– Да я знаю, но…
– Никаких но, – Стелла схватила меня в охапку и унесла в кусты…
И только спустя час я смог снова задуматься о пробуждающихся про всей планете вулканах… Главная опасность состояла в том, что человечество везде настроило кучу атомных электростанций, которые могут послужить тем самым роковым детонатором, который еще больше пробудит вулканов…
– Ты еще не устал размышлять?! – спросила меня Стелла, обнимая меня и целуя в губы… Я пытался что-то сказать, но промычал… За кустами в объятьях другой нежной девы страстно мычал Цикуенбаум… Поэтому дальше размышлять о вулканической деятельности на земле было бесполезно…
– Мы живем сейчас, понимаешь?! – спросила меня Стелла, неся меня на руках в Оку, – а что будет потом это уже не важно…
– Не важно?! – удивился я…
– Да живи сегодняшним днем! – Стелла неожиданно кинула меня в воду и мы поплыли вместе в заросли камышей на острове… И там неожиданно я почувствовал, что никогда и никаких открытий не сделаю, но останусь здесь навсегда, и всегда буду находить счастье в моей Стелле…
Как добиться чудесного?
– Если б я только знал, до чего доводит любовь, я бы убил ее сразу на месте… Чтобы она не касалась меня своими животными ласками, своими плотоядными стонами, и чтобы не водила меня потом как зверя на поводке, показывая своей любьознательной мамочке, какое чудо ей удалось завоевать своим ненасытным лоном!
– Ты так серьезно думаешь о своей Стелле?! – удивился Цикенбаум…
– Да, я так думаю, и буду думать! – мрачно вздохнул я и выпил с ним водки…
– А за что мы чокнулись? – сконфузился профессор…
– За нас, – еще тяжелее вздохнул я…
– Странно, – удивился Цикенбаум, – вы так любили друг друга!
– Да, это была не любовь, а музыка, – всплакнул я, – но потом эта ее мама, эта Флора Робертовна…
– Так что же она сделала с вашей любовью?!
– Она растоптала ее самым безумным и позорным образом! Она обвинила меня в сексуальной дисгармонии!
– А она что, сексопатолог что ли?! – усмехнулся Цикенбаум…
– Ну, конечно, сексопатолог, к тому же самого высшего разряда!
– Н-да! – вздохнул Цикенбаум, – не повезло тебе!
– Она изучает нас, и потом она постоянно издевается и тащит к врачу, то есть к своему знакомому специалисту!
– А вы ей жалуетесь что ли?!
– Да в том то и дело, что не жалуемся, но она допрашивает свою дочь с таким пристрастием, даже по ночам, когда Стелла идет в туалет, она ее тащит к себе в комнату и до утра издевается над ней! А потом бежит ко мне и издевается уже надо мной! И зовет нас к доктору!
– Так чего вы ж терпите-то! – еще больше удивился Цикенбаум, глотнув водки прямо из горлышка бутылки, – взяли бы и съехали куда-нибудь!
– Да я бы съехал, но Стелла боится оставить мать одну! И еще хуже она и на самом деле стала верить, что у нас с ней в постели что-то не так!
– Н-да! Я бы тоже на твоем месте стал подумывать об убийстве или самоубийстве, – задумался Цикенбаум, и неожиданно столкнул меня в Оку…
Полетев с бугра, я шлепнулся в реку в костюме и в галстуке, но вынырнув, испытал наслаждение… В это время на берегу нарисовалась Стелла…
– Ты вернешься домой?! – спросила она меня, даже не удивляясь тому, что я плаваю в одежде…
– О, Стелла, я боюсь, что мои нервишки не выдержат, и я убью, сначала твою маму, потом себя, ну, а напоследок и тебя!
– Псих! – поморщилась Стелла…
– А почему бы вам, не уйти от матери на квартиру, – неожиданно вмешался в наш разговор профессор…
– Она помогает нам в сексе! – внезапно рассердилась на Цикенбаума Стелла…
– Ну, если помогает, то тогда конечно! – рассмеялся Цикенбаум…
– Арнольд Давыдыч, ну, я же говорил вам, что они все там чокнутые, и я сам с ними скоро чокнусь!
– Милый, наша мама не будет больше вмешиваться в нашу жизнь! – взмолилась Стелла, опуская глаза и плача, и прижимая руки ладонями к груди…
– Как ты можешь давать обещания за свою мать, – грустно поглядел я на нее, – разве ты можешь знать, что захочет твоя мать сделать с нами завтра… А вдруг она завтра захочет лечь с нами в постель и попытается соблазнить меня, чтоб показать тебе на мне как это делать?!
– О, Боже! – воскликнула Стела, – как ты только мог так подумать о моей матери!
