— Это что за чудо?
— Дёма, наш любимый двоечник. Ну и ловелас, конечно. В принципе, хороший парень, но иногда я от него устаю.
— Понимаю, — кивнула она. — Я его видела секунд тридцать, а уже была готова придушить.
— Некоторым нравится, — пожал я плечами. — На вкус и цвет, как говорится.
— О, ты ещё и философ!
— Только что учил, — похвалился я.
— Я тебя не отрываю от такого важного занятия?
— Не, уже всё. Мы с Казахом в едальню собирались…
— А казах это?..
— Тот грубый молодой человек в трусах в цветочек. Но вообще он — Жасым, просто из Казахстана.
— Надо же, я подумала, что он бурят, — Алла улыбнулась.
— Без разницы, думаю. Но он уверен, что казах. У него и прозвище такое — Казах. Так ты чего к нам вернулась? Я думал, у тебя программа на выходные уже расписана поминутно, и на визиты вежливости времени нет.
— Черт, ты выражаешься, как мой отец. Меня это даже немного напрягает, — лицо Аллы посуровело.
— А кто у нас отец?
Алла на секунду замешкалась.
— Неважно, — произнесла она и отвела взгляд, но быстро вернула его обратно, уставившись прямо на меня: — Я чего к тебе пришла… как раз про благодарность. Не люблю быть обязанной, а я тебе, как ни крути, обязана. Ну если ты не соврал про то, что я могла окочуриться…
Я покачал головой.
— Не соврал, клянусь.
— Клянется он… ну тогда вот — я пришла отдать долг.
— Эм, — я оглядел пустой по субботнему времени коридор. — Прямо здесь?
— Ох, ну до чего пошлый первокурсник пошел… — я должен был признать, что сейчас Алла выглядела более уверенной, чем вчера. — Нет, у меня для тебя сюрприз приготовлен. Ты помог мне, я отблагодарю тебя.
— Вообще-то я просто поступил так, как поступил бы любой шевалье на моем месте. Наверное, любой, — я изобразил задумчивость.
— Шевалье нашелся, тоже мне! — она ткнула меня в плечо. — Но я уже всё решила — мы с тобой сегодня будем развлекаться! Так что пошли — и никаких возражений!
Алла покачала перед моим носом указательным пальцем.
— Куда хоть? — вяло поинтересовался я.
— Тебе понравится, гарантирую.
— Ну раз гарантируешь… — окончательно сдался я. — Признайся честно — это твоя Ирка отказалась куда-то идти после вчерашнего, и ты вспомнила обо мне?
Алла пару секунд внимательно смотрела на меня, а потом как-то натужно рассмеялась.
— Догадливый ты, шевалье! У неё голова болит, и она никуда идти не хочет. А я тут никого не знаю, а искать своих… ну… долго. Могу не успеть.
— Понял, — я кивнул. — Тогда подожди пять сек, я Казаха предупрежу, что мои планы изменились.
В комнате всё оставалось по-прежнему, только Дёма, завернувшись в одеяло, теперь сидел на кровати и изображал обиженного на весь мир попугая Кешу. Жасым тоже присел на свою кровать, так и не закончив надевать штаны.
— Это кто такая? — вскинулся Дёма при моём появлении.
— Алла, — коротко ответил я. — Девушка, если ты не заметил.
— Я заметил! — возмутился Дёма. — Я должен с ней познакомиться!
— Ты вчера с москвичками знакомился, — подколол его Жасым. — А потом с ними полночи пил. Неужели ни одна из них не дала тебе?
— Не-а, — беззаботно отмахнулся Дёма. — Хотя там была дочка какого-то министра, а это уже перспективный кадр. С такой роднёй остаться в Москве — раз плюнуть.
В этом Дёма был прав. Для моих сокурсников женитьба на москвичке была одной из основ устроенной жизни. Выпускника, который так и не обеспечил себе тылы за пять лет учёбы, ждало распределение в такую Тьмутаракань, что и на карте не сразу найдешь. Почему-то стратегические и тактические заборы строили только в самых укромных уголках нашей необъятной родины.
