— Конфеты надо купить! Жевательную резинку — тоже! — поддержал товарища Костик. — В кино — пожалуйста, билет. Даже в зоопарк бесплатно не попадешь. Задаром только на медведя можно поглазеть. А сборы, взносы!! То на жирафа, то на памятник Сенкевичу…
— А вы еще спрашиваете: зачем нам деньги? — сказал с укором Марцин и даже головой покачал.
— Но разве нельзя у родителей попросить… — нерешительно заметила Пуся, чувствуя, что начинает оправдываться.
— Родителей тоже пожалеть надо. И потом, на все наши просьбы у них одна отговорка: деньги с неба не падают. Верно, Костик?
Костик кивнул утвердительно.
— Не хотели просить у родителей, надо было честно заработать.
— А мы разве нечестно? — искренне удивился Марцин и принялся перечислять, загибая пальцы: — Три листа картона и краска — раз. Костик битых два часа потратил, чтобы нарисовать льва и сделать надписи — это два. Для Луны пришлось без спроса взять мамину коробку. Когда она ее хватится, мне не поздоровится. А пояс от халата для львиного хвоста? За это от папы еще попадет. И потом — жук-плавунец. Мы его напрокат взяли за один злотый. В зоомагазине он десять стоит! И вообще, что такое жалкие пять с половиной злотых в сравнении с потраченными усилиями.
— Мальчики, так рассуждать нельзя! — справясь с замешательством, заговорила Пуся. — Это нечестно. Я понимаю, вы не отдавали себе в этом отчета, но теперь, когда вы осознали, что поступили нехорошо, надо немедленно вернуть деньги пострадавшим.
— Вернуть? — изумился Костик.
— Пострадавшим? — в тон ему повторил Марцин.
— Да! И немедленно! Если вы… — В глазах Пуси промелькнул испуг… — Если у вас еще что-нибудь осталось…
— Ни гроша! — положил конец ее сомнениям решительный ответ Костика.
— Боже мой! — Пуся была в отчаянии. — Выманить деньги, пусть несознательно, и потратить невесть на что…
— Услышь это пани Скочелёва, она бы воспротивилась, — сказал Марцин многозначительно.
— При чем тут пани Скочелёва? — спросила Пуся.
— Потому что деньги, добытые, как вы считаете, нечестным путем, мы внесли сегодня утром на памятник Сенкевичу.
— Да? — просияла Пуся. — Тогда это меняет дело. Возьмите их обратно.
— Простите… — начал Марцин и с таким выражением посмотрел на Костика, словно хотел сказать: с луны она свалилась, что ли? Потом бросил взгляд на учительницу и отвел глаза. Ему было неловко за нее, что приходится объяснять ей такие азбучные истины. — Простите, за кого вы нас принимаете? Как это обратно? Сначала дать, а потом взять? Чтобы нас вычеркнули из списка? И мы сделались посмешищем для всей школы? Чтобы на нас показывали пальцами: дали, мол, а потом пожалели. Нет, лучше смерть, чем бесчестье!
Пани Пусек в упор смотрела на Марцина, а за стеной хором распевали: «Как чудесно, как чудесно!»
— Положение действительно трудное, я понимаю… Вам будет стыдно, и вы оба…
— Не мы, а я, — перебил Марцин. — Идея была моя.
— Но осуществляли ее мы вместе, — поспешил прибавить Костик. — И выступали вместе, и все у нас было общее. И выручка тоже. Это несправедливо…
Пани Пусек, принадлежавшая к педагогам-оптимистам, воспряла духом: испорченные дети не стали бы друг друга выгораживать, а эти готовы вместе понести наказание.
— Послушайте, — сказала она, вплотную подходя к ребятам и понижая почему-то голос, — деньги непременно надо вернуть малышам. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они подумали, будто старшие их обманывают. Я дам вам взаймы… Вот пять злотых и пятьдесят грошей. — Она вынула деньги из кошелька. — Сегодня же их верните! Но как это сделать? — забеспокоилась учительница. — Вы хоть знаете этих ребят?
— Мой брат знает, — сказал Марцин. — До вечера все будет улажено. Спасибо за… доверие!
— Все будет в порядке, — прибавил Костик, и под звуки бравурной песни они как ошпаренные выскочили из учительской.
Домой возвращались молча. Все вроде бы хорошо: и на памятник внесли, и первоклашки получат обратно свои пятьдесят грошей, и к директору идти не придется. Пуся сама вправила им мозги. Тем не менее на душе кошки скребли.
— Думаешь, она права?
— Права! — последовал решительный ответ.
Марцин промычал что-то нечленораздельное, что можно было истолковать, как согласие.
Казалось, с этим покончено навсегда.
* * *
Дома Марцина встретил красный, заплаканный Петрик.
— Ты чего?
— Мальчишки из… избили!
Рыдания помешали Петрику высказаться обстоятельней.
