Отвернувшись, беру со стола тарелки с пастой и говорю:
— Мой бывший муж был неуравновешенным психом.
В тишине ставлю тарелки на стол. Одну для себя, вторую для своего гостя. Не глядя на него, иду к холодильнику, чтобы достать вино.
— Он тебя бил? — хрипловатый вопрос за моей спиной.
— Да, — принимаюсь возиться с вином.
— Помочь?
— Нет, — откапываю в ящике автоматический штопор.
Снова тишина, и она меня напрягает.
Я жду, зная, как он любит задавать вопросы.
— Этот шрам?..
— Да, — обрываю — В последний раз он избил меня до полусмерти. Потому, что я имитировала оргазм. Он и до этого подозревал, что я это делаю, а тут у него снесло крышу.
Подойдя к столу, плещу вино в бокал, стоящий перед Кириллом. Проливаю немного на белую скатерть, моя рука подрагивает. Кирилл протягивает свою и забирает у меня бутылку, наполняя второй бокал.
Я все еще на него не смотрю, хватая из ящика кухонное полотенце, которое прикладываю к кроваво-красной лужице.
Вся романтика этого вечера для меня испаряется. Может быть, когда-нибудь мое прошлое станет таким незначительным, неважным, что мне больше не придется кому-то о нем рассказывать. Возможно, только в качестве консультирования о том, когда тебе точно пора бежать. Это то, чего сама я так и не сделала, и за это мне стыдно.
— Как давно это было?
Глубоко вдохнув, отвечаю:
— Чуть больше года назад.
Сев на свой стул, все же поднимаю глаза.
Проведя указательным пальцем по ручке столового ножа, Кирилл за мной наблюдает.
Сдернув со стола салфетку, расстилаю ее на коленях.
— Приятного аппетита, — поднимаю свой бокал.
Посмотрев на пасту перед собой, мой гость спрашивает:
— Это было в Германии?
— Нет, в Италии.
— Как ты туда попала?
Не желая вдаваться в подробности своих полуголодных и вынужденных скитаний по Европе, отвечаю:
— Переехала. Я подумала, что в Германии слишком для меня холодно. Я там всего три года прожила.
— Он принуждал тебя к сексу? — получаю еще один вопрос.
Отпив из бокала, пожимаю плечом:
— Не сразу, конечно. Сначала все было, как в сказке. А потом сказка как-то незаметно закончилась.
— Сколько вы были женаты?
Я не знаю, есть ли какая-нибудь логическая последовательность у этих вопросов, но отвечаю:
— Три года.
— Кто он? Как его зовут?
Вскинув глаза, смотрю в обращенный на меня взгляд, но “на том конце провода” нет ни единого намека. Ни единого намека на то, зачем ему понадобилось это имя.
— Я подписала соглашение о неразглашении, — говорю тихо.
— Ты получила компенсацию?
— Да, — говорю, чуть вскинув подбородок. — Огромную. Я могла бы пойти в суд и засадить его, вместо этого взяла деньги. Меркантильно, правда?
— Не думаю, — бормочет Кирилл. — На адвокатов нужны деньги. И не только на них, — его взгляд делает круг по моему лицу, будто он прикидывает, сколько в нем ненастоящего. Сколько могла стоить вся та пластика, которая мне потребовалась!
— Я… не знала, что мне делать…
Прячу от него глаза, вспоминая те ужасные месяцы в больнице. Свою растерянность, страх того, что этот псих вдруг ворвется в мою палату, если узнает, что я отказалась от компенсации и решила подать в суд…
— Ты все правильно сделала, — слышу тихое заверение.
Мое сердце позорно сжимается, когда поднимаю глаза.
По-прежнему не притрагиваясь ни к еде, ни к своему бокалу, Кирилл постукивает по столу пальцем. Мимика его лица перестала быть неподвижной. Он двигает челюстью, слегка сводит и разводит брови. Чуть откидывает назад голову и ненавязчиво спрашивает:
— Он бизнесмен? Политик?
— Зачем тебе это? — смотрю на него исподлобья.
— Спортсмен? — делает еще одно предположение.
Его логика, каким бы дьявольским образом она ни рождалась, заставляет меня на секунду потеряться. Смотрю на него напряженно. Моргнув, поправляю салфетку и повторяю:
— Я же сказала, что не могу…
— Хорошо, — обрывает, обхватывая пальцами ножку бокала. Болтает в нем вино, наблюдая за процессом, когда снова смотрит на меня, спрашивает. — Ты боишься мужчин?
