А племяшу Савелию повезло. Он не заболел. Верно, организм деревенского парня оказался посильнее «африканских» микробов.
КОЗЁЛ БОРИС И ЕГО КРУИЗ
Мы стояли на дачной остановке в ожидании автобуса. Замерзали. Транспорта уехать домой не было. Прошёл автобус из города. Из него выскочила собачонка, больше никто не вышел. Лохматая путешественница без оглядки помчалась по протоптанной в снегу тропинке. Одна.
— Видишь, как соскучилась по даче, — засмеялась женщина, стоявшая со мной рядом.
Я и сам не раз был свидетелем, когда собаки ездили в автобусе на дачу и обратно в одиночку, без хозяина. Но то было летом. А сейчас-то на дворе — зима.
Женщина, будто угадав мою мысль, продолжила разговор:
— Наверное, хозяин загулял. Вот и мечется туда-сюда. Ищет. Может быть, кавалер у неё здесь, на даче. Вон их сколько бегает по центральной линии.
Я выразил сомнение:
— Неужели так умна эта дворняга?
— Ещё как, — рассуждала моя попутчица. — Собаки, ладно, они умнейшие твари. Но и другие домашние животные не глупее их. Вот кошки, например. Те за сотни километров находят свой дом. О таких случаях раньше много писали в газетах. Хотите, расскажу вам про козла, причём очень умного?
— Ну-ну, — поддержал я разговор со словоохотливой женщиной.
— Жила я в Емце, на станции. Был там знаменитый чёрный козёл Борька. Проходу не давал ни одной козочке. Так ему ещё не хватало своих, местных. Каким-то образом забирался в тамбур грузового поезда, а может быть, на платформу и преспокойно путешествовал до Плесецкой станции. Это ведь сорок километров, три остановки. И ведь, блудодей, сходил именно там, где ему надо, — разве не умный! Нагулявшись вволюшку, опять поездом возвращался в Емцу. Попасётся дома неделю-другую и опять — в путь. Вот какой был козёл!
— Ну и что? Всё равно прирезал его хозяин на шашлыки, такого вот умного, — сказал я.
— Да нет, — продолжила попутчица, — хозяин не резал козла, и шашлыков не было. Попал наш Борис под колёса поезда, когда возвращался с очередной гулянки. И что от него осталось, собаки сожрали. Не осталось от козлика даже рожек и ножек. Жизнью расплатился, горемычный, за свою любовь.
И тут подошёл автобус. Мотив песенки про козлика и её незамысловатые слова преследовали меня всю дорогу до города. Что-то всё-таки осталось от козлика. Хотя бы вот этот рассказ.
МОЛОДОЙ, УДАЛОЙ, ЧТО ОН СДЕЛАЛ С ТОБОЙ?
В 60-е годы прошлого столетия жил я со своей юной женой Любашей в маленькой комнатушке в общежитии. Работал грузчиком на бирже пиломатериалов, Любаша — рубщицей в лесопильном цехе комбината.
Однажды поздно вечером жена моя ушла в ночную смену, а в это время в гости к нам приехала её подружка Зинаида. Я крепко спал, закрывшись на ключ. Гостья постучалась-постучалась, решила в окно заглянуть, которое было растворено (стояли белые ночи, и воровства такого, как нынче, тогда не было). Увидела Зинка, что я дрыхну, и влезла кое-как через подоконник в комнату. А была она с приличным животом, родить ей уж время подходило. Напротив нашего общежития стояло ещё одно, где жили пенсионерки.
Зинка растолкала меня, спящего, и говорит сердито: «Ты что дверей не открываешь? Меня твои соседки из общаги всю обложили. Куда, мол, лезешь, корова? У молодого-то своя коровушка есть!»
Посмеялись мы с гостьей. Чайку с бутербродами я спроворил. Поели, попили. Говорю, как спать-то будем? Диван-то у нас один. А Любушка моя только утром заявится. Пришлось спать на общем диване, под разными одеялами, «валетом».
Я утром не стал будить Зинаиду. Перекусил — и на работу. Закрыл её на ключ, который бросил в почтовый ящик на двери. Ключ-то был у нас только один, и мы, уходя, всегда его оставляли.
Но в это утро случилось непредвиденное. Заболела сменщица, и моей жене пришлось по просьбе мастера остаться поработать в день. Так что выпустить Зинку из квартиры опять было некому. Проснувшись, посидела она до полудня в нашей комнатёнке и тем же путём, через окошко, покинула её. Когда вылезала, соседские кумушки подняли нашу гостью на смех: «Смотрите-ка, вчера будто у девки живота не было, а сегодня — на сносях. Вот какие нынче кавалеры прыткие! Молодой, удалой, что он сделал с тобой? За одну-то ночь!»
Зинка тоже была девка боевая: «Что вы раскудахтались, мокрые курицы? Петухи вас, видимо, совсем уж не топчут. А то бы не сидели тут целыми сутками!» — И величавой походкой, гордо неся свой большой живот, прошествовала мимо насмешниц.