Меня-нынешнего эта перспектива не особо волновала. Мы окончим институт только через четыре года; к тому времени Горбачев объявит Perestroyka и Glastnost’ и начнет внедрять новое мышление, которое больше всего подойдет умелым приспособленцам из комсомола и директорам предприятий. Они будут больше озабочены деньгами, а не трудоустройством вчерашних студентов, так что система распределения выпускников просто-напросто закончится. Мы будем устраивать жизнь по собственному разумению.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я и Жасым окажемся в аспирантуре, куда не собирались — просто потому, что аспирантов не забирали в армию, куда нам очень не хотелось. Ну а Дёму вообще из-за «успехов» в учёбе через год отчислят, он будет отдавать долг Родине в какой-то дыре на восточных окраинах — хорошо, что не в Афгане, — и для него проблемы распределения не будет существовать в принципе. Правда, насколько я помнил, в армии с Дёмой случилось что-то нехорошее, но подробностей не знал.
Самое паскудное, что в данный момент я ещё не решил, стоит ли пытаться свернуть жизнь Дёмыча с дорожки, которая приведет к ножу в его печени, или же нужно оставить его на милость судьбы. Оба варианта с точки зрения хорошо пожившего на этом свете меня выглядели равнозначно, хотя это было до предела цинично. Настоящие комсомольцы наверняка сделали бы всё, чтобы спасти товарища.
— А что за министр? — поинтересовался я.
— Да фиг знает, — отмахнулся от меня Дёма. — Мы не настолько близко сошлись, чтобы про должность отца выведывать.
— Ну а с чего ты решил, что она тебе даст? — продолжал я наседать.
— Да ничего я не решил, отстань. Просто дочка министра — почему бы не попробовать с ней не замутить?
Замутить можно, за замут денег не берут. Но я понял, что попасть в круг общения советского руководства через Дёму, скорее всего, не получится.
— Главное, чтобы она была не против, брат, — веско сказал Жасым. — А вообще это тебе к нам надо, в глухую деревню где-нибудь на юге Казахстана. Там если жигит положил на девку какую взгляд, и её отец посчитал, что родители жигита не ниже его самого по положению, то ту девку никто и не спрашивает. Хотя вряд ли какой министр сочтет, что ты ему ровня.
Удивительно, но за всю эту речь Жасым ни разу не улыбнулся. Впрочем, всё могло быть именно так, как он описывал. Я точно знал, что сразу после распада Союза во многих республиках мгновенно вспомнили старые обычаи похищения невест — словно и не забывали. Оставшейся в веках дикостью это наследие феодального прошлого было только в комедии Гайдая.
— Ну почему же, — довольно улыбнулся Дёма. — Отец хоть с нами и не живет, но не последний человек в городе. Деньги у него водятся…
— Ладно, это всё хорошо, — оборвал я откровения Дёмы. — Жасым, Алла пригласила меня на свиданку, и я уже согласился. Ты не обидишься, если наш поход в «Ромашку» сегодня не состоится?
— Да не, брат, — отмахнулся Казах. — Я сразу понял, что она не просто так пришла. Иди, конечно, я в столовке пообедаю.
— Эй! — окликнул меня Дёма. — А откуда ты её взял?
От верблюда, конечно.
— Жасым расскажет, — бросил я уже из дверей. — Если захочет.
Алла не высказала ни малейшего неудовольствия моим слегка затянувшимся отсутствием. Она словно понимала, что у мужчин, отягощенных всякими заботами вроде изучения философии и походов в «Ромашку», могли быть веские причины отказать ей, если она решит выразить свою благодарность не в то время и не в том месте. Впрочем, это её дело, кому и где отдавать долги, которых у неё, наверное, воз и маленькая тележка.
— Так куда мы движемся? — снова спросил я, когда мы вышли из общежития.
— К метро, — ответила Алла. — Если, конечно, у тебя нет персональной машины.
— Откуда? — я поднял глаза к небу. — Я всего лишь скромный первокурсник.
Машины у меня, разумеется, не было. Свой первый автомобиль я куплю только через восемь лет, и обойдется он мне безумно дорого. Но то было время, когда почти любой «Жигуль» в приличном состоянии меняли на двухкомнатную квартиру в неплохом районе Москвы — и некоторые находили, что владельцы авто даже продешевили, когда соглашались на такую странную сделку. Мне повезло — семья моего знакомого еврея уезжала в Израиль на веки вечные, и мне оставалось только перегнать их «тройку» из-под Житомира и переоформить её на себя. Границы тогда ещё не было, путешествие обошлось почти без приключений, хотя на дальние расстояния я на той развалюхе ездить зарёкся. И даже отказался из-за этого от нескольких очень выгодных предложений.