— Только-то! — пренебрежительно махнул Марцин рукой. — С кем этого не бывало! Сегодня они тебя, завтра ты их. А впрочем, покажи мне, кто тебя избил, я ему так врежу, на всю жизнь запомнит!
— И все из-за тебя!
— Из-за меня? — Марцина будто кольнуло что-то. — Из-за цирка?
Петрик кивнул; из глаз его потоком хлынули слезы и заструились по щекам.
— Кончай реветь! Все в порядке будет. Вот они, ваши занюханные деньги! Видишь? — Марцин предусмотрительно разменял в киоске пятерку на пятидесятигрошевые монеты. — Мы просто пошутили, проверить хотели, легко ли вас одурачить. Выходит, не все потеряно, хотя они еще вчера могли из тебя котлету сделать. Удивительно, что сегодня до них все-таки дошло.
Лучше поздно, чем никогда. А теперь вот что сделаем: называй фамилии, я составлю список, и ты отдашь каждому его жалкие гроши под расписку, понял?
У Петрика моментально высохли слезы, когда Марцин пообещал отдать деньги и даже показал их ему. Как выяснилось, ребята пригрозили еще раз его излупить, если он не вернет им завтра же деньги. Но чтобы Марцин добровольно отдал деньги, нет, такого еще не бывало! Петрик просто глазам и ушам своим не верил.
Марцин разграфил тетрадный лист.
— Ну, называй фамилии и смотри: вот сюда я вписываю фамилию, а здесь они должны расписаться. Ну, давай!
— Вишневский… — начал Петрик. — Он громче всех орал, что жук — это не зверь.
— Дурак твой Вишневский! Говори, кто следующий!
— Налепа, Кожонок, Юрек Мончинский…
— Ты только четверых назвал, а было одиннадцать. Кто еще?
— Сейчас, сейчас. Из головы вылетело. Вишневский, Налепа… Налепа говорит: зверь обязательно хищный должен быть…
— Тоже дурак! Кто еще?
— Марцин, я лучше схожу к ним. Пускай сами скажут, кто там был, ладно?
— Валяй! И скажи: если еще раз о цирке посмеют заикнуться, в порошок сотру. Да проследи, чтобы расписывались!
— А если не все умеют фамилию подписывать, можно просто имя?
— Можно, только пусть два крестика ставят, слышишь? Обязательно два! Тоже мне, грамотеи! Расписываться не научились, а хищных зверей им подавай!
Положив деньги в карман и взяв список и карандаш, Петрик хотел уже идти, но Марцин задержал его в дверях.
— И… еще… Петрик, маме и Вацеку ни слова! Понял?
— Вацек уже знает, — упавшим голосом сказал Петрик. — Он домой забегал и опять куда-то исчез.
У Марцина потемнело в глазах. Дрянь дело! Вацек маме скажет. Сегодня суббота. А по субботам она бывает особенно раздражительной. А вечером или рано утром приедет отец. И опять в наказание ничего не даст.
Марцин принялся убирать кухню, хотя сегодня была очередь Вацека, прислушиваясь между делом, не идет ли брат. Может, удастся его умилостивить?..
Как бы не так! Едва войдя, Вацек сразу взял издевательский тон:
— Прекрасно! Прекрасно! Лиха беда начало. Сначала у младшего брата деньги выцыганиваешь, потом у целого класса…
— Слушай, Вацек, это шутка была! Они уже получили обратно свои деньги. Мы просто дурака валяли. Играли в цирк.
— Когда играют, денег не берут.
— Говорят тебе, им уже вернули.
— Так я тебе и поверил!
— Честное слово! Пожалуйста, маме не говори.
— Мама должна знать о таких вещах.
— Пожалуйста, не говори… Зачем ее понапрасну расстраивать?
— А ты о ней подумал, когда устраивал этот дурацкий цирк?
— Вацек… — начал Марцин просительно, хотя ясно было: рассчитывать на сочувствие брата нечего. Но он надеялся на чудо. Увы, чуда не произошло! Тогда Марцин переменил тактику и прибегнул к последнему средству: — А Костик в кино тебя с девчонкой видел! С рыжей! И глаза размалеваны вот по сих пор! — И он провел рукой по скуле. — А я ведь ничего маме не сказал! Но если наябедничаешь про меня, тоже скажу!
— Дурак твой Костик! С кем захочу, с тем и буду в кино ходить. Хоть каждый день. У тебя, что ли, разрешения прикажешь спрашивать?
— Каждый день! Ври, да не завирайся! Откуда у тебя столько денег?
— Денег у меня теперь вагон и маленькая тележка! С пацаном одним из вашего класса математикой буду заниматься. Директор просил.
— С кем? — поинтересовался Марцин.
— Какой-то Чушло… Чушкелевич…
— С Чушкой?
— С понедельника начнем.
