Помня об этом, Александр Борисович вибрирующим от томления голосом пообещал в один из ближайших дней изыскать свободный вечерок, чтобы предаться грешной страсти. И снова оказался не прав: по ее разумению грешной страсти просто не бывает! Она или есть, или ее никогда и не было, а значит, он всю жизнь бессовестно ее обманывал. Турецкий не решился продолжить с некоторых пор затянувшийся между ними в интимные минуты схоластический спор о том, какая разница и что общего между желанием и страстью, но, главным образом, о том, когда, в какой момент мировой истории одно перетекает в другое. Или наоборот.
Тем не менее тон, коим это было сказано, вполне удовлетворил Клавдию Сергеевну, и она, уже внутренне успокоенная, принялась пересказывать свои секретарские новости, недоступные для подавляющего большинства ответственных работников Генеральной прокуратуры. Александр Борисович слушал, отсеивал ненужное для себя и думал, что владеть источником информации — значит в конечном счете владеть всем миром. Тем более когда источник такой предсказуемо бурный, но при этом непредсказуемо щедрый.
Словом, ко времени появления в своем служебном кабинете Константина Дмитриевича Турецкий уже был в курсе событий, ради которых ездил с утра на Старую площадь Меркулов.
На имя Президента пришло коллективное письмо, подписанное ведущими отечественными летчиками-испытателями, в котором те ходатайствуют о присвоении звания Героя России трагически погибшему недавно, буквально несколько дней назад, при испытании нового самолета, предназначенного для нужд гражданской авиации, заслуженному летчику и так далее. Письмо это было передано, что называется, из рук в руки, минуя необходимые в таких случаях инстанции. Вероятно, Президент также был информирован и устно, потому что он предложил рассмотреть вопрос немедленно. Что уже само по себе необычно, если учитывать вообще позицию Президента по части принятия скоропалительных, мягко выражаясь, решений. Ко всему прочему, оказалось, что с этим вопросом не все так ясно и гладко, как представлялось подателям письма. Не закончено расследование причин гибели самолета и летчика, пилотировавшего экспериментальную машину. По ходу следствия возникает множество вопросов к создателям нового самолета, к организаторам, не обеспечившим безопасности испытаний. Словом, проблем столько, что кое-кому уже кажется, будто не к званию Героя (посмертно) следует представлять погибшего летчика, а возбуждать уголовное дело по фактам гибели человека и уничтожения транспортного средства по статье двести шестьдесят третьей Уголовного кодекса Российской Федерации.
Турецкий слушал и удивлялся: откуда Клавдии все это известно? Такие подробности и детали! Ведь Костя наверняка не делился с нею своими соображениями по данному вопросу. Ох уж эти всезнающие секретарши! Щедрые духовно, а также богатые телесно. Нет, воистину «девушка» достойна серьезного поощрения. При первой же возможности. Но вот когда такая возможность выпадет, этого Турецкий предугадать не мог. Да и мысли его, покрутившись вокруг аппетитных форм Клавдии Сергеевны, уплыли совсем в другое русло…
Возникла не очень понятная пока связь между информацией о погибшем летчике и тем трагическим фактом, свидетелями которому он да, в общем-то, еще почти сотня других людей стали несколько дней назад, в прошлую субботу. Может быть, это и есть тот самый случай? Но если так, тогда какая связь между вызовом Кости в Администрацию Президента и мышиной возней вокруг гибели хорошего человека? Какая-то бяка тут присутствует, «эт точно», как говаривал незабвенный товарищ Сухов…
А мысли уже катились дальше. Кажется, в понедельник или во вторник, не суть важно, звонил Игорь Залесский. Забавный получился у них диалог. Тот с ходу посетовал на то, что Турецкие так неожиданно покинули их компанию. Но больше всех по этому поводу огорчилась, по словам Игоря, его супруга Валерия. Получалось так, будто она связывала какие-то особые планы с Ириной Генриховной. То ли договорились уже о совместной вечеринке, надо понимать, отдельно от мужей, то ли намеревались заняться какой-то другой собственной программой, этого даже Игорь не знал. Но Валерия всерьез расстроилась. Спрашивала об Александре Борисовиче и Светлана, возвратившаяся уже затемно. Ну а Вера, та с присущей ей наивной искренностью просто посожалела, что Александр Борисович ляжет нынче спать без сеанса настоящего массажа, тогда как она уже приготовилась продемонстрировать ему все без исключения свои медицинские таланты. Словом, вон сколько он народу походя огорчил. Правда, рассказывал Игорь с изрядной долей юмора, и нельзя было понять — дурака он валяет или это форма «подачи материала», в то время как сам он все воспринимает всерьез. Так своеобразно, видимо, все-таки пошутив, Игорь уже безо всякой игривости напомнил о состоявшемся разговоре. Добавил, что ни в коем случае не торопит с решением, но все же хотелось бы знать, пусть чисто по-товарищески, когда Саша сможет «сесть и подумать». Ну, это он напомнил о том знаменитом летчике Сергее Анохине, о котором невольно возник разговор за столом после взрыва. Эта его знаменитая фраза, когда уже на жизнь не остается времени, «сесть и подумать», у многих из их поколения была, как говорится, на слуху.
