– Даша, как дела на личном фронте? Линочка, здравствуй, – с ехидцей в голосе произнесла Крикунова, обращаясь к двум верстальщицам.
Ее тон резко контрастировал с тем, которым она говорила сегодня утром, когда мы встретились у больницы. Похоже, нескольких часов ей хватило для того, чтобы возвратить себе обычное жизнерадостное настроение.
– Здравствуйте, – сухо отозвалась Корнеева, посчитав, видимо, информировать Ларису о состоянии ее личных дел делом ненужным и унижающим ее достоинство.
Кобелева никак не отреагировала на приветствие, все теми же меланхоличными движениями продолжая двигать компьютерную мышь.
– Де-вуш-ки! – акцентированно обратилась к ним Крикунова. – Мне от вас срочно нужен дистрибутив Пейджмейкера. У нас он нечаянно «слетел».
– В ящике возьмите сидюк, – не поворачивая головы, равнодушно сказала Корнеева.
– Спа-си-бо, Дашенька, я чувствую, что на личном фронте у тебя без изменений, – со своим обычным кокетством произнесла Лариса и полезла в ящик шкафа.
Она уже было открыла ящик, как заметила меня. Ее взгляд вдруг погрустнел, и она сочувственно мне кивнула, как бы напоминая о том, что нам пришлось пережить вместе волей случая вчера вечером и сегодня утром. Мое появление в стенах Тарасовского информационного центра было воспринято ею как должное. Чего нельзя было сказать обо мне, так как я уже начал думать, что эта женщина ходит за мной как рок.
В этот момент дверь открылась, и в комнату вошел человек, взглянув на которого, я понял, откуда я знаю Лину Кобелеву. Это был некто Дима Шалин, тот самый человек, который приходил с ней на панихиду Аркадия Нижегородцева. Неожиданно к нему обернулась Крикунова и одарила его лучезарной улыбкой:
– Димуля, привет.
Шалин ответствовал ей широкой улыбкой.
– Какими судьбами?
– Да вот, зашла за дистрибутивом Пейджмейкера.
– Позвонила бы мне, я по старой памяти тебе и установил бы… – сказал Шалин.
Лариса сделала ему глазки, и Шалин впился в нее неподвижным и, как мне показалось, похотливым взглядом.
Краем глаза я неожиданно отметил, что движения мыши под рукой Лины Кобелевой стали более нервными и напряженными. Она обернулась и обратилась к Шалину:
– Дима, у меня для тебя приятные новости.
Шалин удивленно поднял брови и вопросительно посмотрел на Кобелеву.
Тут в комнату буквально влетел Нырялов и, заикаясь, сказал:
– Гермоген умер. Сердечный приступ. В реанимации Первой Советской.
– Когда? – вырвалось у меня.
– Буквально час назад. Мне только что позвонил знакомый из епархии.
Из соседней комнаты донесся голос Малявского, прозвучавший словно приговор суда:
– Гермогена – в топ-ньюс, Зубова – в основной блок…
Тем временем Нырялов, находившийся в состоянии крайнего возбуждения, подошел ко мне и сказал:
– Валерий Борисович, нам надо поговорить.
Я поднялся, и мы с ним прошли в курилку через комнату, в которой Марина строчила на клавиатуре компьютера сообщение о смерти архиепископа.
– Вы должны найти истину, Валерий Борисович, – категорично заявил Нырялов, когда мы закурили. – Все это уже слишком серьезно.
Я, к тому времени совершенно ошеломленный валом произошедших событий, оказался в состоянии лишь утвердительно кивнуть головой. Поскольку в моей голове все смешалось, мне оставалось только ждать того момента, когда я все изложу Приятелю и отдам дело в его железные руки.
– Мне надо подумать. Информации у меня пока достаточно, – сказал я, гася сигарету и застегивая плащ. – Я поеду домой.
Дома меня ждал неприятный сюрприз. Я соврал Нырялову – я и не собирался думать насчет дальнейшего направления своих действий. Откровенно говоря, дело, в которое меня угораздило вляпаться, мне все меньше и меньше нравилось. И все потому, что я абсолютно не понимал, что на самом деле происходит. С одной стороны – череда таинственных смертей, гробы во сне и наяву, с другой стороны – весна, гормональные бури и страстное желание, которое пробудила во мне Лариса.
Не будучи в состоянии разложить все по полочкам, отделить зерна от плевел, я как всегда рассчитывал на Приятеля. Но он-то и явился автором неприятного сюрприза.
