— Бес!!!
Бес, мгновенно среагировав, нырнул обратно в подъезд. Тяжелый бетонный карниз над подъездом рухнул вниз, разбившись на громоздкие серые обломки, один из которых отлетел в сторону и ударился об ногу отпрыгнувшей Киры. Кира вскрикнула и согнулась. Макс придержал ее. Из подъезда выглянул Бес:
— Все?
— Беги, – кивнул Маэстро, и Бес выбежал по обломкам.
— Идти можешь? – спросила Лизка бледную заплаканную Киру.
Макс закатал штанину и с видом знатока осмотрел набухшую ссадину:
— Все нормально. Это не смертельно. Сейчас где-нибудь йодом зальем.
— Пошли быстрее, – сказала Кира и крепко взяла его за руку.
С великими предосторожностями, добравшись до частных домишек, они уселись под невысоким деревом, предварительно проверив его на прочность.
— Покурим? – предложил Бес.
— Что делать будем? – спросила Лизка, настойчиво глядя на Риту. Рита молча курила, что-то соображая.
— Маэстро, дай-ка Ленкин рисунок, – наконец произнесла она.
Маэстро протянул смятый листок. Рита расправила его и впилась в него взглядом. Остальные приблизили головы и тоже всмотрелись. В нагромождении карандашных линий угадывался домик, в котором они сегодня были, лицо Антона, устремленное куда-то вверх к Ленкиным глазам и волосам. Дикие, бессмысленно-уродливые зверюшки копошились по всему этому, словно издеваясь и хохоча. А в домике светилось окно.
— Про окно-то мы забыли, – сказала Рита. – Вот он – вход. Мы все-таки доберемся до его записей.
Маэстро отбросил окурок в сторону и произнес словно для себя:
— А если Антон – не последний?..
Взгляд Риты потяжелел:
— Увидим. А если... будем искать остальных... Пока нас всех не угробили...
— Пока они сильнее, – тихо сказала Кира.
— Пока, – отрезал Бес. – Или они нас, или мы все-таки соберем все, до последнего листка... Для тех, кто останется...
— Пошли, – встала Лизка. – У нас мало времени.
Дом стоял такой же заброшенный, как будто не прошло этих двух часов. Здесь не существовало времени. Они вновь перелезли через забор, прошли мимо крыльца и свернули за угол. Окно было открыто.
— Залезаем все, – тихо скомандовала Лизка. – И без записей не уходим.
Они влезли в окно и осмотрелись. Небольшая кухонька выглядела совсем забытой, в углах царствовали пауки, на полу и столе ровным слоем лежала пыль. Они осторожно вышли в коридор, и Бес растерянно оглянулся, указывая не две двери в разных концах коридора.
— Туда, – показала рукой Лизка.
Бес взялся за дверь, напряженно стараясь открыть ее без скрипа. Ему это удалось, и, когда, улыбаясь, взмокшие от волнения, они вошли в комнату, лица у всех разом помрачнели.
Прямо перед ними, под фотографией Антона в черной рамке, в кресле сидела его мать. Сидела и смотрела на них. Несколько мгновений в комнате царила абсолютная тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием больной женщины.
— Извините, – тихо проговорила Кира, краснея.
— Что вам нужно? – негромко спросила мать.
— Нам нужны записи Антона, – сказала Рита.
— У меня их нет.
— Послушайте, – шагнул вперед Маэстро. – Они у вас, и они нам действительно нужны.
— Вы убили моего сына, – все так же негромко сказала мать. – Вы ничего не получите.
— Его убили они! – загорячилась Лизка. – Весь этот мир, что вас окружает! Мы были с ним, и на его месте мог оказаться каждый из нас! Вы можете нам помочь. Нам нужны записи Антона, чтобы никого больше не мог убить этот мир.
— Я вам не верю.
— Сегодня в своей квартире повесилась Ленка, – сказал Бес.
В глазах матери мелькнуло какое-то чувство:
— Лена?
— Да, – подтвердил Макс. – Вот ее последний рисунок.
Мать недоверчиво взяла протянутый листок. Она смотрела на рисунок, и лицо ее словно отмякало постепенно, маска замороженности сползла, притаившись в уголке губ, по щеке потекла слеза.
— Окно в доме горит... – еле слышно произнесла она
— Антон очень любил вас, он держал записи здесь, зная, что, когда придет срок, вы все поймете и поможете, – сказала Кира.
— Они там, – помолчав, отозвалась мать, не отрывая глаз от рисунка. – В коробке под фотографией.
Рита быстро обошла кресло и взяла с этажерки плотную картонную коробку. Открыла крышку, заглянула, удостоверившись, что это то, что нужно, и вернулась к двери.
— Спасибо, – первый раз за весь день взгляд ее потеплел.
— Спасибо, – улыбнулась Кира.
— Мы будем приходить к вам, хотите? – сказал Маэстро.
