– Драка! – отрезал он и против воли потер руку, которой когда-то досталось больше всех. – Уложил противника в больницу, а его папаша тут же заявление на меня накатал, вот и пришлось куковать на нарах, пока заявление не отозвали. Полагаю, это не является поводом для отказа мне в должности охранника. Напротив, вы можете быть уверены, что ни один негодяй не уйдет от моего справедливого возмездия, если тому представится случай.
Ленка снова вскинула брови, явно не ожидая от него подобной наглости. А что ожидала, Черемуха? Что я в ногах у тебя буду валяться и умолять простить меня за то происшествие на школьном дворе двенадцатилетней давности? Тогда ты плохо знаешь Дмитрия Корнилова. Унижение противно моей натуре.
За то и огребаю.
– И больше никаких случаев нарушения законодательства с вашей стороны не было? – уточнила, не отвечая на его подачу, Ленка. – Как работодатель я имею право знать определенные подробности, чтобы не получилось, как на вашем предыдущем месте работы, когда невинный, казалось бы, проступок повлек за собой немалые неприятности.
Теперь уже Дима не сумел скрыть удивление. Она что, заботилась о нем? Или, напротив, искала повод, чтобы уволить не по собственному желанию? Потому что в Диминой жизни было чего стыдиться. После Ленкиного побега он покатился по наклонной. Воровал, едва снова не попался – это Черемных хотела услышать? Так пусть не рассчитывает, он больше не подставится. Армия вовремя спасла, выбила дурь из головы. А дыру в душе уже Кирюха заштопал, и ради него Дима в любую петлю голову сунет и через кого угодно перешагнет. Раз уж Елена Владимировна верила в то же, во что когда-то поверила Димкина Черемуха. И в чем он не успел ее разубедить.
– Все неприятности, какие только могли повлечь мои невинные проступки, я уже собрал, – с усмешкой заверил он ее. Вряд ли она представляла себе, сколько в той усмешке было горечи. Но Ленке это и не было надо. – Но если вам хочется что-нибудь раскопать, копайте, Елена Владимировна, кто вам запретит? Может, и для себя что полезное узнаете.
Его определенно начало заносить, но остановиться Дима, как всегда, не мог. Где там Кирюха, когда он так нужен? Дал бы отцу по лбу, пока он окончательно все не испортил и не оставил его сиротой.
Впрочем, кажется, уже поздно, потому что Ленка скривилась, наморщила носик и поднялась из-за стола – такая же худенькая и такая же правильная, как и двенадцать лет назад. Только глаза холодные и злые. Таких Дима никогда еще у нее не видел.
– Николай Борисович поручился за вас, – с надменным упреком сообщила она. – Если вы не желаете его подставить, не советую упражняться в остроумии: мое чувство юмора умерло двенадцать лет назад.
Это был удар под дых, и Дима почувствовал, как физиономия запылала неотработанным стыдом. Что бы он ни пережил, на самом деле, за последний год, это никак не снимало с него вины за Ленкины беды. И он понятия не имел, как она жила все это время, и что было у нее на душе. Увидел успешную, отлично выглядящую бывшую подругу и решил, что у нее все давно устаканилось. И что можно браться за старое.
Сукин сын!
– Лен… извини, – покаянно выдохнул он, но так и не заставил себя поднять на нее глаза. Показалось или действительно в ее в ее голосе проскользнула незалеченная боль, не играло роли: Дима не имел права на нее нападать. Они никаких гадостей ему не делала. Во всяком случае, пока. – Я не хотел тебя… – он поискал подходящее слово, но так и не нашел, – бесить. Но если ты собираешься меня уволить, не ищи повод. Просто скажи прямо: я пойму.
По какому-то почти неосязаемому движению воздуха он приготовился услышать подтверждение своим словам. Но в противоположность этому в кабинете установилась глухая, почти непробиваемая тишина, когда не слышно было ни скрежета металла в мастерской, ни музыки из клиентской зоны, ни воробьиного чириканья за открытым окном. И только медленное, глубокое дыхание – словно решалась судьба.
А Дима сам напросился на увольнение.
