— Мед на сердечные раны! — с пафосом произнес Турецкий.
— Ну, тогда я побежала. Пока, Александр Борисович, пока, тетя Ира!
— Я, конечно, не Бенджамин Спок и не Песталоцци там какой-нибудь, — почти зло сказала Валерия, снова ни к кому не обращаясь, — но так воспитывать детей нельзя! Это, извините, не воспитание, а…
— Лапочка, Лерочка, остановись! — жалобно протянул Игорь. — Ну не надо обострять там, где в этом нет ни малейшей необходимости!.. Девочка моя, успокойся. Светка придет, извинится, если ты хочешь, зачем же вы, ей-богу?.. Вернемся лучше к столу! Я просто отчаянно проголодался, наблюдая за детскими шалостями. Господа! — закричал он. — Не пора ли снова заняться делом? Кажется, наши буйные варяги набили наконец свои желудки! И уступают места аборигенам! Шутка, господа, — невесело закончил он и попытался взять Валерию под руку, но та резко отдернула свой локоть.
Недоставало еще, чтобы сейчас вспыхнул скандал! Турецкий отреагировал резвее, чем, возможно, следовало. Взглядом показал Залесскому на Ирину, а сам аккуратно придержал локоток раздраженной супруги хозяина, заметив и оценив при этом полный нескрываемой иронии взгляд собственной жены.
— Вы позволите, мадам?
— Вам? Позволю, — неожиданно спокойно сказала Валерия, оперлась на его руку и, не оборачиваясь на мужа, пошла к столу.
«Эва! — обратил наконец внимание Турецкий. — А платье-то она успела сменить!»
Теперь на Валерии было длинное черное платье из какой-то тяжелой даже на взгляд материи, однако соблазнительные разрезы, как он отметил, продолжали иметь место.
— Восхитительное платье… — тихо простонал он, склонившись к уху хозяйки.
— Я была уверена, что тебе понравится, — приняла она комплимент как должное.
— М-да-а… — только и оставалось вздохнуть Александру Борисовичу.
Народ стал возвращаться на свои места, рассаживаться.
И тут он прилетел…
«Старики» и молодежь, не успевшая оседлать своих «железных жеребцов», дружно задрали головы.
Дело в том, что с некоторых пор здесь никто не летал, хотя относительно недалеко располагались и гражданский, и военный аэродромы, и известный на всю страну летный испытательный институт со своими многочисленными службами. Раньше в небе этого района было довольно тесно, но после завершения строительства поселка Солнечный Игорю Залесскому удалось выйти на руководство летными службами и «уговорить» их, своими, разумеется, способами, сдвинуть эшелоны движения самолетов немного в сторону. Чтобы те шумом своих моторов не возмущали тишину заповедных мест. Вот поэтому появление нежданного гостя немедленно вызвало общее любопытство. Все без исключения теперь наблюдали за тонущим в пронзительной небесной голубизне, освещенным солнцем, золотисто-красным самолетиком, звук мотора которого звучал все глуше и глуше.
А потом вдруг случилось неожиданное.
Красивый самолетик ринулся к земле, причем казалось, что целью его опасного пике был выбран именно этот поселок с разноцветными крышами домов — красными, зелеными, синими. Наверное, оттуда, сверху, зрелище очень красивое.
И он продолжал лететь, не сворачивая, быстро увеличиваясь в размерах. И вскоре оказался совсем даже и немаленьким. Но все равно он по-прежнему оставался праздничным и ярким. Хотя нарастающий рев его двигателя становился все более тревожным.
А потом от него отделилась черная точка, которая будто отлетела в сторону, и рядом с ней вспыхнул белый купол. Парашют? Это что же? Летчик оставил машину? А она продолжала нестись к земле!..
Турецкий вдруг совершенно холодно и трезво сообразил, что наступает конец света. Ну да, тот самый апокалипсис, о котором говорено столько страшных и неубедительных слов.
Он окинул взглядом поднятые к небу, каменно застывшие лица, услышал могильную тишину, которую продолжал сверлить с нарастающим ревом падающий самолет…
И тут что-то произошло. Все почему-то разом задвигались, заговорили непонятно о чем, словно Бог дал неожиданную передышку. Вскинув лицо, Александр увидел, что самолет изменил курс своего падения и теперь медленно, будто нехотя, уходил за кромку недалекого леса. Вот он скрылся…
Через короткое мгновение за лесом громыхнуло, гулкий удар повторился эхом, а спустя еще полминуты в синеву безоблачного, умиротворенного неба пополз отвратительный, ядовито черный дымный язык…
— Господи, что это было? — звенящим от напряжения голосом спросила Валерия.
— Спортсмены, мать их, развлекаются… — донеслось откуда-то слева.
— Ох и доиграются однажды, блин! — словно бы поддержал осуждающей интонацией другой голос.
