Лена поджала губы, заставляя себя промолчать, и поймала еще один мальчишеский вздох. Потом Кирилл поднялся.
– Спасибо, Елена Владимировна, за угощение: все было очень вкусно, – узнаваемо бабушкиными словами поблагодарил он, однако следом совсем по-отцовски усмехнулся: – Следующий раз моя очередь вас приглашать, и я обязательно придумаю что-нибудь, чтобы обставить вас с вашими блинами.
Лена хлопнула глазами, однако явный веселый вызов в его голосе быстро привел ее в себя.
– Только на этот раз поменяемся местами, – заявила она. – Я веду тебя в кафе, а ты приносишь что-нибудь вкусное из дома. Или слабо? – хитро добавила она, теперь увидев изумление в Кирилловых глазах. Ей очень нравился свой замысел: он избавлял Кирилла от необходимости тратить на нее выигранные деньги, а ей, напротив, давал возможность накормить его чем-то получше фаст-фуда. И она не собиралась отказываться от своего плана из-за мальчишеской гордости.
– Обычно я не клюю на слабо, Елена Владимировна, но вы сами напросились, – усмехнулся в ответ Кирилл – и через три дня, в следующую отцовскую смену, действительно угощал ее блюдом собственного приготовления, если таковым, конечно, можно было назвать сосиски в тесте самых разнообразных форм и видов: от шашлычков на шпажках до забавных цветочков. Изысканностью вкуса они, конечно, не отличались, но фантазию Кирилла Лена не отметить не могла.
Тот просиял.
– Это мы с папкой вчера вечером кулинарили, – сообщил он, и Лена едва не подавилась куском сосиски: вот уж у старшего Корнилова она одалживаться не собиралась! Его благодеяний ей в свое время хватило с лихвой! – Он сначала упирался, – продолжал между тем Кирилл, не обращая внимания на Ленину заминку, – предлагал просто сварить и не тратить время, но вот его-то я как раз на слабо и взял. Устроили соревнования – так весело было!
Лена против воли представила эту чудную картину, когда отец с сыном за столом, все усыпанные мукой, лепят из теста всякую всячину, и хвалятся друг перед другом успехами, и необидно подшучивают друг над другом, и заливисто смеются просто потому, что им хорошо вместе; и сердце у нее сжалось от какой-то светлой зависти. Она никогда не мечтала о детях, даже не думала о них, занимаясь наукой, а теперь вдруг пожалела, что в придуманной картинке ей не было места. А ведь она, вернувшись домой из института и увидев творящееся на кухне безобразие, схватилась бы в притворном ужасе за голову, раздала всем безобразникам шутливые подзатыльники, а они бы в ответ напали на нее, принялись щекотать и обсыпать мукой, а потом, потом…
Так, стоп, Черемных, ты о ком сейчас размечталась? Не о Дмитрии ли незабвенном Корнилове, который предал и выставил на посмешище, а за неделю после твоего возвращения даже извиниться за прошлое не сподобился? Ему двенадцати лет не хватило на то, чтобы осознать всю низость своего поступка и раскаяться в нем, а ты, идиотка, какой-то ерундой грезишь, да еще и позволяешь этому гаденышу проникать в свои мечты! Нет, это просто Кирилл смутил, так похожий на отца, вот Лена случайно и списала картинку с него. Но однажды ей не понадобятся фантазии. Однажды у нее появится настоящая – своя – семья, и все картинки станут явью, и все мечты исполнятся, но в них не будет места Корнилову-старшему.
Никогда!
– Надеюсь, это не помешало тебе выучить уроки? – сама не зная зачем поинтересовалась Лена. Это Корнилов, будь он неладен, с толку сбил. А ведь обещала себе относиться к нему, как к пустому месту – как раньше, почти одиннадцать лет учебы. Но вот получалось это только внешне. А внутренне Лена всей своей сущностью ощущала его присутствие и в дни его смен только и делала, что выдергивала себя из какой-то прострации. Нет, она не думала о нем, не вспоминала прошлое, не залипала, как прежде, в ненависти, но дышала как будто с трудом, и кожа делалась болезненно чувствительной, реагирующей на любое шевеление воздуха, и голова становилась полупустой и невыносимо тяжелой, не позволяя нормально работать.