— Да, – глаза женщины тоже ожили, и что-то похожее на слабое тепло светилось в них вместе со слезами.
— Вы оставите мне этот рисунок? – неуверенно спросила она. – Или... Или он вам тоже нужен?
— Да, – виновато опустила голову Лизка.
— Возьмите. – И Макс осторожно, как великую драгоценность, принял рисунок.
— Нам пора, – напомнил Бес.
— До свиданья.
— Спасибо большое.
— Мы еще придем, – разом заговорили все у двери.
Женщина слабо улыбнулась:
— До свиданья.
Бес вышел последним и закрыл за собой дверь.
Они стояли в огороде, среди бурьяна, и настоящая радость светилась на их лицах.
— Дай бог, это все, – выдохнула Рита.
Бес наклонился и сорвал несколько колокольчиков.
— Я сейчас, – сказал он. – Отнесу...
Лизка улыбнулась. Бес скрылся за дверью, и в то же мгновенье земля под их ногами задрожала, домик дернулся, перекосился, словно от боли, посыпались деревянные стены, и крыша рухнула единым куском, погребая под собой в обломках дома всех, кто в нем находился... Никто из них не успел даже вскрикнуть... Над рухнувшим домом плавно кружились, падая, известь и щепки...
— Бес!!! – нечеловеческим голосом закричала Лизка, оглохнув от своего крика.
Рита судорожно сжимала побелевшими пальцами коробку с записями Антона.
— Не все... – прошептал Маэстро.
Тихо плакала Кира. Макс разжал пальцы Риты, взял у нее коробку, открыл крышку и осторожно стал укладывать туда рисунок Ленки.
— Что это? – дрожащим голосом произнес он, и Рита увидела на его глазах слезы.
— Где? – заглянула она в коробку и взяла маленькое цветное стеклышко...
Ветер разогнал серые облака, и землю осветило тусклое солнце. Рита судорожно сжимала в руках цветной осколок
— Прыгай, – сказала девочка и подтянула гольф на одной ноге
— Подожди, – белыми губами шепнула Рита и, еле передвигая ватные ноги, выпрыгнула из очерченных мелом квадратов. Постояла немного, приходя в себя:
— Что стало с этими людьми?
— Какими? – удивленно спросила девочка.
— Макс, Маэстро, Кира, Лизка?.. – перечислила Рита, заглядывая в неулыбчивые недетские глаза.
— Они были? – сама себя спросила девочка. – Я не знаю...
Рита посмотрела на классики, и вдруг взгляд ее уловил что-то непонятное, такое, чего не бывает в детских классиках. Она резко обернулась к девочке:
— Там... написано...
— Да, – кивнула, поняв, та.
— Но ведь... Я всегда писала там слово РАЙ большими красивыми буквами...
— Нет, – сказала девочка. – Там АД.
— А если... если стеклышко залетит туда? – с трудом сдерживая подкативший к горлу ком, спросила Рита.
— Там и будешь, – просто, как-то буднично ответила девочка и поправила бант в жиденькой косичке. – Кидай, пора.
Рите захотелось подскочить к ней, схватить за плечи, встряхнуть, заорать что-нибудь в отрешенные недетские глаза, чтобы мелькнуло в них хоть какое-то подобие чувств. Девочка, словно поняв, отступила чуть-чуть назад. Рита отвернулась и бросила стеклышко. Рука дрогнула в самый последний момент, и стеклышко, быстро скользнув по асфальту, застыло в очерченном полукруге с двумя большими буквами. Рита подняла бледное лицо и наткнулась на взгляд девочки, который светился злобным удовлетворением. Девочка рассмеялась и сказала усталым голосом Мака:
— Вот ты и пришла.
Откуда-то издалека раздались громкие звуки похоронного оркестра. Девочка медленно опустилась на землю, превратившись в маленький острый осколок чего-то стеклянного. Рита нагнулась и, осторожно подняв его, бережно положила в карман. Звуки оркестра медленно приближались.
Рита побежала в ту сторону, все еще надеясь на что-то... Шла маршем рота солдат в какой-то странной серо-зеленой форме, с бритыми головами и траурными лицами, неся в вытянутых руках подушечки с орденами. Рита остановилась, переводя дыхание, стараясь рассмотреть, что там, в гуще серо-зеленых мундиров. Один из солдат, идущий с краю, неожиданно споткнулся о ворох бумаг и, не удержавшись, упал. Следующий прошел ровно по нему, пригвоздив тяжелым кованым сапогом лицо лежащего к асфальту. За ним шел еще один, еще, еще... Солдаты не меняли траурного выражения лиц и ни на секунду не замедлили шаг, чтобы хотя бы стряхнуть с сапог лохмотья мундира, кожи и кровь. Рита, как завороженная, следила за тем, во что превращается только что упавший, не в силах отвести взгляд или закрыть глаза, словно кто-то невидимый приказал ей стоять и смотреть.
