Потом пацан в спортивной куртке обхватил его сзади руками, а бритый с криком: «Вова, держи крепче!» — принялся тыкать кулаками Вечеру в лицо, норовя попасть в нос.
Вечер обвис в руках Вовы, перекладывая на них весь вес своего тела и вынуждая противника тратить силы. Хитрость Вечера не сразу дошла до парня, а когда это произошло, он попытался отпустить противника, рассчитывая, что тот упадет на землю. Но Вечер был начеку. Почувствовав, что хватка ослабла, он, сгибаясь в поясе, изо всех сил откинул назад таз и угодил им Вове где-то между животом и пахом. Узбек говорил ему, что такой прием не шутка — у человека может лопнуть мочевой пузырь. У Вовы он если и не лопнул, то, наверное, оказался на грани этого, и пацан, скрючившись, повалился на землю.
Вечер отскочил в сторону. Теперь против него были только двое. Они кружили вокруг, не решаясь подойти, потом все-таки бросились, причем одновременно. Вечер успел ударить одного из них и попал в челюсть. Второй сумел зажать ему шею сгибом локтя. Слушая хруст собственных позвонков, Вечер ударил два раза каблуком туфли ему по ноге, обутой в летние шлепанцы. Туфли были дорогими, с тяжелыми твердыми каблуками, и бритый, взвыв, выпустил его из захвата. Они остановились напротив друг друга.
Оба его противника тяжело дышали, третий, немного придя в себя, сел на корточки.
— Ну, еще хотите? — поинтересовался Вечер, стараясь сдержать тяжелое дыхание и не показать, что он выбился из сил.
— Хана тебе, фраер! — заявил один из бритых, тяжело дыша.
Вечер шарил глазами по земле в поисках букета. Если пошли разговоры, то драться уже никто не будет. Это он знал по опыту. Букет он нашел возле забора и, не выпуская противников из виду, поднял его, вернее, то, что от него осталось. Дарить такое было невозможно. Вечер выбросил букет и, глядя на ухмылки врагов, произнес:
— Ну так я пошел, если вам нечего больше сказать.
«Надо уходить, — думал он, — пока эти козлы не отдышались. Вдвоем они меня все равно уделают».
— Хана тебе, фраер! — опять сказал бритый на резком выдохе.
— Тебя что, заело? — спросил Вечер.
Он хотел добавить, что вся хана у кого-то еще впереди, и такая хана, что мама не горюй, но сдержался. Не хотел раньше времени настораживать.
Отойдя метров сто, он осмотрел себя под фонарем, скрипнул зубами и выругался. В таком виде разве что в ментовском обезьяннике не стыдно было перед людьми на нары присесть. К тому же морду хоть и не сильно, но тоже попортили. Вечер был зол, как никогда. Так он не злился даже на Макса в свое время.
«Ну что, можно разворачиваться?» — спросил он сам у себя и неожиданно вспомнил про часы, сунул руку во внутренний карман пиджака и достал коробочку. Она была цела. Вечер вздохнул и не спеша двинулся дальше по улице. «Часы подарю, раз купил, — подумал он. — Дождусь на улице. В темноте морду не так видно будет».
Он дошел до ее дома и сел неподалеку на лавочку. Рядом стояли несколько машин. «Гости», — подумал Вечер. Из дома доносились музыка, голоса и смех. Вечер сидел, уставясь в темноту, и ждал. Постепенно стемнело окончательно. С темнотой пришла прохлада. В доме напротив погасли окна. Вечер продолжал сидеть. Потом погасли окна в доме справа. Он достал телефон и посмотрел время. Было двадцать три часа тридцать пять минут. Из-за забора уже звучала не попса или жесткие ритмы. Музыка стала плавной и тягучей. «Притомились», — подумал Вечер.
После двенадцати ночи гости стали расходиться. Сначала уехали две битком набитые машины, чуть позже еще одна, и у калитки осталось две фигуры. Они почти сливались с темнотой, но Вечер слышал их голоса. Один принадлежал Виолет, второй был мужским. Слова звучали неразборчиво, Вечер улавливал только интонации. Он собрался было встать и незаметно исчезнуть, когда из калитки появился силуэт собаки. Шериф прошелся туда-обратно вдоль забора и направился к лавке. Он обнюхал Вечера влажным носом и пристроился рядом. Так они и сидели вдвоем, поскольку даме было не до них. «Два кобеля», — усмехнулся Вечер и, покосившись в сторону калитки, подумал еще и о том, что хорошо хоть не целуются.
Потом мужской силуэт стал удаляться, и раздался голос Виолет:
— Шериф, ты где?!
Пес издал низкий звук, повернувшись в сторону хозяйки, но с места не сдвинулся.
— Ты хочешь гулять? — Виолет направилась к лавке. Увидев Вечера, она замерла. — Ты?! — Потом, внимательно присмотревшись к нему, спросила: — Они опять были старше тебя?
— Нет, — ответил Вечер. — Но их было трое. — Он встал и, достав коробочку, протянул Виолет. — Поздравляю с днем рождения! Настоящие, не подделка, — добавил он, когда девчонка открыла коробочку. — Извини, что так получилось.