– Но ей же надо как-то показать совершенство в сексе, а как она его нам покажет, одними только словами?! – усмехнулся я, выплывая из-под коряги…
– Между прочим, в его словах что-то есть, – сощурился с улыбкой Цикенбаум…
– Почему вы все время вмешиваетесь в наши дела?! – возмутилась Стелла…
– А разве твоя мамочка не вмешивается в наши дела?! – спросил я, выбрасывая корягу на берег…
– Аналогия – вещь необыкновенно хорошая в научных спорах! – заметил одобрительно Цикенбаум, – я всегда анализировал людей, особенно в сексе!
– И как вы их анализировали?! – заинтересовалась Стелла…
– Очень просто, обычно я дев кладу на спину, а потом…
– Можете не продолжать, профессор, – покраснела Стелла…
– А ваша матушка что-то подобное вам рассказывала?! – полюбопытствовал профессор…
– Ну, то мать, – вздохнула Стелла, – она даже часто стоит у нашей кровати, чтобы в нужный момент дать научно полезный совет!
– Н-да! Тяжелый клинический случай! – вздохнул глубоко Цикенбаум, – теперь я осознал всю суть вашей семейной драмы!
– А почему сразу драмы, – вспыхнула Стелла, – просто опыт есть у мамы, и она как всякий врач, хочет нам послать свой мяч!
– Интересная интерпретация вашей интимной коллизии! – радостно потер руки Цикенбаум…
– А я, между прочим, весь сырой, – сказал я, выходя из Оки…
– Ты еще и пьяный слишком! – заметила Стелла…
– В последнюю ночь, когда твоя мать осветила нашу оргию фонариком, я пожелал тут же напиться, но мне она не дала! Если ты помнишь, она до утра нам с тобой рассказывала об организации оргий в древнем Риме!
– Ну и что тут такого, – пожала плечами Стелла, – просто моя мама очень много знает и страстно хочет все накопленные ею знания передать нам, своим детям!
– Однако я ей не ребенок, и не ее ребенок я и вообще самостоятельный давно и просто взрослый мужик, мужчина, человек! – поднял я вверх свой указательный палец…
– Он прав! – похлопал меня по плечу Цикенбаум, – по видимому, ваша мама уйдя на пенсию, решила реализовать себя как сексопатолог в вашей семье!
– Ну и что тут такого плохого! – всхлипнула Стелла, – если она нам хочет одного только добра!
– Это друг мой, клиника! – шепнул мне на ухо Цикенбаум…
– Вы ненавидите нас! – крикнула Цикенбауму Стелла, – и поэтому все время настраиваете моего мужа против моей матери!
– Уймись, Стелла! Профессор только что просил меня, да что там, просил, он просто умолял меня помириться с твоей мамой!
– О, Боже, как хорошо, профессор! Простите, что я ошибалась в вас! – захлопала от радости в ладоши Стелла…
– Да, ладно, чего уж там! – сконфузился Цикенбаум, – все мы грешники, а поэтому должны любить друг друга, ну, и прощать!
– Ладно, Стелла, я вернусь домой, но с условием, что твоя мать больше не будет заглядывать к нам в спальню!
– Ну, ты же вроде бы привык! – неожиданно заупрямилась Стелла…
– Ты, что же, хочешь сказать, что мне приятно быть освещенным ее фонариком в самый неподходящий момент нашего с тобой оргазма!
– Ну, почему, неподходящий?! – глупо заулыбалась Стелла, – просто ей очень хочется нам помочь!
– В чем помочь, Стелла?! – закричал я…
– Ну, дорогой друг, ну, что ты так кричишь, – вмешался опять Цикенбаум, – ну, подумаешь, твоя любимая теща посветит на тебя один раз фонариком, ну и что-то полезное скажет своей дочурке, но у нее же кроме вас никого нет, а поэтому вы ей одинаково дороги, а уж, поскольку она еще сексопатолог, то она и хочет вам принести счастье с помощью своего профессионального опыта!
– Молодец, профессор! – Стелла от умиления даже расцеловала его всего…
А я опять нырнул в одежде в Оку, чтобы насладиться тишиной и покоем, и отсутствием всякого нужного смысла…
Я устал ото всех и хотел только одного, – погрузиться в спокойное течение Оки и ни о чем не думать…
Но ко мне неожиданно подплыла Стелла, и мы совокупились с ней прямо в воде, а Флора Робертовна стояла над нами с фонариком и приговаривала: Как прекрасно дети мои, вы все это исполнили, наконец-то я добилась от вас самого чудесного за все это время…
Профессор за ее спиной насвистывал марш Мендельсона, и махал нам обеими руками, часто показывая большим вытянутым пальцем жест: Здорово! Очень здорово, ребята! Очень здорово!…
Я хотел тоже что-то им всем сказать, но Стелла приложила свой палец к моим губам, и я вдруг почувствовал ее всю до самой прелестной глубины и тихо вскрикнул… И рыдал… А все смеялись и радовались… Аминь!…
