Тогда Цикенбаум начал мне мстить… Стоило мне только начать читать для студентов одну из его лекций, как он тут же выпускал из меня не очень пристойные выражения… Например, императрицу Екатерину вторую он назвал сначала шлюхой, потом проституткой и так громко при этом рассмеялся, что многие студенты, особенно студентки попадали со своих мест…
Как-то в ректорате он заставил меня соблазнить ректоршу, и провести с ней все зимние каникулы на Гавайях…
Со временем я привык к его несуразностям и поэтому носил с собой что то вроде кляпа, который каждый раз вставлял себе в рот, как он только начинал пытаться что-нибудь этакое сказануть моим ртом…
А потом я все же сжалился над ним и выпустил его из себя… С тех пор мы часто с Цикенбаумом сидим у Оки, пьем водку и любим наших нежных дев, утешаясь также часто Платоновской мыслью о нашем всеобщем Бессмертии…
И если что-то есть, так, значит, будет после…
Кто-то сказал, что жить очень сложно, и я рассмеялся… Ибо я был не там, и вообще я мог быть где угодно, даже во сне с Цикенбаумом я мог проходить проплывать любые перелески и волны сладостного обольщения и дикой необузданной страсти…
Девы появлялись и тут же исчезали… Но мы с Цикенбаумом плыли, летели, не обращая на жизнь никакого внимания… Ибо внимание уже к очень многому нас обязывало, а мы привыкли быть лишь временщиками-метафизиками…
Но, правда, была еще Стелла, которая ко мне чересчур здорово прикипела…
Так, заглядывая иногда в ее похотливые кошачьи глазки, я вдруг задумывался о том, что нас с ней, возможно, скоро не будет, и все сразу вставало на свои места…
Я жил без обязательств, как и без постоянного места своего обитания…
Иногда с Цикенбаумом, на Оке, с водкой и с девами, в волнах и на берегу, за кустами, я спрашивал себя, – А правильно ли я живу и где он, смысл моего существования… Неужели одно полусонное вожделение способно произвести такую бурю страсти и оргазма… После которой ты уже не ты, а совершенно пустое и никчемное существо сослепу пытающееся разглядеть где-то там в небесах своего Бога… Цикенбаум редко смотрит куда-то по сторонам и он по своему счастлив, он и мне говорит, делай как я, ведь жизнь проходит без следа как чудный сон…
И мы пьем, веселимся, и все-равно что-то не так… То есть вроде бы счастье приходит на миг с лоном желанной красавицы и тут же куда-то исчезает…
Словно и не было его, счастья, лона, наслаждения… И ты остаешься один и думаешь… Думать можно о чем угодно, но о чем угодно не хочется, и тогда что-то неожиданно задевает тебя как настороженный взгляд старика из-за дерева, который давно уже живет бомжем, но забрел сюда, на берег Оки и сам не знает, что ему делать… Я говорю, – Старик, не бойся, мы живем ради того, чтобы просто жить, любить и на что-то надеется… А старик смеется в ответ, и я вдруг понимаю, что передо мной стоит сам Бог…
И тогда я спрашиваю его, за что он так жестоко поступил со всеми нами…
А старик смеется, ибо наш Бог давно сошел с ума и очень скоро волна его безумия проглотит целиком все человечество… Вот чего я всегда боюсь…
Но Цикенбаум говорит, – Не ссы! Мы созданы, чтоб сказку сделать былью! И на Бога тоже какая-то управа есть! Так ее еще найти надо, – шепчу я, а меня в волнах Оки обвивает сладостная дева… А Цикенбаум пьет водку и тоже с другой девой бросается в Оку… И так мы все до одного, до одной, вливаемся в бесконечный поток бытия…
Мы все несемся в одну странную и загадочную область… Я говорил об этом не раз Цикенбауму, и он всякий раз соглашался со мной, добавляя, что там тоже есть и Ока, и девы, и водка…
И вот эта чудная последовательность, Ока, девы, водка, как-то странно вытягивает все мое жизненное пространство в причудливый конус желания, хотения, и очень хочется жить, вертеться, потеть в оргазме, в любострастии, или просто считать на небе звезды, одновременно перебирая волосы на лобке затихшей после яркого экстаза девы…
Хочется сделать что-то еще более неожиданное, сказочное, расцеловать ее не просто во все места, а подняться с ней туда, к луне и к звездам на небо, и сделав прелестный пируэт, вдруг опуститься на макушку загадочного Бога, приведя его сначала в полное замешательство, а потом в чувство восторга и самого забавного настроения…
А затем вместе с ним переделать сразу все миры и Вселенные по образу и подобию своему, то есть нашего с ним, с Богом ощущения того, что называется Великой Тайной нашего собственного происхождения…