– Учитывая все обстоятельства, я не окажу вам столь дурной услуги и не выставлю вместе с ребенком на улицу, – наконец заговорила Лена откуда-то издалека, и только изумление ее ответом заставило его поднять голову и увидеть, что она уже снова сидела за своим ноутбуком и вглядывалась в экран, а не в собственного подчиненного. – Но я не хочу, чтобы кто-то знал о нашем с вами былом знакомстве и, тем более, о каких бы то ни было подробностях. Пока вам хватит здравомыслия молчать об этом, у меня не будет повода вас увольнять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дима поднялся – кажется, чересчур тяжело, чтобы она продолжала не обращать на него внимание. Внутри все заклокотало, и кулаки сжались сами собой, и воздух из ноздрей вырвался почти со свистом.
Никто не мог бы оскорбить его так, как это сделала Черемуха!
– Не надо считать меня подонком, Елена Владимировна, – сквозь зубы выговорил он и сунул руки в карманы, чтобы не выдавали его уязвления. – Вашими стараниями я вполне успешно избавился от желания им казаться.
В глазах у нее мелькнуло непонимание, но объяснять Дима не собирался. Он опоздал с объяснениями на двенадцать лет, и теперь ничего уже нельзя было изменить.
– Рада это слышать, – отвратительно спокойно сказала Лена и снова уткнулась в свой компьютер. Очевидно, аудиенция была закончена.
И совершенно очевидно, что Диму не уволили.
Он немного по-клоунски поклонился и спиной вывалился из начальничьего кабинета.
Глава 8
От обилия информации у Лены уже лопалась голова. Она даже не представляла, что за несколько дней на новой работе можно так устать. Но если в бухгалтерии она хоть что-то соображала, то во всех тех бумагах, что вытребовала у Николая Борисовича для изучения, ни черта! В том, что касалось управления автосервисом, Лена была полным профаном. Она пыталась обратиться за помощью к интернету и задействовала все свои умственные ресурсы, чтобы сложить из получаемых знаний хоть сколько-нибудь стройную картину, - напрасно! Даже секретный корниловский способ, к которому двенадцать лет назад Лена все же получила доступ, не помогал. Она умела с ходу запомнить любой абзац текста и даже мысленно повторить его содержание с закрытыми глазами, но не могла применить его к делу. Вот пропасть: она знала названия тысяч бактерий и без подсказки отличала одну от другой, а также на память рассказывала об их особенностях и способах использования на благо человечества, но машины оказались куда более коварны и отказывались подчиняться ее напору.
Очевидно, она переоценила собственную сообразительность, и столь же очевидно, что в одиночку, согласно первоначальному плану, ей с этой проблемой не справиться. Надо было искать помощника, да такого, которому можно было бы доверять. Это, конечно, тормозило ее расследование, но, во-первых, делало его хоть сколько-нибудь реальным, а во-вторых, давало Лене возможность изучить сотрудников автосервиса и решить, кто из них наиболее подходит на роль мошенника. Потому что подозревать Корнилова при всех его недостатках и проблемах с законом она просто не могла.
И нет, не прошлая влюбленность в него была тому причиной, а Корнилов-младший. Совершенно уникальный ребенок, встречи с которым Лена теперь ждала каждый день. И со стыдом вспоминала свой первый разговор с Николаем Борисовичем, вынудившим его после задать Лене вопрос:
– Вы сами сообщите Дмитрию, что ему запрещено отныне приводить сына на работу, или поручите эту неприятную обязанность мне?
Пришлось отыгрывать назад, и благо, что уже привычная Николаю Борисовичу дотошность сыграла в том положительную роль.
– Имелись ли какие-то прецеденты с участием Кирилла, угрожающие его безопасности? – решила показательно разобраться в проблеме Лена. Николай Борисович пожал плечами.
– Да какие прецеденты, Елена Владимировна: он от отца и не отходит, а тот либо на посту, либо в подсобке, – ответил он. – На удивление беспроблемный мальчишка. Я бы посоветовал вам самой присмотреться к нему, прежде чем рубить с плеча, но помню, что вы не приемлете советы…