ОПЕРАЦИЯ
Учился я в ту пору в Литературном институте имени Горького в Москве. Мы, заочники, на сессии ездили два раза в год. И вот однажды в первый день приезда в столицу я по неосторожности горящей сигаретой ткнул между большим и указательным пальцами левой руки. Ожог сразу не обработал. Думал, заживёт и так. Но поступил опрометчиво. Через пару дней возник нарыв, который всё больше и больше наполнялся гноем. Боль терпеть уже было невмоготу.
Неподалёку от нашего общежития находилась станция неотложки. Сам я тогда работал в Архангельском мединституте, и у меня не было никаких сомнений, что коллеги-то мне помогут. Ах, каким я был наивным.
Сидевшая на приёме толстая, не очень опрятная женщина с папироской «Беломора» в зубах сразу отрезвила меня:
— Вы живёте не в Москве, вот и лечитесь по месту жительства — в своём Архангельске!
Я тогда был молод и горяч. Сказал ей, что до Министерства дойду, если мне не окажут помощь. Докторица смилостивилась, согласилась осмотреть руку. Но это был хитрый манёвр, помогать она мне не собиралась.
— У вас поражена кость. Нужна сложная операция, каких в нашей неотложке не делают. Такая клиника для иногородних имеется в Подмосковье. Поезжайте туда.
Вернулся я в общежитие несолоно хлебавши.
А выручил меня из беды мой однокурсник, хирург из Перми Анатолий Гребнев. Узнав о моём горе, он осмотрел больную руку, уверенно сказал:
— Не горюй, помор. Иди-ка в магазин и в аптеку, купи бутылку водки, бинта и марганцовки.
Сбегал я, принёс всё необходимое для операции. Мой доктор развёл марганцовку в чашке кипятка. Выпил я стакан алкоголя, распарил больную руку в марганцевом растворе. И Анатолий приступил к операции. Обычными ножницами он состригу меня всё загнившее мясо до самой кости.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — приговаривал Гребешок, как мы звали в шутку Толика. И я терпел. Когда операция закончилась, рука моя была обработана водкой и забинтована.
И дело пошло на поправку.
Эта история всегда мне вспоминается, когда я посещаю наших архангельских докторов в поликлинике. Они всё больше и больше становятся похожими на ту далёкую московскую фельдшерицу. А жаль. Ведь сказал же мудрый человек: «Если ты побывал на приёме у врача и тебе не стало легче — значит, это был не врач». Об этом не стоит забывать сегодняшним эскулапам.
НЕ СТРАДАЙ, МАРТЫН!
Судя по фильму Эльдара Рязанова «Ирония судьбы…», мужчины любят попариться в бане накануне Нового года. Но и перед женским праздником 8 Марта желающих похвостать себя веничком на горячем полке нисколько не меньше. А после парилки то же самое: пиво и соответствующие событию беседы. В тот раз речь зашла о том, чем нам, мужикам, дорого 8 Марта?
Товарищи мои ёрничали: «Баб пьяных много…» Один неожиданно сказал: «А я, честно, не люблю этот праздник».
Все посмотрели на него как на обмороженного.
— Хотите, расскажу почему?
Мы закивали головами. Любопытно всё же.
— Тогда слушайте. Учился я в седьмом классе сельской школы. Восьмого марта, как положено, поздравили мы своих учительниц, одноклассниц подёргали за косички. Я вообще-то был заводилой. Говорю дружкам, давай, мол, поздравим Петра Петровича, учителя истории. Ведь жену его зовут Мартой, она немецкий вела.
От предложения моего все были в восторге. Но как поздравить? Не будешь ведь ему веник цветов вручать. Решение приняли самое простое. Я взял кусок мела и крупно написал на доске: «Дорогого и любимого Петра Петровича поздравляем с Восьмой Мартой!»
Прозвенел звонок, сидим тихо. Заходит учитель. Надпись на доске увидел сразу. Долго читал её. Потом поворачивается к нам, улыбается. В общем-то, мы его на самом деле любили. И говорит: «Спасибо, попрошу писавшего вытереть доску».
Я без задней мысли с удовольствием вскочил с места и смахнул написанное. Учитель глядит на меня в упор и продолжает: «Что ж, голубчик, сейчас мы проверим твои знания. Что там у нас было задано?»
Короче говоря, заработал я у него кол. Взял Пётр Петрович мой дневник и вписал туда красную единицу, приговаривая: «А вот тебе и первая марта!»
Но самое страшное было впереди. С этого дня стали меня дразнить в школе то Мартышкой, то Мартыном. Хрен редьки не слаще! Сразу двумя кликухами обзавёлся. Одна из них осталась на всю жизнь. Хорошо, что ещё не первая. Приеду в отпуск на родину, кого ни встречу — для всех я Мартын. Думаю иногда, что и настоящего имени многие не знают. А меня Василием зовут. Когда обижаюсь, не понимают, задают глупый вопрос: «А что, лучше Мартышкой называть-то тебя?» Так что любить женский праздник мне совсем не за что…
