— Я не буду давить на тебя, но мне нужно, чтобы ты сказала мне, если тебе больно. Физически.
Я отрицательно качаю головой.
— Тебе что-нибудь нужно?
И вновь я отвечаю так же.
— Ладно. Я пойду в другую комнату, но позже проверю тебя.
Он закрывает за собой дверь, и я поворачиваюсь на нетатуированный бок. Свет за занавесками с каждым часом становится всё темнее, и мой мочевой пузырь кричит о необходимости опорожнить его. Я не двигалась с тех пор, как вернулась домой прошлой ночью, не потому что не хотела, а потому что тело не позволяло мне этого сделать. Требуется некоторое усилие, но в конце концов я встаю и волочу ноги по коридору в ванную. Когда натягиваю штаны я забываю, что Кенни здесь, поэтому, когда он ахает, это пугает меня до чёртиков.
— Что это, чёрт возьми? — кричит он.
— Татуировка.
— О, Рейн. Ты ухаживаешь за ней?
Среди всего, что было в моём мозгу, забота о моей татуировке в список не входила.
— Чёрт, — бормочу я. Снимаю пленку и съёживаюсь от некогда яркой и красочной татуировки, цвета которой кажутся размытыми. — Я что, всё испортила?
— Не знаю. У меня никогда не было тату, — парень склоняется к ней ещё ближе. — Она выглядит бесформенной.
— Чёрт!
— Раз уж ты снова заговорила, почему бы тебе не сказать мне, что с тобой происходит?
Я не обращаю внимания на его вопрос, потому что не готова ответить.
— А я должна её мыть?
— Я не знаю.
— Да ну нахер. Уверена, что уже всё испортила. Как и всё остальное в своей жизни.
Он вздыхает.
— Так что же случилось?
Кенни был моим плечом, моей опорой, моим резонатором, и сейчас он нужен мне больше, чем когда-либо. Я просто боюсь, что он подумает, что я прогнила насквозь.
— Я собиралась оставить ему сообщение, — я смотрю себе под ноги. — Собиралась сказать ему, что продолжаю жить своей жизнью. Я набрала его номер, и эти слова вертелись у меня на языке. Но я не смогла, потому что родители Брайана отключили его телефон, — почувствовав жжение в глазах, я хватаю салфетку. — Я пришла к ним домой, и это было просто ужасно. Аарон кричал мне, что Брайан мёртв и мне нужно двигаться дальше, и Кристен согласилась с ним… — из меня вырывается смешок. — Ирония в том, что я собирался ему всё рассказать. Но теперь, когда не могу этого сделать, я разочарована в себе за то, что даже думала о том, чтобы отвернуться от своих слов.
Долгое молчание заполняет мою маленькую ванную комнату, прежде чем он заговаривает.
— Его родители правы.
Я ощетиниваюсь от его комментария.
— Нет, они не правы. Он всё ещё может быть жив где-то, а я не…
— Ты бредишь! Разрушаешь свою жизнь из-за парня, который умер, Рейн. Он мёртв и больше не вернётся.
— Не говори так! — кричу я.
— Это чистая правда. Мне надоело ходить вокруг тебя на цыпочках. Мне очень, очень жаль, но он мёртв. И тебе нужно двигаться дальше, прежде чем ты угробишь себя из-за чёртова разбитого парнем сердца, который никогда, бл*дь, тебя не заслуживал!
Моё и без того хрупкое сердце ещё больше разрывается от оскорбительных слов лучшего друга.
— Исчезни с глаз моих, Кеннеди!
— Нет. Господи Иисусе, Рейн. Как долго ты собираешься жить в отрицании этого?
— Вовсе нет. Он любил меня.
— Ладно. Возможно, он любил тебя, но он не вернётся, и было бы неправильно тратить всю свою любовь на человека, который больше не сможет её получить.
Когда я сглатываю, пересохшее горло отдаёт болью. Что-то в том, что только что сказал Кенни, находит отклик. Думаю, именно это лежит в основе всех моих чувств. Мне нравилось быть для кого-то всем. Я любила любить. И хотя всё происходило за закрытыми дверями и об этом никто не знает, я не хочу чувствовать, что отказываюсь от Брайана. Он нуждался во мне больше, чем кому-либо известно, больше, чем я когда-либо признаю. Но его больше нет.
— Ты прав.
Его глаза расширяются.
— Я знаю, что прав; ты не обязана делать кого-то счастливым. Тебе стоит побеспокоиться о себе.
