— За кого Вы меня принимаете?!
— Тогда откуда ж она здесь взялась?
Сергей пожал плечами:
— Здесь когда-то был музей Пушкина. Наверное, книга осталась с тех времен — ее просто не заметили…
Василий несколько секунд пристально смотрел на собеседника, потом вздохнул:
— Впрочем, теперь-то уже все равно…
Он опять надолго замолчал, потом проговорил:
— Что ж, по крайней мере теперь ясно, в чем была наша главная ошибка…
— В чем же?
— Мы недооценили "человеческий фактор". На роли родных набрали дилетантов — людей, которые были осведомлены о сути эксперимента и согласны потратить на него несколько лет своей жизни — а нужно было привлекать профессиональных актеров и психологов. Чего стоят хотя бы «шуточки» нашей "Арины Родионовны", которая начала рассказывать о полетах на Сириус и колониях на Веге, когда у нее кончился запас «нормальных» сказок…
— Да, — кивнул Сергей, — или рассказывала сказки стихами Пушкина…
— Да и Вы тоже хороши! По-моему, Вы слишком привязались к мальчишке — и начали делать глупости…
— А Вы думаете, легко каждый день изображать злого папашу? Думаю, даже профессиональные артисты не смогли бы обманывать его слишком долго…
— Об этом-то я и говорю, — усмехнулся Василий. — Вы начали его жалеть…
— Жалеть… — повторил Сергей. — А Вы сами-то пытались хоть раз представить себя на его месте, полковник?
— На месте подопытного кролика?
— Хуже! На месте человека, за которого все давным-давно решено…
— А почему Вы думаете, что наше место чем-то лучше? — насмешливо посмотрел на него Василий.
Сергей пристально посмотрел ему в глаза. Губы сложились в горькую усмешку:
— Ну да, ведь именно это мы и собирались выяснить…
— Вот-вот. А Вы испугались узнать правду — и решили форсировать события…
— Идите Вы к черту! — разозлился Сергей. — Оставьте свои дешевые приемчики для кого-нибудь другого! Тоже мне, комиссар Мегрэ!
Они опять надолго замолчали.
Первым тишину нарушил опять Василий:
— Ну, так что будем делать?
— Можно подумать, у нас есть варианты… — хмыкнул Сергей.
— Да, есть. Как минимум два: можно солгать, а можно рассказать правду.
Сергей помолчал.
— Я думаю, ничего правдоподобного соврать все равно не удастся, — так что я за второй вариант.
— Ну, почему же не удастся? — возразил Василий. — Можно, например, придумать что-нибудь а-ля Нострадамус — дескать, жил-был давным-давно на земле великий чародей и пророк, который и предсказал Саше его судьбу.
— И заодно написал все его стихи… — усмехнулся Сергей.
Они опять помолчали.
— Хорошо, — согласился Василий. — Вариант с «Нострадамусом» не проходит. Тогда… — он вдруг замолчал, глядя на дверь.
На пороге стоял Саша. Медленно, словно во сне, мальчик вошел в комнату, взобрался на стул и положил перед собой злополучную книгу. В комнате стало тихо, как в могиле. Саша смотрел куда-то в пространство перед собой, а все остальные смотрели на него. Слышно было, как в соседней комнате муха бьется головой о стекло…
Наконец Саша поднял голову и посмотрел на Сергея Львовича. Совершенно спокойным и даже безразличным голосом (кто знает, чего стоило ему это спокойствие!) он спросил:
— Папа, а… про тебя тоже есть такая книга? — и тут же опустил взгляд, словно боясь прочесть ответ в глазах отца.
Ошарашенный Сергей некоторое время молчал, потом медленно перевел дух и начал рассказывать. Он рассказал обо всех четырех мировых войнах, об открытиях Аль-Шаби, о первых полетах к Альфе Центавра, о курортах Сириуса, об истории завоевания Веги — одним словом, изложил всю историю Земли с XIX века до наших дней, но все никак не мог решиться перейти к главному.
Саша слушал очень внимательно, пытаясь понять, зачем ему рассказывают все эти сказки. Лоб его нахмурился, брови сползли к переносице. И вдруг какая-то искра промелькнула в его глазах.
— Так значит… — он едва не задохнулся от поразившей его догадки, так значит, сейчас… не 1808 год?!
— Нет, — выдохнул Сергей, глядя куда-то в пол, как провинившийся школьник.
— Так значит… это не про меня?!
— Нет, — снова подтвердил Сергей. Потом немного помолчал и голосом занудного школьного учителя литературы продолжил:
— Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт, родился 26 мая 1799 года в семье…
Но Саша его не слушал. Он вдруг вскочил из-за стола и в возбуждении забегал по комнате.
