— Ну вот, ну, что же ты, иди, поговори!
Мужчина поправил галстук и, кашлянув, шагнул к окошечку:
— Извините, но мы бы тоже хотели...
— Ты что не видишь, болван, кто это? – повысил голос черный.
— Я только хотел... – растерялся мужчина, но девушка, уже все сообразив, тянула его за рукав от палатки, что-то громко шепча и глядя на Риту с бешеной завистью.
— Мак, – услышала Рита, и ей захотелось плюнуть им в лица. Она отошла от палатки и быстро зашагала в сторону.
— Идем за ней, – зашипела девушка, и эти двое так же быстро двинулись следом.
Большие тяжелые ворота выглядели очень странно, потому что рядом с ними не было забора. Они стояли сами по себе посреди довольно пустынной местности, а рядом, позевывая, дежурил один из черных. Рита подошла первая и протянула билет.
— С пропуском, – сказала она, слыша за своей спиной шепот подошедшей парочки.
Охранник ухмыльнулся и встал с табуретки. Девушка выпустила рукав своего спутника и тоже протянула билеты.
— Вы – сюда, – черный махнул рукой куда-то в сторону. – Сейчас получите нужные инструкции.
Он отвернулся к воротам и заскрипел замком. Дернул за створку ворот, приоткрыл их ровно настолько, чтобы мог пройти один человек, и взглянул на Риту:
— Идите.
— Подождите, – заволновалась девушка. – А мы?
— У вас билеты наблюдателей, – терпеливо пояснил охранник. – Без права входа на территорию. Я же сказал, вы сейчас получите необходимые инструкции.
— Ну, иди же, – повернулся он к Рите. – Двадцать четыре часа.
— Я помню, – сказала Рита и, не слушая торопливых возмущений девушки, протиснулась в ворота.
Мир завертелся у нее перед глазами. Рита прислонилась спиной к воротам, пытаясь удержаться на ногах и унять подкатившую к горлу тошноту. Она немного постояла, приходя в себя. Через пару минут стало легче, лишь противно дрожали колени. Рита открыла глаза и увидела ту же самую площадь, которая отличалась лишь тем, что никакого памятника не было и в помине. Ровно и жарко светило солнце, не было ни одной живой души. Рита отлепилась от ворот и пошла по площади, пиная ногами белые клочья бумаги, валявшейся на асфальте так, словно кто-то специально ее разбрасывал очень аккуратно, чтобы хватило на всю площадь. Пнув очередной лист, Рита заметила, что он исписан неровным быстрым почерком. Она нагнулась и расправила его:
Простуженный проспект
И твой бледный вид
Вечный бронхит
У лаза в метро...
Рита растерянно огляделась по сторонам, совершенно обалдевшая от прочитанного, и принялась поднимать другие листки, лихорадочно их расправляя, улавливая какие-то фразы, и, не дочитав, хваталась за следующие, расправляла и, свернув, запихивала в сумку. Она так увлеклась, что, наткнувшись взглядом на тонкие ножки-спички в голубых гольфах, стоящие посреди вороха бумаг, вскрикнула от неожиданности и быстро подняла глаза. Перед ней была девочка, лет девяти-десяти, с бантиком в жидких косичках и в красном платьице в мелкий белый горошек. Девочка смотрела на Риту огромными чистыми глазами, молча, без улыбки.
— Ты кто? – обрела дар речи Рита.
Девочка, так же пристально глядя на нее, пожала плечами.
— Ты живешь здесь?
Девочка неодобрительно мотнула головой. Рита так и не поняла: да или нет.
— Что ты тут делаешь? – снова спросила она, желая услышать хоть что-то и не стоять под этим пристально-чистым, словно чего-то ждущим взглядом.
— Играю, – наконец произнесла девочка красивым голосом, как-то не вязавшимся с ее тонким, худоногим телом кузнечика.
— Играешь? – Рита в растерянности огляделась, надеясь обнаружить какие-то игрушки или хотя бы что-то, способное их заменить.
Девочка все так же неулыбчиво пояснила:
— Играю в классики.
И Рита увидела четко расчерченные мелом квадраты на кусочке асфальта, расчищенного от бумаг.
— А можно я тоже поиграю с тобой? – осторожно спросила Рита.
Девочка снова оглядела ее с ног до головы, потом, что-то для себя решив, серьезно сказала:
— Тебе можно, – и протянула маленькое цветное стеклышко.
Рита поставила сумку и взяла стеклышко, еще теплое от ладоней девочки.
— Ты первая, – сказала девочка. – Кидай.
Рита осторожно бросила стеклышко в квадратик с цифрой "один" и запрыгала на одной ноге. Благополучно не наступив ни на одну из меловых линий, она допрыгала до первого квадрата и нагнулась, чтобы поднять стекло.
