Неудивительно, что в этой новой конфигурации международной системы все готовились к большой войне. Готовилась и Германия. Однако если политика пришедшего к власти в 1888 году кайзера Вильгельма II заключалась в том, чтобы выиграть войну в войне, то фактически управлявший до него империей канцлер Отто фон Бисмарк намеревался выиграть войну до ее начала.
Новый баланс
Двумя ключевыми задачами Бисмарка на посту имперского канцлера были изоляция Франции и недопущение создания серьезной антигерманской коалиции. И с обеими задачами он успешно справился.
Несмотря на патриотические настроения, царившие во французском обществе, всем было очевидно, что в одиночку Франция реванш у Берлина взять не сможет. Военный потенциал Германской империи был куда выше, чем у Третьей республики; с точки зрения политической стабильности германское правительство тоже выглядело предпочтительнее нестабильных французских кабинетов. Наконец, экономические возможности единой Германии не просто были выше французских, но и опережающими по темпам развития. Так, в 1880 году производство чугуна в Третьей республике составляло 1,7 млн тонн, а в Германии — 2,7. В 1890 году показатели составили соответственно 2 млн и 4,6 млн, а в 1900-м уже 2,7 млн и 8,5 млн. Экономическому подъему Германии к тому же поспособствовала контрибуция в 5 млрд франков, взятая с Франции по итогам войны. Французы искали союзников, однако из-за политики предыдущих лет отношения с европейскими государствами были испорчены. К тому же сам Бисмарк делал все возможное для того, чтобы сохранить Францию в изоляции. В частности, как пишет Генри Киссинджер, «поощрял французскую колониальную экспансию, отчасти для того, чтобы отвести французскую энергию от Центральной Европы, но гораздо в большей степени для того, чтобы столкнуть Францию с соперниками по колониальным приобретениям, особенно с Великобританией».
Особое значение в глазах канцлера приобретали нейтралитет России и недопущение ее союза с Францией — Бисмарк очень опасался, что Германии придется воевать на два фронта. Поэтому уже в 1873 году была подписана российско-германская оборонная конвенция, согласно которой одна из держав при нападении третьей стороны на вторую обязывалась выслать помощь в 200 тыс. бойцов. Однако у российско-германского сближения был ограничитель в лице Австрии, конфликтующей с Санкт-Петербургом из-за Балкан и настороженно следящей за действиями Бисмарка в адрес российских властей. Германия очень ценила отношения с Австрией — в Берлине помнили о некогда тесных связях между Веной и Лондоном, а также понимали, что в Австро-Венгерской империи есть реваншисты, которые не прочь отыграться за поражение 1866 года и изгнание Австрии из Германии. Именно поэтому Бисмарк заявил, что подписанная конвенция не будет действительна до тех пор, пока к ней не присоединится Австрия. Австрийцы не присоединились — они не хотели быть вовлеченными в возможный конфликт с Великобританией (которая вполне могла бы воевать с Германией).
Канцлер старался преодолеть австрийско-российские противоречия, связанные с Балканами, и создать эффективный тройственный союз в лице Германии, Австро-Венгрии и России. Создание такой группировки обеспечивало полную безопасность Германии даже в случае казавшегося тогда невозможным англо-французского альянса. Однако балканские противоречия оказались непреодолимыми даже для гения Бисмарка. Канцлеру пришлось выбирать, и выбор был сделан в пользу Австрии: уже на Берлинском конгрессе в 1878 году Германия выступила против России и пересмотрела условия Сан-Стефанского мирного договора, завершившего русско-турецкую войну 1877–1878 годов в пользу Австро-Венгрии. А уже в 1879 году Бисмарк заключает тайный оборонительный союз с Австрией против России. Помимо гарантий военной поддержки в случае нападения России договор имел и общеевропейское значение. Если бы на одну из держав напала иная страна (например, Франция на Германию), то второй подписант обязан был занять позицию благожелательного нейтралитета — или же вступить в войну, если бы к этой третьей стране присоединилась Россия. Одновременно с политическим обострением российско-германских отношений между странами возникли и экономические проблемы. К 1879 году Германская империя потребляла 30% русского экспорта, занимая по этому показателю второе место после Англии. Однако Бисмарк взял курс на политику протекционизма, и связям с Россией был нанесен серьезный урон. Канцлер запретил ввоз скота в Германию, использовав в качестве повода эпидемию в Астраханской губернии. Кроме того, он обложил пошлинами российское зерно.
