «Макдоналдсы» и калорийные «Крошкикартошки» – это проблема не владельцев этих заведений, а человека, который это ест. Он мог бы заниматься спортом и не есть картоху. Пирожковые не виноваты в том, что продают пирожки. Это мудаки виноваты в том, что жрут непонятно что.
Минаев: Правильно, Ксюша! Я считаю, что так же и с властью. Мы достойны тех чиновников, тех гаишников и того телевидения, которого мы заслуживаем.
Соколова: Кто это – мы?
Минаев: Мы – народ.
Соколова: Вы – это 3% интеллектуалов или 97% гопников?! Меня, кстати, всегда поражало, как умные, успешные русские люди сами! – за язык не тянет – говорят: да, мы имеем то, что заслуживаем! Мы признаем, что наши сограждане рабы и мы сами рабы. Наша власть нам лжет и нас трахает во все места, а мы знай себе нахваливаем!
Минаев: Ксения, я считал вас прогрессивной, образованной девушкой. Но сейчас вы несете ахинею. Я такое слышал на кухне у бабушки в 1984 году. Знаете, в чем ваша проблема? Вы представитель определенной социальной группы – ругаете правительство, цензуру, все ждете, когда за вами придут, а за вами все не приходят и не приходят. Если бы на месте Суркова был товарищ Суслов, вы давно писали бы заметки в тюремную стенгазету про успехи бригады женщинсучкорубов.
Соколова: Я огорчу вас, Сергей. У меня отлично развит инстинкт самосохранения. Я бы давно уехала из страны.
Минаев: Это страна бы решила – дать вам уехать или нет.
Соколова: Мне случалось пересекать границы пешком, в туфлях-лодочках. Но речь не обо мне. По-моему, вы сейчас абсолютно гениально проявились. Вы ведь мечтаете о Суслове, правда? И чтобы таких, как я, – на лесозаготовки или на худой конец за сто первый, а таких, как вы, – в «Совпис» и загранку? И тогда все однозначно – никто не скажет, что вы плохой писатель. Как говорил товарищ Сталин, «нет у меня других писателей». Всех схарчили.
Минаев: Ксения, я знаю две страны, где вам было бы комфортно, – одна существует на страницах книги Томаса Мора, вторая – у Кампанеллы. Хотя у Кампанеллы вам, наверное, будет не совсем уютно.
Соколова: Что ж, вы правы.
Минаев: Но вы же не любите людей, признайтесь! По-моему, ваша система взглядов – это жутчайший снобизм и тоталитаризм. Телевидение надо запретить, Суркова прогнать, Марь Иванну заставить читать журнал GQ. А вы вообще представляете, что будет, если Марь Иванна прочтет, например, это интервью?
Собчак: Марь Иванна офигеет!
Минаев (Соколовой): Я вообще вас в этой кожаной курточке представляю героиней «оптимистической трагедии». Мне кажется, вы с большим удовольствием расстреливали бы перед строем, из маузера...
Соколова: Браво, писатель Минаев! Наконец-то мы поговорим о сексе!
Минаев: Да вы...
Соколова (мечтательно): Запретные плоды... плетка-семихвостка... садо-мазо... так кто кого там у вас в Кремле?
Минаев: У нас любовь только к родине!
Собчак: У него роман с властью, он в пассиве. А потом Сергей придет с девушкой в клуб...
Минаев: Не хожу я ни в какие клубы!
Собчак: Так есть ощущение возбуждения от подавления?
Минаев: А то! У меня в шкафу висит кожаное белье, но это просто дань памяти о войне. (Соколовой): Вижу вас спичрайтером движения «Молодая гвардия» на подмостках, в беретке... Вот она, российская журналистика! Начать с творческого наследия Бунина и закончить, кто кого трахает!
Соколова: Древние греки, Сергей, называли это «космос». Все явления взаимосвязаны, а следовательно, равновелики.
Минаев: Твою мать!
Собчак: Не обижайтесь. Просто моя ученая подружка еще не попала в волшебный мир Кремля и телевидения. Она нам завидует. Как только попадет, за уши не оттащишь.
Минаев: Мы можем устроить.
Соколова: А что, познакомьте, пожалуй, с Сурковым.
Минаев: Why not? Когда пойдете в Кремль, не забудьте чулки с подвязками!
Соколова: Это ваш обычный дресс-код, Сергей?
Собчак: Да ладно, вон Дмитрий Быков зимой в шортах ходит – и ничего.
Соколова: Дорогая, ты очень кстати упомянула Дмитрия Быкова. Он же Минаева как-то особенно остро ненавидит. Готовясь к нашему разговору, я обнаружила его дивную фразу про замену Соловьева на Минаева: «В порочных системах, склонных к энтропии, плохое заменяется отвратительным». Отвратительное, Сергей, это вы.
Минаев: Это вторая цитата, претендующая на первенство в моем личном рейтинге.
Собчак: А первая?