Огромный вокзал жил своей жизнью. Толпы людей ходили, сидели, бежали, спали, а за стеклянными стенами серел город, который казался просто пустынным тем, кто находился внутри. Рита отошла от кассы, запихивая в сумку только что купленный билет, и заторопилась уйти из этого большого муравейника человеческих тел. Уткнувшись лбом в высоченную стеклянную стену, она поняла, что забыла, где здесь выход. "Он должен быть где-то здесь. И не один. Главный – на привокзальную площадь, и два маленьких – к железнодорожным путям", – подумала Рита и огляделась. Потом повернулась и спросила проходившего человека-муравья:
— Извините, а где тут выход?
Человек непонимающе посмотрел на нее, потом (секунд через сорок) на его лице мелькнуло подобие мысли:
— Это там, вниз, по правой лестнице.
— Спасибо, – сказала Рита, но он ее уже не слышал, занятый своими делами, из которых она его так неосторожно извлекла.
Рита пошла сквозь ряды мягких кресел, то и дело спотыкаясь о чьи-то ноги, извиняясь и выслушивая мрачные ответы на свои извинения. Добравшись, наконец, до правой лестницы, она увидела дверь и облегченно вздохнула. Но тут же поняла, что радоваться рано. На ней были написаны четыре буквы, и, еще не прочитав их, Рита уже знала, что это вход и выйти из него нельзя.
"Если это – вход, то, идя в сторону, ему противоположную, я найду выход", – почему-то подумала она.
И Рита пошла вверх по лестнице.
Лестница постепенно расширялась, потом вдруг разделилась на две такие же узкие, как изначальная, которые шли параллельно друг другу, но через пролет между ними. Рита машинально увидела, что ведут они, вроде, в одно и то же место, и пошла по ближней к ней. Навстречу шли люди-муравьи, спеша по своим делам. Неожиданно обе узкие лестницы опять объединились в одну широкую, ведущую вниз. Рита пожала плечами и пошла дальше. Лестница заканчивалась ровной стеной с одной-единственной деревянной дверью. Поскольку больше делать было нечего, она открыла дверь и вошла.
Вокруг стояли люди-муравьи. И было несомненно, что это очередь. И что очередь именно туда, откуда она только что пришла. Рита всмотрелась получше. Люди-муравьи стояли в очередь в баню: с тазами, мочалками и мылом. Рита подошла к одной женщине и спросила:
— Скажите, пожалуйста, где здесь выход?
— О, это вам не сюда, – оживилась та. – Вам нужно обратно, – и она показала рукой на дверь, из которой Рита только что появилась. – Идите, сейчас моя очередь, я вас пропущу, – любезно предложила женщина.
— Спасибо, – сказала Рита, пожала плечами и открыла дверь. Вышла обратно на лестницу и сразу заметила, что лестница вместо того, чтобы подниматься вверх и там разъединяться на две, как это было, ведет в просторный зал без окон. Рита спустилась по лестнице и поймала за рукав девушку, отходившую от стенда с расписанием поездов:
— Скажи, пожалуйста, где здесь выход?
Девушка неторопливо захлопнула сумочку и подняла на Риту голубые глаза, выражение чистоты в которых граничило с идиотизмом:
— Я сама ищу его уже вторую неделю.
Рита прошла уже несколько километров, блуждая по залам, лестницам, комнатам и коридорам вокзала. Она устала и вспотела, но то и дело тыкалась лбом в огромные чистые стекла и видела за ними город, который теперь казался ей пределом мечтаний. Рита любила его весь. Он перестал быть серым и даже как-то зазвучал. Рита врезалась в еще одну очередь в какую-то кассу и, пробираясь сквозь потные тела, каким-то внутренним чутьем поняла, что все стоящие здесь уже давно ушли туда, откуда не возвращаются. Испуга не было, но она еще быстрей заработала локтями, и ноги сами вынесли ее из страшной очереди. Отойдя немного, она оглянулась и увидела, что стоят они вовсе не в кассу. Над дверцей матового стекла горели пять букв.
"Выход... " – растерялась Рита.
Она убеждала себя, что этот выход – главный, а раз так, то есть еще два – к железнодорожным путям. Рита побежала куда-то, потом, успокоившись, пошла тише. Она поняла, что торопиться незачем. У нее было много времени на поиски этих выходов – вся жизнь. Если она не найдет ни сегодня, ни завтра, ни через несколько лет – не останется ничего больше, как, устав от хождения, встать в только что виденную очередь, в единственную дверь матового стекла с надписью "ВЫХОД".
Рита побрела по заплеванному полу вокзала, устало поднимая ноги. Что-то отлетело, задетое ее тапочкой, стукнулось о колонну и со звоном закружилось по плиткам пола.
