Разгут жадно тянулся к Акиве.
— Я отбыл свой срок, ты пришел за мной. Ведь так, так, брат мой? Ты меня заберешь, и я снова смогу ходить. Смогу летать…
— Ты здесь ни при чем, — сказал Акива.
— Как?.. Кто тогда тебе нужен? — выдавил Изил на языке серафимов, которому научился у Разгута.
— Девушка, — ответил Акива. — Расскажи мне о девушке.
17
Мир распался
По другую сторону двери открылся коридор, вымощенный унылым черным камнем. Он тянулся футов на десять вперед, а затем поворачивал. Перед поворотом в стене оконце — узкое и зарешеченное. От того места, где стояла Кэроу, не было видно, куда оно выходит. Струящийся сквозь окно белый свет рисовал прямоугольники на полу. «Луна», — подумала Кэроу. Что за пейзаж открывается из окна? Что за место? Ведет ли эта дверь, так же как передняя, в несметное число городов, или здесь нечто совершенно иное? Сделать несколько шагов — и все выяснится. Но посмеет ли она?
Кэроу прислушалась. Откуда-то издалека доносились звуки, но в самом коридоре стояла тишина.
И она решилась. Крадучись пошла вперед. Несколько бесшумных торопливых шагов на цыпочках — вот уже и окно. Она вглядывается вдаль сквозь массивные прутья стальной решетки.
Мышцы лица, напряженные от волнения, внезапно расслабились. Объятая благоговейным страхом, Кэроу в изумлении открыла рот. Мгновение спустя она сомкнула челюсти и вздрогнула, настолько резко лязгнули в тишине зубы. Она наклонилась вперед, всматриваясь в открывшуюся перед ней картину.
Что бы это ни было, она поняла точно: это не ее мир.
В небе стояли две луны. Это прежде всего. Две луны! Первая представляла собой сияющий полукруг, вторая — бледный серп, едва взошедший над горой. Что же до пейзажа, который они освещали, Кэроу сообразила, что находится в огромной крепости. Шестиугольные бастионы укрепляли массивные обнесенные валами стены там, где они соединялись; в центре располагался приличных размеров город, а над всем этим возвышались зубчатые башни. По высоте своего пункта наблюдения Кэроу определила, что стоит в одной из них. На вершинах башен расхаживали караульные. Если бы не две луны, место походило бы на окруженный крепостными стенами городок старой Европы.
Но было и еще отличие. Решетки.
Удивительно, но сверху город оплетали стальные прутья. Никогда раньше Кэроу не видела ничего подобного. Дугообразной формы буро-черные уродливые прутья тянулись между пролетами стены из утрамбованной земли и охватывали даже башни. Располагались они так близко друг к другу, что вряд ли кому-нибудь удалось бы протиснуться между ними. Улицы и площади города словно существовали в клетке, и в лунном свете повсюду разбросались зигзагообразные тени.
Зачем нужны решетки? Чтобы никого не впускать и не выпускать?
Внезапно с неба устремилась вниз крылатая фигура. Отпрянув, Кэроу решила, что нашла ответ на свои вопросы. Ангел, серафим — вот первая мысль, которая пришла в голову и заставила сердце бешено стучать, а раны — пульсировать. Но это был не ангел. Фигура пронеслась над головой и скрылась из виду, но Кэроу успела разглядеть животное, похожее на крылатого оленя. Неужели химера? Она всегда подозревала — их должно быть больше, хотя в своей жизни видела лишь четырех. Они никогда не говорили, что существуют другие.
До Кэроу вдруг дошло: весь этот город населен химерами, и за его стенами лежит целый мир, — мир двух лун, населенный химерами. При этой мысли ей пришлось крепче ухватиться за прутья, чтобы не упасть — вселенная словно завибрировала и увеличилась в размерах.
Существует другой мир.
Другой мир.
Сколько ни строила она предположений о второй двери, вообразить такое не могла. Мир — со всеми своими континентами, горами, лунами — распался на части. Голова и без того кружилась от потери крови, а тут еще это открытие! Чтобы удержаться на ногах, Кэроу вцепилась в оконную решетку.
В это мгновение до ее слуха донеслись голоса. Близкие. И знакомые. Эти голоса она слышала с детства: склонив к непропорциональные телам головы, их обладатели вели долгие разговоры о зубах. Бримстоун и Твига вот-вот должны были появиться из-за угла.
— Ундина привезла Тьяго, — произнес Твига.
— Идиот, — вздохнул Бримстоун. — Он считает, в такие времена армия может позволить себе потерять его? Сколько раз повторять: генералу нет нужды сражаться на фронте!
— Таким храбрецом он стал благодаря тебе, — откликнулся Твига, на что Бримстоун только фыркнул. Совсем близко!