Но Бог-старик-бомж куда-то уходит, и Цикенбаум в Оке продолжает сладостно постанывать со своими девами, а я словно звезды перебираю волосы на самом сокровенном месте, откуда на свет выползают и появляются такие же странные и внеземные существа, как и я, или как она, моя притихшая после последнего яркого экстаза дева, дева по имени Стелла…
Как памятник в ночи застывает она, ибо в ночи проще всего добиваться сладкого наслаждения, а после молчать задумчивым привидением, дабы еще больше прочувствовать в себе эту чудную последовательность, и Оку, и нежность тел, и холодную обжигающую горло водку, и что-то еще кроме несущегося на волнах страсти Цикенбаума…
И если что-то есть, так, значит, будет после… И с нами, и с мирами, и с Богом, и со всем, что связуется в безумной вспышке счастья… Аминь!…
Изучение Вселенной, обрастающей тайнами
Есть два царства Света и Тьмы, один, в которым живем мы, – люди, и другой, в котором живут наши отражения, призраки…
Мы можем по-разному видеть и слышать, по разному любить, но мы никогда не сможем попасть в Царство Тьмы из царства Света, ибо он пролегает через Смерть… Так говорю вам я, сын Давида, Иаков, видевший и знавший многое…
– Что это за хрень?! – спросил меня профессор Цикенбаум, с интересом разглядывавший кусок старинного пергамента, который я ему дал в руки после пятой рюмки «Перцовки»…
– Это Арнольд Давыдыч, как я полагаю, очень интересный исторический документ, который я нашел на лужайке, где вы вчера веселились со своими студентками…
– Между прочим, – вздохнул Цикенбаум, – это моя вещь, я ее еще три года назад привез с берегов Красного моря, где мы вели раскопки древнего города…
– Интересно, интересно, и что же этот Иаков дальше написал?! – улыбнулся я…
– Это загадка, видишь, край пергамента оторван, – вздохнул Цикенбаум…
– А почему он оказался на лужайке?!
– Видишь ли, я эту вещь всегда и везде таскаю с собой как талисман, а талисман этот всегда держу в кармане брюк, но мои девы вчера от возбуждения порвали на мне брюки, но вот, талисманчик-то мой остался целехонек! – весело засмеялся Цикенбаум…
Вскоре его опять окружили со всех сторон похотливые юные девы, а я, потупив голову, и глядя на Оку, попытался подумать о загадочном Иакове…
Как человек мог проникать в какие-то там Царства Света и Тьмы, и так глубоко мыслить тогда, когда не было компов, инета и вообще связи с Всевышним?!…
Этот вопрос я тут же адресовал профессору Цикенбауму, который в ответ сладостно замычал, обнимая одну из самых прелестных дев…
– Сейчас они скроются в Оке, – вслух подумал я, и словно угадывая мои мысли, любовная парочка действительно скрылась в водах Оки за камышами…
Другие девы пытались наброситься на меня и порвать на мне одежду, но я яростно отбивался от них, а потом мне все надоело, и через некоторое время им меня все же удалость очень ласково и нежно изнасиловать, но я не плакал, а чудесным образом получал наслаждение, совсем забыв о загадочном Иакове…
Потом я вышел из Оки, где мной обладало великое множество сладостных дев и мы с Цимкенбаумом продолжили распитие спиртных напитков…
На этот раз мы пили «Ледяную водку», хотя она была теплой… И мы очень быстро захмелели… Девы пели русскую народную песню «Во поле береза стояла», и мы часа два водили с ними хороводы, а еще играли в ручейки и в бутылочку…
А когда у нас с Цикенбаумом распухли от поцелуев губы, мы опять уткнулись в древний пергамент…
– И все же что он хотел нам сказать, этот самый Иаков?! – спросил я у профессора…
– Это тайна и очень серьезная тайна, – нахмурился Цикенбаум…
– А зачем тайны вообще существуют?! – еще сильнее призадумался я…
– Для того, чтобы лицезреть свое существование как некий эксперимент, – прошептал Цикенбаум сдавленным шепотом, потому что его в этот момент страстно сдавила в объятиях очередная нежная дева…
– Как странно все это, – только задумался я, как на меня опять набросились возбужденные девы… Так мы с Цикенбаумом пили, любили и задавались чудными вопросами о загадках, тайнах и даже об этом древнем куске пергамента…
– Зачем мы живем?! – спросил я Цикенбаума утром…
– Чтобы пить и любить, а еще ломать головы над всякими тайнами! – улыбнулся мне профессор Цикенбаум, и слегка покачав своей серьезно научной головой, отправился в университет, где его ждали уже слегка удовлетворенные им и мною девы, а ваш покорный слуга остался с куском древнего пергамента на берегу Оки изучать по нему Вселенную, все более обрастающую тайнами и загадками… Аминь!…
