– Ну что, староста, сделал я твое дело? Правильно, что порядок в общине соблюдаешь. Это я ценю и уважаю, потому что без порядка на Руси кроме пьянства, разгильдяйства и воровства ничего не было и не будет. Думаю, мы с тобой тоже поладим. Мне толковый староста все одно нужен, а кто знает этих людишек лучше тебя?
Пахарь мрачно усмехнулся.
– Выходит, ты из меня, вольного человека, слугу хочешь сотворить?
Князь привстал в стременах и указал плеткой на танкетку.
– Какая может быть воля под пушечным дулом? Все, поиграли в свободу с людишками, теперь это безобразие кончать пора. Всегда на Руси была хозяева, и всегда были слуги и рабы. Рабов мне не надо, с ними хлопот много. А вот слуги верные да работящие нужны. Только тогда Россия воспрянет из праха, когда каждый будет заниматься своим делом. И работать мои людишки будут не за совесть, которой у русского крестьянина отродясь не было, а за страх перед суровым, но справедливым хозяином. Понятно?
– Понятно, – кивнул Пахарь. – Говоришь, делом своим надо заниматься? Это верно, пора браться за дело.
Он поднял правую руку и зычно крикнул:
– Готовсь!
Толпа дружно и привычно рухнула на землю. И тотчас откуда-то из соседнего дома раздался грохот выстрела, и башню танкетки охватило пламя. Одновременно сразу с нескольких сторон застучали пулеметные очереди. Всадники заметались, не зная, где скрыться от разящего огня. Некоторые начали стрелять из винтовок в туман. Князь Охромицкий стрелять не стал – он пришпорил своего коня и стремительно помчался в соседний переулок, тот, что вел к речке.
Через несколько минут все было кончено. Двенадцать слуг князя были убиты, четверо тяжело ранены. Мужики из толпы достали ножи и безжалостно прикончили тех, кто пришел в деревню с мечом.
Отец Серафим, бледный как смерть, истово крестился, с ужасом глядя на все происходящее. Потом он обернулся и с укоризной посмотрел на старосту.
– Не по божеским законам живешь, Пахарь!
– А князья, что обманули народ, живут по-божески? – тихо спросил Пахарь. – А как насчет тех священников, что им фактически служат? Легко и просто держать народ в темноте от имени самого Господа бога, внушать им необходимость смирения перед власть имущими. Но народ уже привык к свободе. И просто так ее мы никому не отдадим!.. Мужики, берите топоры да пилы, пойдем отстраивать зеленодольскую ферму.
Пахарь повернулся и пошел по улице, что вела к полю. За ним последовала большая часть мужчин. Остальные мужики занялись уборкой трупов, а молодые бабы побежали за ведрами – надо было гасить пылающую танкетку.
Отец Серафим долго смотрел вслед старосте, а затем перекрестил его и прошептал:
– Господи, прости его, грешного… И прости меня, своего слабого слугу. Ведь сердцем я чувствую, что он прав, ирод немецкий!
Братья Игорь и Евдоким, что продолжали стоять на коленях посреди площади, недоуменно переглянулись.
– А как же мы? – робко сказал Игорь, глядя на оставшихся на площади женщин. – С нами-то что будет? Матушка, развяжите нас!
К ним подошла мать – суровая седая женщина. Она ласково погладила сыновей по головам, а потом повернулась к другим пожилым женщинам и промолвила:
– Сердце мое разрывается от боли, но Пахарь прав. Слишком много на свете людей, которые хотели бы разрушить нашу общину, и превратить нас, свободных людей, в рабов. А я не хочу, чтобы мои дети и внуки стали рабами!.. Бабы, кто будет сечь моих сыновей?
Глава 4. Визит джентльменов
Спустя месяц центральные улицы Москвы были обильно увешаны красочными растяжками. На них сменяли друг друга голографические изображения панорамы какой-то горной долины с пирамидальным строением посреди, и бегущие светящиеся надписи: «Вольга приглашает в Манеже 10-17 ноября на выставку «Россия и Алтайская Цитадель»».
Стояла промозглая октябрьская погода. В воздухе уже порхали первые снежинки, мостовые не просыхали даже при редком появлении холодного осеннего солнца. Москвичи уже успели забыть о своих летних впечатлениях, многим захотелось чего-то яркого и необычного. Театральные залы по вечерам были переполнены, новые голливудские голофильмы давали бешеные сборы. В этом году в моду вновь вошли романтические мелодрамы, и римейк знаменитого фильма «Унесенные ветром» с Леонардом ди Каприо в роли Ретта Батлера наконец-то побил застарелый рекорд «Титаника».
