Мать не видела его никогда раньше, а он ее обхаживал, обвораживал, чаю горячего наливал, то конфеты вкусные принесет, печенье, лекарства иногда покупал. Встревожиться, присмотреться у матери не было сил, все на веру принимала…
Петр и при ней стал оставаться на ночь, мать поутру видела его, качала головою, потом дочь спрашивала:
– Когда же вы жениться будете? Нехорошо так жить, соседи осуждают. А в училище прознают – неприятности будут.
Однажды проигрался Петр до самых пуговиц на галифе, хоть голым иди. Стал спрашивать, может, где Азиз припрятал что-нибудь? Он был уверен, что где-то в доме и золотишко, и денежки есть. Может, правда, Зайнап и мать не знают, но наверняка этот волчара-уголовник где-то схоронил богатство!
Так думал Петр и стал поискивать, пошаривать в комнатах, пока хозяева куда-то выходили. И однажды нашел-таки коробочку, открыл и обомлел – дивные сережки и перстень были драгоценны без меры, в белом золоте был «утоплен» синий сапфир, а по периметру он был обсыпан бриллиантами. Видел он такие цацки у матери своей, генеральши, у таких же ее подружек и знал им настоящую цену.
Ничего не сказал ни матери, ни Зайнап – украл. Украл, унес, за большие деньги продал, удалось ему с карточным долгом рассчитаться, еще деньги остались за проданные «побрякушки» – так он потом называл эти драгоценности. Зайнап не сразу обнаружила пропажу, а когда не нашла свою коробочку, спросила, не брал ли Петр ее. Он ей сказал, без страха и без вины: взял, посмотрел – стекляшки лежат, зачем ей, будущей жене офицера, такие «побрякушки», он ей настоящее все купит. Зайнап ему не поверила, только долго-долго посмотрела ему в глаза, развернулась круто и вышла из комнаты со словами:
– Уходи. Ты меня постоянно обманываешь, я, конечно, еще молодая, малоопытная, но ты уже совсем заврался, даже мне это ясно. Уходи!
– Да и пойду, какие дела?
Петр служил в этой части уже два года. Командир стонал от его «подвигов»; намеками, когда звонил «большой» генерал, пытался подсказать, что, дескать, молодому парню, москвичу, гнить в такой дали, можно бы его и перевести поближе к родителю.
– Что, плохо служит? Ну, потерпи, полковник, заберу я его скоро, потерпи! – успокаивал командира папаша пьяницы, картежника и гуляки-лейтенанта.
С Виктором у Петра дружба разладилась, понял Виктор, что это никакая не дружба, а так, от тоски и одинокости они сошлись. Виктор был из простой семьи, из крестьянской. Образование при их бедности он мог получить только в военном училище, где одевали и кормили. Учиться ему нравилось, парень он был башковитый, ответственный, въедливый и с амбициями. Он очень хотел служить и точно знал, что уж до полковничьих погон точно дослужится. Все выходки Петра были ему не по нраву, он пытался говорить с ним, остерегал, на что Петр ухмылялся и отвечал уверенно:
– Прорвемся!
Дважды Петр, когда проигрывался в пух и прах, а играл он с серьезными людьми, там долги не прощались, дважды он просил денег у Виктора:
– Что ты, на них спать будешь? Для чего собираешь?
– Собираю. Родителям дом новый построю. Женюсь, семья будет, дети, их кормить и одевать нужно.
– А на ком женишься, на Лариске?
– Нет, на Зайнап женюсь. Вот ты уедешь, она успокоится, забудет тебя, я на ней и женюсь. Обязательно женюсь!
Петр Виктору рассказывал о новогодней ночи, о том, что встречается иногда с Зайнап, и о том, что эта дурочка-полуузбечка надеется, что он на ней женится и возьмет в Москву.
Виктору Зайнап понравилась сразу своей скромностью, спокойным нравом, со временем его чувства стали перерастать в большую настоящую любовь. Он стал презирать Петра, даже ненавидеть, стал избегать встреч с ним и разговоров, переселился в другую комнату в общежитии. И служил, честно служил Родине. В отношения Петра и Зайнап не вмешивался, ему казалось, что Зайнап любит Петра…
Командир уже больше не мог покрывать проступки наглого лейтенанта. Посоветовались они с замполитом и решили применить хитрый тактический ход: эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! При очередном докладе генералу командир, когда речь зашла о сынке, не стал говорить о службе, просто доложил:
– Остепеняется, остепеняется!
– Это мой-то обалдуй остепеняется?
– С девушкой встречается, вот-вот жениться собирается.
– С какой девушкой? – с опаской спросил генерал. – Из гарнизона?
– Нет, девушка-узбечка, с матерью живет в пригороде, из бедной семьи, хорошая, неизбалованная девушка, ей вот-вот шестнадцать лет должно исполниться, молоденькая совсем.
– Кто разрешил! – взбеленился генерал. – Нам только малолеток-узбечек не хватало! Ты куда смотрел?