Минаев: Я был на передаче Ерофеева на канале «Культура». Сидели там прыщавые литераторши, одна встала и говорит: «Я бы не стала подходить к литературе с таким гендерным крючком».
Соколова: Все дурнушки-интеллектуалки против вас, Сергей! Прямо заговор.
Минаев: А у нас вообще ненавидят богатых, успешных, молодых, энергичных, успешным быть в принципе западло! (Соколовой): Поэтому вы, Ксения, сейчас сидите в куртке стоимостью 18 годовых зарплат Марь Иванны и не можете говорить об этом, потому что интеллигенция должна быть бедная.
Соколова: Ерунда! Легко могу говорить.
Минаев (возмущенно): Да вы еще и двуличны! Здесь вы – интеллигенция, а здесь – нет, дайте мне мои 50 копеек!
Соколова: 99 франков.
Минаев: Вы продажная, низкопробная журналистка, профурсетка – кажется, так вас назвал мой кумир Виктор Батурин! До выборов вас не допустят ни здесь, ни в одной другой стране, потому что вы объявите восточную деспотию!
Соколова: Гарсон, валерьянки!
Собчак: Она ужасно надменная, правда?
Минаев: Нет, пусть она скажет, если она так любит народ, почему пришла в заграничной куртке, а не порватая-помятая, неухоженная, с плохим макияжем?
Соколова: Потому что в отличие от вас я не декларирую, что я – раб и живу в стране рабов.
Минаев: Вы – хуже! Вы сдали своих и не даете нашим! Вас никогда не примут в кремлевский пул.
Соколова: Спасибо за комплимент.
Собчак: А я согласна с Сергеем.
Соколова: Тоже сдаешь своих?
Собчак: Ты первая начала. Я называю это «эффект сумки „биркин“». Любая богемная девушка, отрицающая буржуазные ценности, как только получает первые деньги, тут же забывает, что она обсирала, и покупает сумку «биркин» – их пошлейший символ.
Соколова: Получим нарекания от рекламодателей. Прости, Herme`s! Лично я предпочитаю сумки других марок.
Собчак: Врешь! Если бы у тебя была «биркин», ты бы ее носила!
Соколова: Ну носила бы иногда – почему нет! Тому, кто мне ее подарил, было бы приятно.
Минаев: Телефон Vertu вам тоже подарили? Или вы тиснули джинсу в журнал и на эти деньги Vertu купили?
Соколова (скромно): Нет, вы правы, мне подарили. Но эта модель уже устарела. Я хочу новую. TAG Heuer design. И ее подарите мне вы.
Минаев: С какой это стати?!
Соколова: Чтобы господин Сурков не увидел этого интервью даже в страшном сне.
Божий дар и яичница
На пристрастные вопросы будуарных журналисток, чем кормить мужчину, чтобы его сперма была вкусной, шеф-повар Анатолий Комм[4] велел пробовать, пробовать, пробовать.
Соколова: Ты не устала заманивать джентльменов в будуар? По-моему, пора освежить декорации и переместиться на второй стратегически важный для девушки плацдарм – кухню. Она не менее сексуальна.
Собчак: Кому как. Я на кухне не бываю. Дома только сплю.
Соколова: То есть единственная альтернатива будуару – спальня? Я тебя на профессиональную кухню зову. Как у тебя – не знаю, а у меня накопились вопросы к рестораторам города Москвы.
Собчак: В таком случае едем к Комму в «Варвары». Он в отличие от коллег, любящих неуместные в ресторане театральные эффекты, фижмы и парики, честно предупреждает, что устраивает гастрономические спектакли.
Собчак: Здравствуйте, Анатолий, вам этот кафтан с инициалами очень к лицу.
Комм: Добро пожаловать. Это, Ксения, поварская куртка, спецовка любого шефа. А кафтаны по другому адресу.
Собчак: Простите, вырвалось. Кстати, про то, что к лицу, я искренне.
Комм: Приятно.
Собчак: Мы, пока ехали, договорились, что нападать на вас будем только по поводу формы. К содержанию претензий нет.
Соколова: Как говорили в гаражных автосервисах 90-х: по кузову вопросов нет, есть вопросы по жизни.
Собчак: Вы ведь стараетесь использовать исключительно отечественные продукты, а форму подачи селедки под шубой у японцев подрезали – роллов навертели.
Комм: Гастрономический смысл любого блюда в пропорциях. Взять традиционную «шубу» в идеальных пропорциях нереально.
Собчак: А может быть, и не надо, чтобы все идеально? Русский человек не любит порядок. Ему распахнутая «шуба» – только в путь. И салатик оливье на второй день ложечкой, той, что побольше, хапается за любо-дорого.
Соколова: Анатолий, вы понимаете, что изъяли душу практически из русской кухни?
Собчак: Душегуб.
Комм: Я не думаю, что русская душа – это лицо в салате. Коммунистическая свинская идеология. И терминология оттуда – «еда на газете». Эта газета все и объясняет.
