Он был рад поскорее выйти обратно в коридор.
И вот тут его ждал сюрприз.
Одна из дверей дальше по коридору оказалась достаточно приоткрыта, чтобы сквозь щель пробивался свет.
Авроры, догадался Гарри, но… что‑то удержало его от быстрых шагов и глупого вопроса вроде "привет, как дела". Судя по всему, впереди, в глубине коридора, был поворот, ведущий в другой коридор. Как раз сейчас оттуда доносился шум и редкие глухие звуки ударов. Варианта было два. Либо авроры сейчас в этой комнате, притом что Гарри не слышал, как они подходили и открывали дверь. В таком случае кто шумит? Да еще и — Гарри прислушался — выкрикивает заклинания? Либо авроров здесь нет, зато есть кто‑то другой.
И не будь он Поттер, герой, блин, волшебного мира, если не догадывался кто!
Мягко переступая по ковру на цыпочках, Гарри приблизился к двери. Затаил дыхание. Любопытство сгубило кошку, завертелась в голове непрошеная мысль. Сердце заколотилось быстрее, и Гарри приник к дверной щели.
В первое мгновение в глаза бросилась лишь аккуратно застеленная кровать с серебристо–серым балдахином. В комнате горела магическая лампа — дорогое удовольствие для простых смертных, надо сказать, хотя Гарри уже видел одну такую на каминной полке в зале. Свет от нее был голубовато–белым, нежным, рассеянным, словно сияние телесного Патронуса. Не успел Гарри привыкнуть к свету, как на кровать вдруг полетели какие‑то вещи: пергаменты, перья, книги. Последние на лету раскрывались, жалобно шелестя страницами. Сдавленное "Ай!", раздраженное шипение и ругань, затем шорохи, рычание и клацанье зубов, остервенелый топот… И на пол перед кроватью грохнулась "Чудовищная книга о чудовищах". Разорванная почти пополам, с переломанными зубами.
— Тварь, — буркнул знакомый голос.
Гарри оцепенело смотрел на несчастную книжку. Та конвульсивно подрагивала, будто рыба, выброшенная на берег. Гарри почему‑то подумал, что ей больно… наверное, из‑за типографской краски, стекающей с изуродованного переплета.
— Да где же эти чертовы… — последнее слово потонуло в шорохе пергаментов, и снова на кровать и на пол посыпались какие‑то свитки, листки, кожаные папки, ножик для резки пергамента, вешалки, коробочки. Гарри прикоснулся к двери, легонько надавил самыми кончиками пальцев на гладкую, лакированную поверхность дерева. Вот бы увидеть, где роется Малфой. Вот бы узнать, что он ищет!
Дверь тихонько подалась. Еще чуть–чуть…
В поле зрения появилось малфоевское плечо: все та же замызганная синяя мантия. Затем затылок: давно нестриженые светлые волосы, — и когда Малфой прекратил смазывать их гелем? Гарри напрягся, вытягивая шею, словно это могло помочь ему увидеть СКВОЗЬ Малфоя.
Если вы думаете, что в этот момент дверь предательски скрипнула, вы ошибаетесь. Малфой просто оглянулся. Резко и неожиданно. Мерлин знает, что ударило в его белобрысую голову, но в следующую секунду он уже был на ногах. Ощетинился, готовясь к нападению, сжал кулаки. И только выражение лица странно контрастировало с боевой стойкой — растерянное, испуганное.
— Чего вылупился? — зарычал Малфой.
— Ты зачем книгу изорвал? — вдруг ляпнул Гарри.
— Какую книгу? — Малфой оторопело моргнул. Чего угодно ожидал от этого психопата: гневных воплей или сразу палочкой в глаз, — но только не этого!
— Она же живая.
Мать моя Нарцисса! Этот очкастый прыщ шагнул в комнату, плюхнулся на колени и вытянул из кучи мусора старый учебник по уходу за магическими существами! Выглядел он при этом так, словно сам не понимал, какого Мерлина разыгрывает тут сопливую мелодраму.