– Да в таком деле не усмотришь, товарищ генерал.
– Твою мать! Отец-командир, называется! Что же сразу не доложил? Может, она уже и беременная? Мой кобель быстро все делает, везде поспевает.
– Не могу знать, товарищ генерал!
Генерал от души выматерил своего подчиненного и швырнул трубку на рычаг.
Уже через неделю пришел приказ о переводе лейтенанта Гуртового в Москву, в распоряжение штаба сухопутных войск.
Полковник с замполитом поняли, что их карьера с сегодняшнего дня закончилась, это было огорчительно.
– Но зато теперь его хоть не прибьют и не прирежут, и нам головы не поотрывают и погоны не снимут, пусть едет, – разумно успокаивал себя и командира замполит.
Вестовой отыскал Петра – в этот день он, к счастью, оказался в части – и передал приказ явиться в штаб.
Петр пришел в измятой гимнастерке с несвежим подворотничком, в нечищеных сапогах – никого не уважал и никого не боялся.
– Лейтенант Гуртовой, на вас пришел приказ – срочно откомандировать вас в Москву. Завтра летит наш самолет, вылет в десять часов утра.
– А что так срочно? – Петр вольно задал вопрос. – Следующим вылетом полечу, у меня есть дела в городе.
– Приказ генерала не обсуждается. К вылету подготовиться, за час доложить лично мне, – полковник побагровел от наглости лейтенанта.
Потом взял себя в руки, только скулы от напряжения задвигались, сказал тихо и внятно:
– Дела свои, сосунок, сделаешь в оставшееся время. И явишься завтра ко мне в кабинет с вещами ровно в девять ноль-ноль. Иначе я прикажу тебя связать и отправлю до Москвы товарным грузом, – и добавил на хорошем солдатском языке, что он думает об этом до смерти ему надоевшем наглом сопляке.
– Кругом! Шагом марш выполнять приказ!
А Петр как раз сейчас был в большом проигрыше, сегодня или завтра он должен вернуть карточный долг. Мелькнула наглая мысль: «А вот махну завтра в Москву, и поминай, как звали». Но он прекрасно знал, что у дружков Азиза, а именно тот ввел его в эту криминальную картежную среду, руки и до Москвы дотянутся.
Бессилие и страх приводили от одной абсурдной мысли к другой: взять деньги у Зайнап и ее матери. Да откуда же у этой бедноты такие деньги? Их он уже обобрал. Взять в кассе взаимопомощи? Там таких денег отродясь никому не давали, а тем более уезжающему навсегда. Где же? Где взять деньги? Сегодня, сейчас!
И вдруг – озарение! Деньги есть у Виктора! И он даст их Петру!
Он разыскал Виктора, сообщил о своем срочном отъезде и предложил:
– Вечером пойдем к Зайнап. Она не знает, что я уезжаю. Вот я сегодня скажу ей об этом и скажу, что ты будешь ей помогать во всем, пока я устроюсь и заберу ее в Москву. Я отдам ее тебе взамен на деньги. Она же тебе сильно нравится? А знаешь, какая она в постели? Ты мне сто раз спасибо скажешь!
– Ну и сволочь же ты! Если бы я не любил Зайнап, я убил бы тебя! Но я должен сделать ее счастливой и только ради нее я пойду на эту грязную сделку с тобою, с подонком.
– Тогда деньги давай сразу, сейчас, я их должен до вечера отдать, иначе мне каюк. А потом встретимся у Зайнап, приходи, – как к себе домой пригласил Петр. – Отметим мой отъезд.
– Деньги я тебе сейчас дам, но при жестком условии: ты больше никогда не увидишься с нею и навсегда о ней забудешь!
– Ну-ну, чего ты взъерошился? И тебе ее хватит! – но увидел налитые кровью глаза и сжатые кулаки Виктора, спешно добавил: – Ладно-ладно, все. Договорились. Верну долг – и сразу в часть.
Конечно же, Виктор не дождался Петра ни через два часа, ни в шесть, ни в восемь вечера. Как же мог этот подлец еще раз до своего отъезда не поиздеваться над несчастной, ничего не подозревающей девочкой?
Петр заехал к Зайнап, не купив в этот раз ни конфет для матери, ни гостинца для Зайнап. Он принес бутылку коньяку, попросил закуску, предложил Зайнап выпить с ним.
– Зачем мне пить? У меня потом голова будет болеть.
– Значит, пить буду один.
И пил рюмку за рюмкой, захмелел, взял Зайнап за руку и сказал:
– Я тебе скажу сегодня что-то важное и для тебя, и для меня. Хочешь знать, что?
– Говори, если это важно.
– Скажу. Только, Змейка, станцуй мне так, как ты умеешь. Разденься и станцуй, я тебя очень прошу!
– Ну что ты придумал, Петр? Тебя не было больше недели, теперь ты играешь в какие-то тайны и просишь, бог знает о чем! Не буду я раздеваться и танцевать не буду.