Перестраховался
Между тем Бисмарк прекрасно понимал потенциал России и не хотел делать из нее врага — тем более что объективно, без учета австрийских интересов, у Берлина и Санкт-Петербурга не было глубоких политических противоречий. Поэтому в 1881 году между Россией, Германией и Австро-Венгрией был заключен так называемый Союз трех императоров. В отличие от первого такого соглашения, заключенного в 1873 году, этот союз предполагал не только взаимные консультации, но и взаимный нейтралитет участников в случае войны одной из них с третьей страной, а также сохранение статус-кво на Балканах. Это соглашение фактически застраховало Бисмарка от франко-русского союза, и в обмен на это канцлер обеспечил Санкт-Петербургу свободу рук против Лондона — врага Германии. В 1884 году союз был продлен еще на три года, однако случившийся в 1885 году болгарский кризис (в ходе которого Австро-Венгрия вытеснила Россию из Болгарии) перечеркнул шансы на пролонгацию соглашения. Тогда Бисмарк в 1887 году подписал с Россией двусторонний документ — так называемый договор о перестраховке. Согласно этому договору, Россия обещала оставаться нейтральной в случае неспровоцированного нападения Франции на Германию, а Германия — в случае неспровоцированного нападения Австро-Венгрии на Россию.
Место же России в союзе заняла Италия — канцлер воспользовался итало-французскими противоречиями в Северной Африке, и в 1882 году был подписан Тройственный союз между Германией, Австро-Венгрией и Италией. Согласно тексту документа, стороны обязались в течение пяти лет не вступать во враждебные партнерам по соглашению альянсы, а также прийти на помощь Италии или Германии в случае неспровоцированного нападения на них Франции. При этом Италия выторговала себе возможность не вступать в войну с Францией, если на стороне той выступит Великобритания, а Австро-Венгрия — не защищать Германию от Франции в том случае, если на стороне последней не выступит Россия.
Таким образом, за полтора десятка лет своего правления канцлеру удалось выстроить в Европе новую систему международных отношений и соглашений. Бисмарк приложил титанические усилия для того, чтобы «германские потенциальные противники не заключили союзы между собой, а с другой стороны, для того, чтобы держать под контролем действия германских партнеров… Результатом бисмарковской дипломатии было появление на свет взаимно переплетающихся альянсов, частью совпадающих по целям, а частью соперничающих друг с другом, что страховало Австрию от русского нападения, Россию от австрийского авантюризма, а Германию от окружения, а также вовлекало Англию в дело защиты от русской экспансии в направлении Средиземного моря, — пишет Генри Киссинджер. — В каждой из бисмарковских, иногда довольно противоречивых, коалиций Германия всегда была ближе к каждому отдельно взятому партнеру, чем они по отдельности друг к другу; и потому Бисмарк всегда обладал правом вето в отношении совместных действий, а также возможностью действовать самостоятельно. В течение десятилетия ему удалось заключить пакты с противниками своих союзников, так что он оказался в состоянии ослаблять напряженность со всех сторон».
Далеко и не нужно
Активно занимаясь европейской политикой, канцлер прохладно относился к идее немецкой колониальной экспансии. Он считал колонии бесполезными и даже вредными для безопасности самой Германии.
Прежде всего канцлер попросту не хотел распылять силы и отвлекаться от европейских дел. «Ваша карта Африки хороша, но моя карта Африки — Европа. Здесь расположена Россия, а здесь расположена Франция, мы же находимся в середине — такова моя карта Африки», — говорил он. Кроме того, он не хотел раньше времени ссориться с самой мощной колониальной державой — Британией. В феврале 1883 года канцлер заверял Лондон, что Германия далека «от всяких колониальных домогательств, и особенно от всякого вмешательства в существующие британские интересы». Бисмарк считал, что новые земли за океаном создадут лишние конфликты не только между Германией и Англией, но и между другими колониальными державами, а также приведут к неизбежному повышению налогов. «Если бы Германская империя завела себе колонии, то уподобилась бы польской шляхте, у которой есть соболья шуба, но нет ночной рубашки», — иронизировал канцлер.