Кэроу от страха едва не лишилась рассудка. Бежать назад времени не было. Она вжалась в оконную нишу и замерла.
Бримстоун и Твига прошли мимо.
Кэроу боялась, что они войдут в лавку, захлопнут за собой дверь, и она останется здесь, как в ловушке. Она собралась было закричать, однако они миновали дверь. Паника отступила. На ее месте вспыхнуло кое-что другое — гнев.
От нее годами скрывали тайны, словно она не заслуживала доверия, чтобы узнать правду даже о себе самой. Гнев придал храбрости, и она решила разузнать как можно больше, раз уж оказалась здесь. Вряд ли ей выпадет еще один шанс. Поэтому, когда Бримстоун и Твига свернули на лестницу, она отправилась за ними.
Башенная лестница крутым винтом вела вниз. От ходьбы по спирали у Кэроу закружилась голова: спуск, поворот, спуск, поворот… Ей начало казаться, что она в чистилище и никогда не выберется отсюда, так и будет бесконечно шагать по ступеням. Какое-то время она шла мимо узких окон, затем они кончились. Воздух стал прохладным, и у Кэроу появилось ощущение, что она находится под землей. До нее доносились обрывки разговора Бримстоуна и Твиги, но уловить смысл она не могла.
Твига:
— Скоро нам потребуется больше ладана.
Бримстоун:
— И не только его. Такой бешеной атаки не было уже несколько десятилетий.
— Думаешь, на этот раз им удастся захватить город?
— Решимости им не занимать.
— Долго мы сможем удерживать оборону? — спросил Твига дрогнувшим голосом.
— Не знаю.
Как раз в то мгновение, когда Кэроу подумала, что больше поворотов не вынесет, спуск закончился. Внизу все оказалось интереснее.
Намного интереснее.
Лестница вела в просторный зал, каждый звук здесь отражался эхом от стен. Кэроу приходилось держаться от Бримстоуна и Твиги на достаточном расстоянии, однако, как только голоса отдалялись в поглощающем их безмерном пространстве, она пускалась следом.
Ей казалось, она находится в кафедральном соборе, на постройку которого ушли тысячелетия. Помещение представляло собой массивную естественную пещеру, уходящую ввысь едва ли не совершенной готической аркой. Из старых, как мир, сталагмитов были вырезаны столбы в форме зверей, а над головой звездными скоплениями мерцали канделябры. В воздухе витал густой аромат трав и запах серы, между столбами вился дым и разделялся на пряди легкими дуновениями, исходящими из невидимых отверстий в стенах.
Бримстоун и Твига шли по длинному нефу[5] собора, в котором не было скамей для прихожан, зато стояли столы, — гигантские каменные столы, такие огромные, что, наверное, потребовались слоны, чтобы затащить их сюда.
И на одном из них действительно лежал слон.
Или… нет. Не совсем слон. Когтистые ноги и массивная голова медведя гризли с клыками слона. Химера.
Мертвая химера.
На всех столах лежали мертвые химеры, десятки мертвых химер. Кэроу рассеянно переводила взгляд с одного стола на другой. Здесь не было двух одинаковых трупов. Многие имели что-нибудь от человека, голову или торс, но не все. Обезьяна с львиной гривой; игуана, настолько громадная, что ее, скорее, можно было назвать драконом; обнаженная женщина с головой ягуара.
Бримстоун и Твига бродили среди них, прикасались, осматривали. Дольше всего они задержались около одного мужчины. Тоже обнаженного. Такого Кэроу и Зузана с самодовольными улыбками знатоков назвали бы «отличным экземпляром». Широкие плечи, узкие бедра, рифленый живот, четко выражены все мышцы, знакомые Кэроу по урокам рисования с живой натуры. Мощная грудь покрыта волосами чисто-белого цвета, волосы на голове, тоже белые, длинные и шелковистые, разметались по столу.
На крюке над его головой висела богато украшенная серебряная кадильница, из которой шел густой дым от ладана. Кадильница походила на те, что используют в католической мессе. Бримстоун положил руку на грудь человека. На лице его отразилась то ли любовь, то ли печаль — Кэроу не смогла разобрать. Когда он и Твига скрылись в дальнем конце нефа, она вышла из своего укрытия и приблизилась к столу.
Седые волосы казались нелепостью. Мужчина был молод, без единой морщинки. И красив. На мертвом, будто восковом лице застыла маска бесстрастия.
По сравнению с остальными химерами он обладал большим количеством человеческих признаков, хотя тоже был не совсем человеком. Примерно от середины бедер начинались покрытые белой шерстью волчьи ноги, с выгнутой назад нижней частью и черными когтями. Кисти рук, широкие, с шерстью на тыльной стороне, представляли собой лапы с человечьими пальцами и звериными когтями. Они словно специально лежали ладонями вверх.