Вот и опять возник этот погибший летчик. Прямо-таки мистика какая-то…
А по поводу сожалений Валерии, тут, ребята, бросьте! Ирка умница, сразу все засекла. Да и ощутимого урона своей совести Турецкий также не нанес. И друга не обидел. А ведь все к тому шло. Впрочем, если бы, не дай бог, что-то и произошло чисто случайно, Александр Борисович просто в силу своего легкого и достаточно безалаберного характера в отношении подобных фактов вряд ли бы сильно переживал. Ну, так сложилось… Как писал один хороший поэт во времена его молодости, «так получилось, так случилось, такая вышла лабуда, за нами медленно струилась тугими струями вода…». А раз не случилось, значит, оно и к лучшему. Опять же и у огорченных женщин всегда остается хоть какая-то надежда на то, что однажды повезет. У этих, у «огорченных», тоже ведь жизнь не сахар, и поэтому человечеству свойственно их жалеть — по-хорошему, по-дружески. По-мужски, иначе говоря.
А вот со Светкой, которая «задумывается о юрфаке», конечно, стоило бы поговорить. Пятнадцать лет, в десятый перешла… Ей бы о другом «задумываться». О театральном, к примеру. Или уж вовсе о каком-нибудь «супер-пупер» престижном, папаша-то ведь, куда скажешь, протолкнет! Видная девочка, и умненькая, но, похоже, с жестким характером. Нелегко ей будет, самолюбивой-то такой…
Он и сказал Игорю, что с удовольствием пригласит его с супругой и дочерью к себе. Как только у самого Игоря при его плотном графике появится просвет. И что Ирина будет рада гостям. Ну, правда, на «крутые» замки или там просто громадные хоромы пусть изначально не рассчитывают, однако искреннее гостеприимство обычно с лихвой компенсирует любые неудобства жилищного плана. Вот так, шуткой на шутку. А заодно можно будет и о будущем поговорить. На том, собственно, разговор и закончился — на взаимных обещаниях, как правило, ни к чему всерьез не обязывающих. Но вежливые люди просто обязаны соблюдать некий естественный ритуал.
А что касается предложения Игоря, то Турецкий позабыл о нем, едва они с Ириной в тот субботний вечер оказались дома. И одни! Это ж какая удача, что дочь путешествует!..
Пока размышлял, обнаружил, что телефонная трубка возле уха издает противные короткие гудки. Господи, совсем ни за что человека обидел! Это ж Клавдия все излагала ему свои соображения относительно… А, собственно, относительно чего? Вот так тебе, Турецкий, и надо! Не делай два дела сразу! Тут тебе «девушка» фактически себя, понимаешь, предлагает, а ты в это же время думаешь о том, как огорчил совсем другого человека, и тоже, кстати, женщину, которая ничем тебя, козла, не обидела, а даже совсем наоборот… Кошмар! Славке рассказать — обхохочется!
Вспомнил о Грязнове и подумал, что он единственный, пожалуй, человек, который даст самый правильный совет касаемо банкирских соблазнов. Уж он-то эту публику каждый божий день перед глазами держит. А как же иначе? То застрелят кого-нибудь, то в «мерседесе» взорвут, то похитят и миллионы баксов в качестве выкупа потребуют… Для кого свои разборки, а начальнику МУРа постоянная головная боль. Да уж, нечего говорить, обожает он банкирскую братию. Он ведь и банкиров, и бандитов всегда держал для себя на одной ступени. Ничего не возразишь, прав по-своему. Какие бандиты, такие и банкиры. Или наоборот? Что-то нынче многовато у тебя парадоксов, Турецкий! Не замечаешь? А все оттого, что ты никак не переживешь последней своей победы. Хотя, как тебе известно, господин Грозмани со товарищи уже наверняка подали апелляцию Председателю Верховного суда Российской Федерации. И на этом вряд ли остановятся, может, даже в Европейский суд по правам человека обратятся, слишком ведь крупные адвокатские гонорары задействованы. Все это понимают, но… Закон есть закон, для всех писан. Даже для такого засранца, как Вадька Новоселов, олигарх, тудыть его растудыть, жулик, на котором клейма уже ставить негде!