— Зайдешь? — спросила она.
— В таком виде?
— Никого уже нет.
— А родители?
— Уехали еще днем.
— Тогда зайду.
Сначала он рассмотрел Виолет. С подведенными глазами, в открытом платье, обтягивающем фигуру, она показалась ему взрослой женщиной. Потом он пробежался взглядом по гостиной, просторной, со сдвинутым к стене столом, очевидно, чтобы не мешать танцам. Стол был приготовлен для десерта — торт, чистые кофейные чашки.
Виолет ушла и вскоре вернулась с бутылкой шампанского и парой фужеров.
— Открывай! — сказала она Вечеру.
Он откупорил бутылку, наполнил фужеры и, собравшись что-то сказать, вдруг встретился взглядом с Виолет.
— Ты такая красивая! — непроизвольно вырвалось у Вечера. — Я тебя поздравляю.
Их бокалы негромко звякнули.
Шампанское они пили в полной тишине.
— Никогда не пил ледяного шампанского, — сказал Вечер, чтобы нарушить молчание. — Оказывается, это вкусно. В мой день рождения Парадокс угостил меня вином, тоже было вкусно. Он держит его в баре под стойкой и достает только в особых случаях.
— У тебя тоже недавно был день рождения? — спросила Виолет.
— Да. Собралась куча народа. Я никогда раньше не отмечал его. А теперь… Мне даже сделали подарок.
— Какой?
— Меч.
— Меч?!
— Да. Самурайский меч. Не сувенир, а настоящее оружие.
— Ты не похож ни на кого из моих знакомых. Ты как из другого мира, где все наоборот, — сказала Виолет. — Хочешь еще? — спросила она, когда шампанское закончилось.
Вечер пожал плечами. В голове у него уже изрядно шумело.
Виолет встала и направилась на кухню. По пути она задела стул, и Вечер понял, что у девчонки тоже шумит в голове, причем гораздо больше, чем у него.
Виолет принесла шампанское и, пока Вечер открывал его, включила музыку и приглушила свет.
— Потанцуем! — предложила она.
— Я ни разу не танцевал, — ответил Вечер, вставая.
— Я нисколько не сомневалась, что ты именно так и скажешь, — произнесла Виолет. — Это совсем не сложно, ты просто переступай с ноги на ногу и старайся не отдавить мне ноги.
Она положила руки ему на плечи и медленно закружила по залу.
Мелодия была тягучей, со скрытой страстью, пробирающей до костей. Вечер никогда не слышал такой музыки. От девушки пахло шампанским, горьковатыми духами и еще чем-то таким, от чего у Вечера кружилась голова. Он видел ее грудь в вырезе платья. Их тела понемногу сближались, и он почувствовал упругость этой груди. Потом они целовались, уже стоя на месте, и Вечер ощущал ее учащенное дыхание на своей шее.
— Вечер, — произнесла она, чуть задыхаясь. — Я думала, ты не придешь. Я пригласила тебя не просто так, ты должен кое-что сделать.
— Что? — спросил Вечер.
— У тебя была когда-нибудь женщина?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Наверное, не до этого было, да и не попадалось стоящей.
— Стоящей? — внимательно посмотрела на Вечера Виолет.
— Да. А Парадокс сказал, что первое вино, как и первая женщина, должны быть высшего качества.
— А я какая?
— Ты самого высшего!
— Тогда тебе повезло.
Вечер все понял. Он нащупал на платье Виолет замок и расстегнул его до самого конца. Платье само поползло вниз. Груди ее были небольшими и крепкими. Вечер положил на них вздрагивающую руку, и тело Виолет стало податливым и мягким. Он отнес девчонку на диван и снял с нее черные узкие трусики. Виолет лежала, закрыв глаза и откинув руки за голову. Потом она коротко вскрикнула и слегка закусила губу. Но Вечер не останавливался, и постепенно тело девчонки опять расслабилось.
Август шел к концу, но жара не спадала, и уже к двенадцати дня воздух так накалялся, что казалось, он звенит ровным непрекращающимся звоном.
Юги целые дни просиживали в «Парадоксе», блаженствуя в волнах кондиционированного воздуха и потягивая темное ледяное пиво. Они были в дорогих летних туфлях из кожи игуаны, итальянских рубашках и тонких летних джинсах из последних коллекций, под окнами кафе стояли байки или спортивные машины — и это все, больше никакой роскоши, кроме красивых девушек. Все остальное: дорогие часы, золотые побрякушки и даже зажигалки — причислялось к излишествам и считалось дурным тоном. И даже жить юг, имеющий на плече кипарис, а таких было пятнадцать человек, мог только на съемной квартире. «Юг должен быть как ветер, неуловим и ни к чему не привязан. В этом его сила, — говорил Чепер. — Мы свободные люди. Если хочешь иметь наколку, добейся авторитета среди товарищей, купи байк или спортивную тачку и живи по этим правилам. Если тебя это не устраивает, будь простым бойцом».