— Нет… — по привычке глажу шрам у себя за ухом. — Это… не то…
— Чего тогда? Кроме агрессии.
Несмотря на то, что я и так рассказала немало, именно сейчас меня сжирает дискомфорт. Это настолько личное, что мне хочется зажмуриться. Вместо этого я отворачиваюсь к окну и говорю, стараясь звучать твердо:
— Я не люблю, когда мне дышат в затылок. В прямом смысле. Я… в общем, это не переношу…
Кажется, я слышу, как капает вода из крана. Еще собственное дыхание и дыхание Кирилла. Упорно продолжаю смотреть в окно, дожидаясь, пока закончится эта чертова пауза. От нее у меня внутри зудит.
— Что еще? — слышу хриплый вопрос и ищу способы, как избежать смотреть в глаза напротив.
— Я не могу испытывать оргазм.
— А раньше могла?
— Да…
— У тебя есть психотерапевт?
Все же поворачиваю голову, отвечая:
— Я прервала курс, когда вернулась домой. Но я… в целом, была довольна…
Я знала, что он не спускал с меня глаз. И сейчас не спускает.
— Ты что-то принимаешь? — спрашивает. — Антидепрессанты?
— Уже нет.
— Ты меня хочешь?
Чуть поперхнувшись вином, слизываю его с губ.
Этот вопрос чисто формальный?! Ведь он знает, что хочу… в тот ужасный вечер успел даже убедиться в этом.
Плюнув, отвечаю:
— Да.
— Но не хочешь, чтобы я до тебя дотрагивался?
Кусая губы, тереблю салфетку и невнятно отвечаю:
— Нет… я… я не знаю… просто не уверена, что… смогу… получать удовольствие от процесса. От секса. Из-за этого в голове такой бардак…
Выпрямившись, он берет вилку и принимается за еду. Смотрит то на меня, то в тарелку, тщательно пережевывая и запивая вином.
— Очень вкусно, — замечает, продолжая жевать.
— Спасибо. Я забыла предложить тебе салат… — говорю, не в состоянии присоединиться к ужину.
— Не страшно.
Он не выглядит задумчивым, но я уверена, в голове у него не пусто. Кажется, пусто там вообще никогда не бывает.
— Ты все еще можешь уйти… — произношу тихо.
Проглотив то, что жевал, он поднимает голову и предельно серьезным тоном заявляет:
— У меня другое предложение.
Глава 20
Маша
Возможно, я ничего толком о нем не знаю, но прямо сейчас уверена — в отличии от меня, он в своей голове успел все разложить по полочкам. Наверное, находить быстрое решение в куче нагроможденной информации — его особый талант. Даже несмотря на то, что его решения быстрые, все выглядит так, будто никакой спешки и не было.
Сколько у него талантов?!
— Какое предложение? — спрашиваю напряженно.
Положив вилку на тарелку, вытирает салфеткой губы и делает глоток из бокала.
Без спешки.
Кадык на жилистой шее двигается, глаза смотрят на меня.
Откинувшись на спинку стула, Кирилл расслабляется, как сытый хищник, и говорит:
— Судя по всему, нам нужно с чего-то начать.
— Очень логично, — разглаживаю салфетку у себя на коленях.
Я почти не лукавлю, черт возьми.
— Логика вообще хорошая штука, — замечает. — Особенно, если она простая.
— Куда же она тебя завела? Я… вся сгораю от любопытства…
Короткая улыбка на его лице отдается шипучим ощущением под ребрами.
Закинув за голову руки, Кирилл сцепляет пальцы в замок на затылке.
— Я думаю, в нашем случае начало должно быть простым, — сообщает.
Мы. Нам. То, как он разбрасывается этими местоимениями волнует меня чуть ли не больше, чем весь этот разговор.
— Отлично… — бормочу.
— Я не буду тебя трогать. Ты будешь трогать меня, — предлагает, слегка раскачивая стул, на котором сидит.
— Что? — вылетает из моего рта.
— Ты будешь трогать меня. Где захочешь. Делай со мной что хочешь, считай у меня связаны руки.
— Мне тебя связать? — спрашиваю непонимающе.
