Ной поднялся и в радостном возбуждении потёр руки. Он был уверен, что блестяще провёл с пациентом свой психологический сеанс. И стал прощаться.
— Сегодня вы отдыхайте, а завтра мы продолжим наш разговор.
— Не надо продолжать наш разговор. Вы меня убедили, и я буду искать «Большое облако». Так и скажите своему начальству: русский учёный будет работать, хотя я и не уверен, что мне удастся найти «Облако» больших размеров. Ну, ладно: я буду работать. Так что до свидания, до новой встречи.
Довольные друг другом, они расстались.
Над островом сгущались сумерки, и Борис лег в кровать. Он подвинул к себе стул с бумагами Арсения Петровича, но читать их не хотелось, в мозгу рекламной плывущей строкой летели слова доктора–психолога. Борис уверил его обещанием приступить к работе, но сделал он это для того, чтобы доктор успокоился и ничего не докладывал начальству. Доктора Борис успокоил, а вот Драгана его тревожила. Она, конечно же, расскажет отцу об их разговоре. И что же тогда следует ждать от губернатора? Об этом теперь думал Простаков. Впрочем, большой тревоги в его сердце не было. Если губернатору уж так нужно «Большое облако», он поступит так же, как и поступил доктор Ной: будет уговаривать, увещевать, и если Борис станет упираться, тогда губернатор примет другие меры. И уж, конечно, он не приставит к русскому учёному детектор лжи, после которого надолго и, может быть, навсегда ломается психический строй человека. До этого не допустит и Борис; как только ему будет угрожать детектор, он пообещает засесть за работу, а уж потом придумает, как ему поступать дальше. Он будет советоваться с Арсением Петровичем, а может быть, и с адмиралом, к которому проникся большим доверием.
На том Борис и успокоился. И подвинул ближе стул с бумагами Арсения Петровича.
ГЛАВА ВТОРАЯ
В плотно упакованной папке лежали две стопки бумаг; первая стопка толстая и тяжёлая, как кирпич. Большими и неровными буквами — заглавия: «Заметки к «Облаку»». И вторая потоньше: «Мои сомнения и предчувствия».
Хотел было углубиться в чтение второй части — личной, духовной, но интерес к научной оказался сильнее, и Борис начал с неё. Арсений Петрович беглым, но ещё молодым и красивым почерком писал:
«Любопытный разговор произошёл у меня с генералом–негром. Он привёз нам для лечения большую партию сильно истощённых, нервных парней в форме пехотинцев. Сказал мне:
— Хотел бы знать, профессор: когда вы закончите собирать свою волшебную пушчонку? Говорят, она заменит все атомные и водородные бомбы, которые и у нас, и в России, хранятся глубоко под землёй. Так ли она сильна, эта ваша детка?
Я смотрел в его широко открытые глаза и думал: «Что за птица, этот чернокожий генерал, и откуда он знает про наши работы? А если знает он, то завтра могут раструбить обо всём газеты. И что мы тогда будем делать?»
Сказал ему так:
— Никакого нового оружия мы не открыли, и, к сожалению, атомную бомбу наша «пушчонка» не заменит. Вам известно, что такое рентгеновские лучи?
— Да, конечно. Если врачам нужно осмотреть мои кишки, они меня просветят.
— Верно: просветят. Просветят весь организм. Но если вам нужно остановить развитие опухоли — есть другие лучи, тоже невидимые: лучи радия. Это, я надеюсь, вам тоже понятно?
— Профессор! — развёл руками генерал. — Я хотя и далек от науки, — пожалуй дальше, чем от луны, — но эти славные лучики: рентген и радий — я про них слышал.
— А теперь будет ещё и наш лучик. Будет, если мы его поймаем. Он затерялся в сонме других излучений, и его надо ещё изловить. Так вот: если мы его поймаем, то направим в ту область головы, где живёт у нас центральная нервная система. И лучик приведёт в порядок нашу головку. Если вы плохо спали, вы будете спать хорошо и крепко, если вы часто раздражаетесь и по пустякам заводите ссоры с товарищами или семейными, вы будете спокойны, слабому поможете, бедному дадите деньги. А всех добрых людей на свете вы будете уважать: и чёрных, и белых, и жёлтых, а родных и близких любить. Вот такие успокоительные лучики для человечества готовит наша лаборатория.
— Профессор! — вдруг вскричал медведеподобный негр и так хватил меня ладонью по плечу, что оно у меня и до сих пор болит. — Профессор!.. Так это же и есть оружие массового поражения — самое грозное и могучее, какое только было на свете! Оно посильнее будет той дуры, которую наши парни сбросили на Хиросиму. Зачем крушить города и убивать людей, когда их можно превратить в ягнят. Пусть они живут, жуют и блеют, как овцы. Так вам же, профессор, надо поставить золотой памятник повыше статуи Свободы! Вы гений! Вы спаситель человечества! Да не открой вы свои лучики, нашлись бы бешеные парни в погонах и забросали бы всю землю ядерными бомбами. Уж тогда бы жизнь и совсем заглохла. От ядерной пыли и грязи не спаслись бы и самые малые твари.
Генерал хотел снова огреть меня ладонью по плечу, но вдруг стих, опустился на стул и с минуту смотрел в промежуток между своими ботинками. И потом, подняв на меня испуганные глаза, проговорил:
— Вот только я бы не хотел, чтобы вы и меня ожгли из этой своей штуки.
Но потом он снова развеселился, и мы пошли с ним обедать к адмиралу Станишичу».
Простаков читал дальше:
«Компетентные органы Штата мне представили совершенно секретные сведения о работах ”Хьюстонской биологической лаборатории“. Как я и ожидал, она очень большая и работы поставлены на широкую ногу, ведутся спешно и содержатся в секрете. Штат строго подобран по национальному признаку — до пятого колена отслеживается чистота британской расы, — чужаков и на пушечный выстрел не пускают. Особенно боятся ”граждан мира“ и афро–мексиканцев, которые работают на тех, кто больше платит. Лаборатория составляет компьютерный атлас, в нём запечатляются характерные черты портрета десяти основных национальностей и четырёх рас: белой, чёрной, жёлтой и промежуточной. Последняя мне пока непонятна, но, очевидно, это народы, вроде кано (смешанных), мексиканцев, кубинцев… Проблема глобальная, почти космическая — в доподлинности она ведома одному Богу. Отсюда и количество умов, привлечённых к её решению».
Другая запись и на другую тему:
«Я теперь наладил антенну–тарелку и смотрю наши российские программы. Нас теперь тащат в Евросоюз. Русский медведь упирается, но ему нашептывают в ухо: раствори двери дома, запусти в него всяк пришлого, желающего. И русские люди уже готовы открыть ворота. Забыли они завет предков: что немцу хорошо, то русскому смерть. Вот он, дьявол. В иные времена такую силу наберёт, что и сам Бог одолеть его не может. Ведь был же в своё время Вавилон! И люди знают, чем он закончился. Ныне сатана снова нам его налаживает. Вот тут в Америке уж двести лет кряду, как перестали блюсти границы. И что же вышло?.. Солянка сборная, коктейль получился. Радио, телевидение не включи: там–там африканский по ушам бьёт. В тёмное время на улицу не выйди: тебя разденут и ограбят. Денег много, и еда недорогая, и флот и армия в страхе весь мир держат, а ладу ни в чём нет. Без души она живёт, Америка».