Я активизировал монитор и написал в командной строке: ХОЧУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЕ ИНФОРМАЦИЮ, ожидая увидеть в ответ привычное – ЗВУКОВОЙ АНАЛИЗАТОР ЗАГРУЖЕН РЕЗИДЕНТНО. ГОВОРИТЕ. Однако, к моему удивлению, этого не произошло. Приятель просто выдал мне свои прежние рекомендации без каких-либо комментариев. Причем предложение ПОДАРИТЬ ДВА КИЛОГРАММА МАНДАРИНОВ СЫНУ ЛАРИСЫ КРИКУНОВОЙ вызвало во мне особое раздражение.
Поразмыслив секунду-другую, я как на спусковой крючок нажал последовательно клавиши ctrl, alt и del. «Время прочищать мозги», – констатировал я. Приятель выполнил операцию перезагрузки как обычно и снова обдал меня стандартным маздаевским сигналом загрузки.
Запустив программу, я снова выступил с предложением к господину Атлону подбросить информацию. Однако оно и во втором чтении было забаллотировано – Приятель тупо настаивал на выполнении своих прежних рекомендаций.
Я не сдавался. Однако ни кнопка «reset», ни кнопка «power», увы, не взбодрили моего друга. Я в панике начал стирать директорию за директорией, освобождая место на диске. Я почти на семьдесят процентов освободил директорию GAMES, решительно наступив на горло файлам с порнухой. Результат был все тот же… Выход был один. Я ласково сказал Приятелю: «Отдыхай!» и нажал на power. Наступившая тишина зловеще нависла над моей головой, и я понял, что придется напрягать свои собственные мозги.
Я начал с анализа ситуации. Итак, налицо явные «глюки». Налицо факт, что я остался один перед лицом неведомых сил. Что и говорить, продолжение расследования без Приятеля равносильно попытке города выжить в тридцатиградусный мороз при отключенном энергоснабжении.
Однако я продолжил и пошел в своем анализе дальше. Итак, налицо четыре смерти. Сначала умирает жена предпринимателя Скворцова, затем зверски убивают экстрасенса Нижегородцева, потом буквально на женщине умирает священник Петр Зубов, и замыкает всю эту сюрреалистическую мортальную цепь владыка Гермоген. И если все предыдущие три смерти можно отнести к разряду обычных с точки зрения общественного резонанса, то неожиданная смерть владыки выглядит уже делом несколько более высокого уровня.
Далее. Гробики на моих «Жигулях» однозначно свидетельствуют о том, что преступник таким образом обозначал свои действия. Гробиков, однако, было два, а смерти – целых четыре. К тому же непонятно, выглядели ли гробики предупреждением о готовящейся смерти или констатацией свершившегося факта.
Что объединяет все случившееся? Поразмышляв над этим, я пришел к выводу, что связать все воедино не получается. Однако три первые смерти можно связать, как это ни странно, с фигурой Ларисы Крикуновой: двое умерших являлись ее любовниками, а третья была ее бывшей подругой. И если даже предположить, что ко всему этому она причастна, то в двух случаях отсутствуют мотивы. Связи Крикуновой с владыкой же абсолютно не прослеживается.
К тому же остается куча вопросов: о способах, методах, мотивах…
Не исключено, конечно, что все эти смерти вообще ничем между собой не связаны и искать надо лишь убийцу Нижегородцева. Но где и как? Ответы на эти вопросы оставались абсолютно неясными.
Придя к этому совершенно нерадостному выводу, я вдруг совершенно отчетливо и ясно услышал звонок в дверь.
Бросив взгляд на часы, я отметил, что господин Полежаев – человек пунктуальный. Было ровно пять часов вечера.
На пороге стоял маленький коренастенький молодой человек в модном кашемировом пальто.
– Разрешите войти? – лукаво посмотрев на меня, спросил он.
– Войдите. Только злые намерения оставьте за порогом.
Незнакомец всплеснул руками и улыбнулся.
– Какие злые намерения?! Обижаете, Валерий Борисович!
Я посторонился, и гость вошел в прихожую. Там он не спеша разделся и, манерно посмотрев карими глазами сначала на меня, затем в глубь квартиры, спросил:
– Можно?
– Конечно, – ответил я и указал рукой в направлении кухни.
Усевшись на кухне в кресло, незнакомец весьма жеманно, с поклоном протянул мне руку и произнес:
– Разрешите представиться. Меня зовут Алексей Полежаев, я представляю Тарасовское епархиальное управление и к вам обратился по просьбе секретаря епархии отца Романа. Мы хотим заказать вам расследование одного очень деликатного дела.
– Извините, а откуда вы узнали, что ко мне можно обращаться с подобными просьбами?
Полежаев улыбнулся и воздел руки к потолку.
– Земля слухами полнится. А слухи, то бишь отзывы о вашей работе, весьма положительные.
Полежаев вдруг посерьезнел и уже другим тоном произнес:
– Еще вчера я заходил к вам и, если бы мы с вами встретились, попросил бы вас заняться предупреждением преступления. Сегодня, увы, я вынужден признать, что преступление совершено и нужно найти преступника.