— Значит, меня не убьют на дуэли? — перебил он. — И летающие глаза существуют на самом деле? Вот здорово! — он засмеялся звонким счастливым смехом.
— Так значит, на Веге есть колония землян? И там была война с туземцами? И значит, на Сириусе действительно живут говорящие собаки? — в невероятном возбуждении он бегал по комнате и засыпал всех вопросами, не дожидаясь на них ответов.
Но вдруг лицо его потемнело, улыбка сошла с губ, и брови опять сомкнулись на переносице. Какая-то новая мысль пришла ему в голову. Он замер посреди комнаты, развернулся и медленно подошел к Надежде Осиповне, которая все так же сидела на диване. Подняв на нее глаза, Саша срывающимся голосом, говоря все тише и тише и переходя почти на шепот, пытался что-то сказать:
— Так значит… значит… ты…
И наконец — совсем уже тихо, одними губами — выговорил:
— … значит… ты… не моя мама?!
Несколько секунд они — оба бледные, как полотно — молча смотрели друг другу в глаза. Потом Саша резко развернулся и выбежал вон из комнаты.
Надежда Осиповна смотрела ему вслед невидящим взглядом. По лицу, белому как снег, медленно текли слезы. Через полчаса ее отвезли в больницу — не выдержало сердце…
— Знаете, это даже хорошо, что так вышло… — сказал Василий. Он прохаживался взад-вперед по комнате и непрерывно курил.
— Почему? — Сергей сидел на подоконнике и смотрел на разгорающуюся зарю. Только через два часа, уже под утро, они решились взломать дверь в Сашину комнату. Окно было раскрыто настежь, на столе лежала короткая записка: "Я ушел совсем. Саша".
— По крайней мере, теперь мы знаем, что гений из него сформировался. Причем именно тот, который и должен был сформироваться — Александр Сергеевич Пушкин. Сформировался приблизительно за семь-восемь лет. Значит…
— Можно запускать программу "на конвейер"? — закончил за него Сергей. — Закладывать в «инкубатор» эйнштейнов?
— Вот именно, — сказал Василий.
— Сомневаюсь, — покачал головой Сергей. — Правительство вряд ли на это пойдет. Эксперимент провалился, и больше денег на программу никто не даст.
— Как это провалился? А "буря мглою…"?
— Одно стихотворение — еще не доказательство. В конце концов, он мог случайно прочесть его где-то в другой книге. Или няня по глупости процитировала его — обрывками, в разных разговорах, но все же… А потом он лишь соединил эти обрывочные сведения воедино — скорее подсознательно, чем сознательно — и выдал его за свое творение. Совпадение, конечно, поразительное, но пока это лишь совпадение…
— Но ведь эксперимент еще не закончен…
— Как это? — Сергей удивленно посмотрел на Василия.
— Изменились лишь внешние условия, но так даже интереснее… И дешевле… — Василий усмехнулся. — Знание об опасности еще не гарантирует избавления от нее. Да, он теперь знает, кто он такой, но сможет ли "уйти от судьбы" — это еще вопрос…
— Что Вы хотите этим сказать?
— То, что уже сказал — это Пушкин Александр Сергеевич, и никто иной. И мы это докажем!
— Каким образом?
— Он будет писать стихи Александра Сергеевича…
— Но ведь он их уже видел! Это не будет доказательством!
— Он видел только «избранное» — это не больше десятой части. А запомнил и того меньше. Ничего не стоит не показывать ему остальных девять десятых. Будем подсовывать Лермонтова под видом Пушкина — пусть читает! Он даже эту книгу оставил здесь — ничего не стоит ее подменить. Выясним, что именно он запомнил, а остальное перепишем…
— Опять лгать?! — Сергей смотрел на Василия широко открытыми глазами.
— Мы лгали все эти девять лет, — невозмутимо парировал тот. — Если нужно, будем лгать еще столько же…
— Кому нужно?!
— Нам нужно! Нам! Делу! Человечеству! — неожиданно закричал Василий. — И прекратите Вашу демагогию и глупые вопросы! Мы перед этим щенком не для того девять лет выкаблучивались, чтобы он потом по крышам лазил и хвосты котам крутил!..
Сергей некоторое время молча смотрел на полковника, потом отвернулся к окну и спокойно сказал:
— Мне неприятен Ваш образ мыслей, но спорить я не стану. У Вас все равно ничего не выйдет — он ушел. Совсем ушел… — он показал на записку на столе.
— Никуда он не денется — поймаем и поставим на место, — усмехнулся полковник. — Не писать стихов совсем он не сможет, это Поэт от рождения. А как только начнет сочинять — получится "я помню чудное мгновенье…"