— Она меня за палец укусила, — неуверенно сказал Малфой. — Ты совсем сбрендил, Поттер. Ты ей еще искусственное дыхание сделай.
— Если бы в тебе было хоть что‑то человеческое, сам бы сделал, — Гарри прижал к груди учебник, чувствуя себя полным идиотом, и неуклюже попытался исправить ситуацию. — Ты почему не с аврорами?
— А ты почему не со своей пучеглазой выдрой?
- …?
— Думаешь, не заметно, как ты на нее пялишься? С такой нежной, теплой заботой — так блевать и кидает. До чего ж ты низко пал, Поттер. Сначала рыжая Уизли с ее дурными валентинками, теперь чокнутая Лавгуд. А свадьбу сыграешь с домашним эльфом – скрюченным и в засаленной наволочке.
Малфой откровенно наслаждался лицедейством. Скрестил на груди руки, наклонил голову на бок, меряя гриффиндорца презрительным взглядом. А у того лицо пошло бордовыми пятнами и заалели уши.
— Еще одно слово…
— Убирайся из моей комнаты, понял?
— Это больше не твоя комната!
— А чья? — Малфой упер руки в бока. — Уж не твоя ли?
— Захочу, будет моя, — выплюнул Гарри, крепко сжимая несчастный учебник.
— Эй! Что тут происходит? — дверь распахнулась, и на пороге возникла рослая фигура Тони Брустера. Держа палочку наизготовку, тот несколько секунд внимательно разглядывал стоящих друг напротив друга парней. — Малфой? Поттер? Опять сцепились? Раненые есть?
— Сейчас будут, — пообещал Гарри, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься и не свернуть ненавистному слизеринцу челюсть.
— А ну разбежались! Дважды повторять не стану. Одного к себе веревкой привяжу, другого к стулу в зале приклею и пошлю Моуди сову с жалобой. Вы мешаете работать, ясно?
— Я никому не мешаю! — фыркнул Гарри. — Наоборот, я мог бы помочь…
— В гробу я видел вашу помощь. Хватит болтать, идите вниз. Малфой, нашел ключ?
Слизеринец недовольно покосился на развороченный комод.
— Нет.
Гарри приуныл. До чего же банально – Малфой всего лишь искал ключ.
— Ты их в комодах хранишь? — с подозрением осведомился Брустер. — Среди старых шмоток? Не боишься потерять?
— Не ваше дело, — огрызнулся Малфой.
— Поттер, вы еще здесь?
Гарри неуверенно топтался на месте. Книга в руках лихорадочно подрагивала, краска с ее обложки уже успела испачкать свитер, и в голову Гарри совсем некстати забрела мысль, что кровь не отстирывается и плохо выводится волшебными способами.
— Уже ухожу, — сказал Гарри, кидая на Малфоя неприязненный взгляд.
Вышел в коридор, оставив дверь открытой. Брустер в комнате что‑то загудел на повышенных тонах, но он не стал прислушиваться. Единственное, чего хотелось, — это спуститься в зал и выкинуть дрожащее… существо?… в камин. Ну не хоронить же, в самом деле.
Кажется, спать снова придется в каминном зале.
Глава 4
Под ним снова разверзлось адское пекло. Он летел по кругу, уворачиваясь от гудящего огня. В лицо бил невыносимый жар, и глаза заливало едким потом вперемешку с сажей. Он напрягал зрение, зная, что среди столбов пламени, непременно мелькнет ладонь и потянется к нему. И умоляющий голос позовет. И он спикирует вниз… А в голове будет греметь погребальным колоколом единственная мысль: не смогу, не смогу, не смогу. И навалится обреченность, и жалость — к себе, к жертве, которую придется принести, — заворочается внутри огромным чугунным шаром с острыми шипами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