Всё встало на свои места. Как недостающая часть головоломки, её края сходятся и смыкаются вместе; но это моя жизнь… это не игра.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Дело не в том, что я жду Брайана. Да этого и никогда не было. Дело в том, что я держусь за чувство, которое, как я боялась, никогда больше не найду.
Брайан нуждался во мне так, как никто другой не знал, и я была так напугана, что не смогла быть тем, в чем он нуждался.
— Вот именно.
Валун, который на протяжении двух лет отталкивал логику в моём мозгу, катится вниз по позвоночнику и давит на лёгкие.
— Мне нужно немного побыть одной.
— Уверена?
— Да.
— Ну ладно.
Он обнимает меня, хоть я и не отвечаю ему взаимностью, и оставляет в покое.
Как только дверь закрывается, я прислоняюсь к ней и оседаю на пол, позволяя весу этого откровения утянуть меня.
* * *
— Чёрт, детка. Что ты натворила? — голос Вона будоражит меня, и когда его руки скользят подо мной, я хватаюсь за его куртку. Удовлетворение, которого я так давно не испытывала, заставляет меня чувствовать себя невесомой в его объятиях.
Он кладет меня на кровать и поднимает мою рубашку, его нежные пальцы скользят по моему боку. Даже несмотря на все эти долбанутые эмоции, ему удаётся заставить мой живот трепетать. Я слышу, как он делает глубокий вдох.
— Она испорчена? — спрашивает Кеннеди.
— Дай мне протереть её. Не мог бы ты принести мне немного теплой воды, мочалку и сухое полотенце?
Кеннеди не отвечает, но его шаги затихают, и руки Вона слегка стягивают мои штаны для йоги.
— Мне нужно, чтобы ты приподняла другой бок, чтобы я мог спустить их ниже и привести тебя в порядок.
Я перекатываюсь на спину и немного приподнимаюсь. Он берётся за пояс и тянет вниз, пока не становится видна вся татуировка. Когда его пальцы снова касаются моей кожи, мой взгляд устремляется к нему. Его глаза похожи на какао, такие тёплые и манящие. Он искушает меня свернуться калачиком рядом с ним и позволить ему забрать холод, который я чувствовала. Хотя сомневаюсь, что Вон вообще захочет это делать. Особенно после того, как я с ним обошлась.
— Всё готово, — голос Кенни вырывает меня из тумана. — Тебе ещё что-нибудь нужно?
— Нет, дружище. Этого должно быть достаточно.
— Мне бы очень хотелось остаться, но я должен идти на работу, — Кенни целует меня в лоб и обнимает за плечи Вона. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится. Я могу заскочить позже.
— Конечно, чувак.
Мы оба смотрим, как он уходит, и когда дверь захлопывается, Вон принимается за работу, снимая остатки грубой полиэтиленовой пленки и очищая место с помощью мочалки. Желая, чтобы он посмотрел на меня, я не отрываю взгляда от его лица. Он хмурится и время от времени сжимает челюсти, а я стараюсь не морщиться от боли, когда он касается чувствительной кожи.
Не знаю, что сказать ему. Извиниться? Рассказать ему о Брайане?
— Неужели я всё испортила? — выпаливаю я, отчаянно желая поговорить с ним, даже если это не то, что действительно хочу сказать.
— Всё должно быть в порядке. Нам нужно подышать свежим воздухом и дать ей проветриться, но я думаю, что всё будет хорошо, — Вон встает и швыряет грязные полотенца в корзину, а потом выбрасывает мусор в мусорное ведро. — Тебе ещё что-нибудь нужно?
«Мне нужно больше. Мне нужен ты».
— Почему ты так добр ко мне?
— Я не знаю, — он проводит рукой по волосам. — Хотелось бы, чтобы у меня была другая причина, кроме той, что… — слова замирают у него на языке, и он просто качает головой. — Не знаю.
Тяжело вздохнув, Вон направляется к двери. Когда его рука касается ручки, страх потерять его тотчас заставляет объяснение просто слететь с моего языка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Они говорят, что он умер.
Его спина выпрямляется, и Вон оборачивается, но я смотрю сквозь него на дверь. Не хочу видеть жалость на его лице. Я лишь хочу, чтобы он смотрел на меня с любовью и желанием. В этот момент, за те три секунды, что потребовались мне, чтобы сказать ему эти слова, я понимаю, что не могу продолжать жить так, как сейчас. Не могу позволить чудесному человеку, который был более чем терпелив со мной, уйти из моей жизни. Мне всё равно, если это будет быстро. Это правильно… это кажется правильным, и это всё, что имеет значение.