Все жаждали зрелищ, способных добавить адреналин в остывающую осеннюю кровь. Выставка в Манеже вряд ли могла быть отнесена к таким будоражащим воображение событиям. Первый взгляд на растяжки обычно не вызывал у москвичей каких-либо эмоций. Какая Цитадель? Кто такой Вольга? Про Волгу знаем, а вот про Вольгу что-то не слышали, хотя имя вроде бы знакомо из каких-то детских сказок.
Но удивительное дело – почти все прохожие почему вновь устремляли глаза на трепещущие на ветру узкие полотнища, и словно завороженные следили за бегущими призывными строчками. Буквы как-то странно мерцали, а потом до каждого прохожего невесть откуда доносились звуки чудесной мелодии, похожей на перезвон хрустальных колокольчиков. «А почему бы действительно не сходить в Манеж?» – думали тогда москвичи. И самое странное, за всей суетой дел об этом своем решении почему-то не забывали.
До торжественного открытия выставки оставалась одна неделя. Интригу добавляло то обстоятельство, что обычно охочая до сенсаций пресса глухо молчала о предстоящем событии в Манеже. Молчал и Интернет, что было уж совсем странно. Каждый день около сорока тысяч человек входили в Сеть, чтобы хоть что-то разузнать про предстоящую выставку. Вопросы сыпались словно из рога изобилия. Что такое Цитадель? Что за горная долина изображена на растяжках? Кто такой Вольга, и чего он добивается?
А потом неизвестно откуда по городу поползли слухи, один необычней другого. Говорили, что якобы в столице объявился чуть ли не сам сын Божий, именующий себя старинным русским именем Вольга. Он поразительно походит на традиционные изображения Христа, и к тому обладает многими необычными, и даже магическими способностями. Также утверждали, что любой собеседник, будь то политик, финансист или бизнесмен, поневоле чувствует рядом с Вольгой словно пигмей рядом с колоссом Родосским. Дальше слухи обрастали уже самой настоящей мистикой. Мол, взгляд Вольги проникает в самую сущность человека, от него нельзя скрыть даже своих самых тайных мыслей. Женщины млели от его божественной красоты, мужчины инстинктивно признавали его безусловное превосходство.
Вольга был нигде и одновременно чуть ли не везде. Он неожиданно появлялся на различных светских тусовках, заседаниях Большой Академии Наук, в ночных клубах, в казино, в элитных частных школах, в отраслевых институтах, в том числе и самых засекреченных, в библиотеках, музеях и еще невесть где. Нигде его не звали, ниоткуда он не получал приглашений, нигде ему не выписывали пропусков. И тем не менее этот странный человек с необычайной легкостью проникал через любые, самые жесткие охранные кордоны. Люди из служб безопасности только озадаченно разводили руками и клялись, что не пропускали незнакомца, и тем более не получали от него никаких взяток. В последнее, правда, верилось с трудом.
Странный Вольга обычно появлялся в сопровождении не менее странной свиты. Его сопровождал простоватой внешности мужчина лет тридцати по имени Виктор, говорливый, с простодушной улыбкой. Он с легкостью переходил с любым собеседником на «ты», и тотчас начинал говорить о каком-то потрясающем проекте, сулящем якобы многомиллиардные прибыли, и способным перевернуть всю будущую историю человечества. Понять, о чем говорил простак, было совершенно невозможно, но почему-то после такого нелепого разговора у многих деловых людей появлялся какой-то зуд, какое-то волнующее бурление в крови. Почему-то им хотелось встать посреди ночи и бежать куда-то на край Москвы, чтобы встретиться с простаком и сделать для него все, что только было возможно в их силах. И побежали бы, да только не знали, куда, поскольку простак почему-то никому не называл ни своего адреса, ни даже номера телефона.
Еще больше внимания приковывал коротышка, почти карлик, с уродливым лицом и грубыми, вызывающими манерами. Коротышка был известен в артистических кругах как некогда довольно успешный продюсер Андрон Минх, прозванный за настырность и цепкость Пиявком. Этот тип непрерывно курил сигары, потягивал пиво из никогда не иссякающей кружки, и нагло требовал от всех денег. И удивительное дело, деньги ему почему-то давали. Впрочем, Андрон не брезговал и кредитными карточками, хотя явно предпочитал наличные. В отличие от простака, коротышка буквально всем совал свои визитки, невероятно красивые, переливающиеся всеми цветами радуги, с витиеватыми, трудночитаемыми надписями. Однако через некоторое время эти визитки имели обыкновение превращаться в белые картонные прямоугольники, на которых синими чернилами были жирно выведены похабные слова.