Кажется, Лена и тут переоценила себя, наивно решив, что нынешнее положение позволит ей относиться к бывшему парню с безразличием. Ну в самом деле: смотреть на нынешнего Димку без жалости мог разве что тот, кто не знал его в школе. Там Корнилов блистал: высокий, темноволосый, широкоплечий, с ироничной ухмылкой, от одного взгляда на которую сильнее билось сердце. И не имело значения, что у него в голове, потому что любой знак его внимания казался Манной небесной и сразу поднимал на пару ступенек лестницы популярности. Даже Лена тот глупый месяц их отношений смотрела на него снизу вверх и внимала каждому слову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что от того Димки осталось сейчас? Замученный взгляд, усталые морщины у губ, опустившиеся плечи в этой совсем не идущей ему форменной куртке. Он, конечно, привычно язвил, но Лена слишком легко отбивала его несильные подачи и набирала очки, заставляя его теряться и пускаться в уговоры – неслыханная вещь для Корнилова. У Лены даже пару раз перекатывалась противно в груди жалость, доказывая, что жизнь наказала ее обидчика куда сильнее, чем могла бы она сама, и что Лена победила. Ведь победила же! У нее профессия, семья, налаженный быт, уверенность в завтрашнем дне. У Корнилова только сын, которого он в любой момент может потерять. Лена была уверена, что гордость вкупе с высокомерием позволят ей поставить Корнилова в один ряд со всеми остальными сотрудниками и относиться к нему так же, и теперь злилась, что все пошло не по плану. Корнилов мешал ей и ее делу, а она не могла его уволить. Вопреки здравому смыслу. Пойдя на поводу у сидящего напротив пацана, явно не испытывающего восторга от ее вопроса.
Кирилл недовольно наморщил нос.
– Чего вы, как папка-то, а? – вполголоса возмутился он. – Тот тоже любой разговор к урокам сводит. Можно подумать, сам прям отличником был, чтобы до меня постоянно докапываться!
Кажется, от незримого присутствия Корнилова-старшего им никуда не деться.
Лена покачала головой.
– А ты отличник? – поинтересовалась она, и тут уже Кирилл окончательно насупился.
– Да! – отрезал он, однако следом снова поморщился и отвернулся. – То есть был бы, если бы не биологичка эта занудная! Всю жизнь мне испортила!
А вот это уже было куда интереснее. Это была целиком и полностью Ленина тема.
– А в чем конкретно проблема? – спросила она. – Биология – это ведь такой предмет, который сложно не понимать.
Кирилл передернул плечами, так и не глядя на Лену. Еще и шарф вокруг шеи обвернул – защищался?
– Дурацкий предмет! – заявил он. – Клетки эти, бактерии, грибы – кому вообще все это надо?
– Как это «кому надо»? – зацепило Лену за живое, но Кирилл ее не слушал.
– Я, главное, запомню все по учебнику, а эта кикимора обязательно фигню какую-нибудь спросит, о которой не написано! – продолжил возмущаться он, и Лена отлично себе представила, как именно он запоминал. По отцовскому методу. Не вникая в суть. – И в контроши тоже левые вопросы засовывает: думает, важнее ее предмета нет ничего на свете! Еще и ВПР додумались по биологии нам впихнуть: нет бы по истории или географии..
– Что такое ВПР? – уточнила Лена, тщетно гоня прочь так и рвущееся наружу предложение. Не надо бы ей завязать во всем этом, но смотреть равнодушно на поникшие Кирилловы плечи и совсем по-детски оттопыренную в обиде губу было невозможно. Лена должна была сделать для этого мальчишки что-то хорошее. И это ее желание не имело никакого отношения к Димке.
– Проверочная. Всероссийская, – буркнул Кирилл, потом резко выдохнул и наконец повернулся к Лене. – Я пойду тогда уже, наверное, – неохотно проговорил он. – Подготовиться надо: а то не доберу баллов и выкинут из этой школы. А папке только этой радости не хватало!
Чего там не хватало старшему Корнилову, Лену не интересовало, а вот отпустить младшего справляться с неприятностями в одиночку она не могла. От «папки» его в этом деле пользы не будет: в биологии тот все шесть классов был полным профаном.
– А я, между прочим, кандидат биологических наук, – похвасталась Лена и, пристроив голову на руки, с улыбкой посмотрела на ошеломленного Кирилла. – И уверена, что вместе мы как-нибудь сумеем одолеть твой ВПР без всякой зубрежки.