Александр выдохнул наконец скопившийся в груди воздух и с непонятным облегчением понял, что способен таки сдержать себя, не сорваться, не выматериться от души, ибо вот и язык будто прилип к гортани. Распух и стал неповоротливым, непослушным, как от безумной жажды.
Он взял свой бокал, наполненный до половины терпким сухим красным вином, слегка покрутил в руке, сделав воронку, отхлебнул немного, подвигал губами, после чего наклонился к Валерии. Сказал хотя и доверительно, но достаточно громко, чтобы услышали и соседи:
— Что это было, хотите знать? А это, милая моя, одна известная старуха со своей косой мимо пролетала. Может, вовремя спохватилась, что ошиблась адресом, такое случается… А может, просто напомнила, что всё на белом свете — суета и томление духа. Как сказал Екклесиаст. Легкий такой намек, понимаете?
И снова за столом воцарилось молчание. Его нарушил Игорь.
— А помнишь, Саш, как мы с тобой хотели после школы в авиационный поступать?
— Ага, но ты в конечном счете остановился на непрестижном тогда финансово-экономическом, а я отправился на юридический в МГУ. И с мечтой об авиации было раз и навсегда покончено. К сожалению.
— Неужто до сих пор жалеешь? — словно обрадовался перемене тягостной темы Игорь.
— Не то чтобы… Наверное, как со всякой мечтой. Сперва жалко, потом привыкаешь, будто и не было… Наверняка ведь и сам не забыл. Это мы с ним, господа, как крупные организаторы и, помимо всего прочего, действительно активные ребята, придумали нечто вроде цикла вечеров-встреч. — Турецкий теперь говорил уже как бы для всех. — Рассуждали о выборе профессии. Тогда, в середине семидесятых, это было модно, да и поощрялось учителями. Много народу у нас в школе перебывало. Но особенно, по-моему, запомнились летчики-испытатели. О них тогда очень много писали. Газеты, книжки выходили, фильмы показывали, героические имена у всех на слуху… Анохин такой, помню, приезжал, Гудков, Щербаков, Гарнаев, который вскоре погиб во Франции, когда тушил у них лесные пожары. Такие же самые, что сегодня у вас тут… Рассказывали много интересного. Вот и заразили неокрепшие для взрослой жизни души. А позже пришло прозрение. В небе-то, наверное, хорошо, да на земле оно как-то понадежнее, так, старина?
— Да, — задумчиво обронил Игорь. — Видимо, время романтики пятидесятых — шестидесятых годов проходило, последний всплеск, если не ошибаюсь, в какой-то мере дал еще БАМ. Строили тогда эту дорогу всем миром, шуму было много, а кончилось все весьма прозаически, но и это в массе своей поняли позже. Вот поэтому, возможно, и в нас сидело уже гораздо больше нормального житейского прагматизма… Мол, романтика романтикой, а кушать каждый день надо. И одеваться красиво. И машину иметь. И многое другое, на что нужны деньги, честно заработанные. А где ты их заработаешь, если трудиться только честно? Вот и бизнесмен, в нынешнем понимании смысла слова, мог быть только на растленном Западе. И предприниматель — это бранное слово, клеймящее проходимца. И тот же экономист, в смысле профессии, был совсем не в почете, как, скажем, сегодня, но ведь и экономики, по большому счету, тогда тоже, в общем-то, не было. В определенном смысле.
— Но мы находили выход! — подхватил Турецкий, причем без тени иронии. — Каков тернистый путь будущего олигарха? Опять же если рассуждать вообще, а не вдаваться в частности? И я не в укор, Игорь, а исключительно в качестве примера. Вот смотрите! Комсомол — руководящая работа, партия — руководящая работа, к моменту начала перестройки — определенная власть и свой доверенный круг единомышленников. А вот уже тут знание экономики явилось колоссальным преимуществом перед всеми без исключения иными знаниями, верно?
— В принципе так… Слушайте, друзья, что-то мы тему какую-то тоскливую нашли? Да еще этот эпизод… — Игорь кивнул в сторону леса, где дымное облако почти рассеялось. — Скажите нашим поварам, пусть тащат, что там у них еще наготовлено! А куда это наша ребятня под шумок-то подевалась?
И действительно, молодежь, вмиг уговорив пару бараньих туш и очистив свой конец стола, как-то быстро и незаметно смылась. Но к Игорю подошел главный охранник, рослый мужчина средних лет с вполне интеллигентным лицом, разительно отличавшийся от своего контингента тем, что был совсем не похож на традиционного братана. Он и объяснил, что мотоциклисты помчались смотреть, куда упал самолет. Это, похоже, не очень далеко отсюда. Но он лично их предупредил, чтобы они вели себя пристойно, особенно на шоссе. Даже одного из дежурных послал вслед за ребятами. На машине. Мало ли что? Тем более что молодежь все-таки немножечко поддатая.
