И в подтверждении его слов раздался вдруг страшный удар во входную дверь.
Грунька побледнела и бросилась в угол к иконам. Она упала на колени и стала горячо молиться.
- Кадка с квасом выдержала, - сообщил Прохор.
Раздался еще один удар и изба вздрогнула. Вместе с этим взорвалась и тишина. Во дворе возник многоголосый звериный рев. Митька, трясясь от страха, схватил топор, лежавший за печкой, и встал посреди горницы. Прохор, сидевший на лавке, посмотрел вверх и спросил:
- А что это за лестница у печки? Которая к стене приставлена, а?
- На чердак, - ответил зять. - Там дверца лежачая. Она закрыта засовом отсюда.
И здесь изба опять вздрогнула, и сверху, с крыши, донесся хруст ломающихся перекрытий, а вслед за этим что-то тяжело затопало на чердаке.
- Ой! Кто это?! - вскричала Груня.
- Сейчас я узнаю, что за хам мне крышу ломает! - воскликнул Митька. - Всего три недели назад стропила поменял! Лес у барина аж за рупь пятьдесят куплен! Ну, гад чердачный! Получишь у меня!
С этими словами Митька, окрыленный жадностью, которая победила трусость, сунул топор под мышку и, держа в одной руке свечу, споро влез по лестнице к потолку. Повозившись с засовом, он откинул дверцу, и ноги его пропали в отверстии. Прохор с Груней задрали головы вверх и прислушались.
С чердака донесся митькин голос:
- Эй ты! Иди-ка сюда! Сейчас я покажу тебе, как крыши портить!
Сверху послышался топот и вслед за ним хриплый митькин вопль:
- Ма... ма... мамочка!!!
Тут же на чердаке что-то грохнуло, и раздались глухие удары, напоминавшие звуки выбиваемых подушек.
- Ай! - вскричала Грунька. - Прохор, помоги Мите! Его там убивают!
- Не могу, - ответил инвалид. - С одной ногой по лестнице я лазить не умею. Да и некогда мне...
Он оказался прав, потому что вслед за его словами половина оконного стекла вдруг взорвалась сотней осколков, которые влетели веером внутрь избы и осыпали стоявшую на коленях Груню. В горницу всунулась злобная волчья морда и, сверкая окровавленными клыками, рявкнула совсем по-человечьи:
- Попались, кормушки ходячие?!
Морда светилась красными жестокими глазами и была необыкновенно упитанной, из чего Прохор сделал вывод, что пищи в лесу ей вполне хватает. Инвалид понял, что лезущий в окно вурдалак силой совсем не обижен и потому представляет собой большую опасность.
Груня не упала в обморок только из-за того, что за ужином прикладывалась к бутыли не хуже мужиков. Она схватила первую попавшуюся в руки икону и, встав с колен, стукнула ею волка по носу. Оборотень извернулся, клацнул зубами, и откусил сразу половину иконы. Выплюнув дощечку из пасти, он заявил:
- Думала, поможет? Дура ты! Ох, люблю таких дур! Впрочем, и умных тоже люблю. Все вы на вкус одинаковы. Погоди, сейчас влезу и поужинаю тобой, а то мне кур почти не досталось. За этими лисами нипочем не успеешь...
Прохор тем временем без дела не сидел. Поднявшись на ноги, он поднял на плечо
широкую лавку, развернул ее торцом к окну и тщательно прицелился. Вой и рев во дворе не стихал, и кто-то постоянно колотил во входную дверь, пытаясь сдвинуть с места тяжелую кадку.
На чердаке тем временем перестали выколачивать подушки. Тяжелые шаги
приблизились к отверстию в потолке, и сверху вывалился Митька. Пролетев головой вниз,
он брякнулся на пол мешком костей, взревел дурным голосом и затих. Грунька хотела было подбежать к своему мужу, но в эту минуту волчья морда, удлинив шею, попыталась влезть в горницу через половинку оконной рамы. Бросив на мужа полный сострадания взгляд, женщина сложила перед собой ладони и попыталась прочесть "Отче наш". Оборотень сразу же оставил попытку проникновения в горницу и стал мешать Груньке, ернически при этом подвывая. Звучала молитва так:
- Отче наш...
- И мама родная, во-у!
- Иже еси...
- Дай покуролесить, вью-ю-у!
- На небесех...
- Еще пару раз покуролесить, тю-ю-ю-у!
Наконец, вокальные потуги вурдалака сделали свое дело и Грунька, сбившись, забыла слова молитвы. Тогда, наполнившись яростной злобой, она сбегала к печке и взяла в руки ухват. Подскочив к окну, Грунька начала тыкать ухватом, пытаясь попасть в волчью морду. Оборотень принялся виртуозно уворачиваться. Крутя головой, он старался схватить ухват зубами.
Тем временем чердачный разрушитель решил спуститься вниз. Сначала на верхнюю ступеньку лестницы встала большая кожистая лапа, имевшая пять толстых пальцев с длинными когтями. Потом к ней присоединилась вторая. Лестница заскрипела, но выдержала. Лапы медленно стали спускаться по ступенькам, и вслед за ними из потолочного отверстия показался объемный волосатый зад, снабженный маленьким куцым хвостиком. Повисев немного в воздухе, он попытался продолжить движение вниз, но почему-то этого сделать не смог. Тогда сверху что-то загрохотало по потолку и у Прохора создалось впечатление, что там стучат гигантские крылья.
Инвалид, держа на плече громоздкую лавку, все никак не мог запустить ее в полет, так как боялся зацепить Груньку, увлеченно работавшую ухватом. Тогда он подошел к лестнице и, размахнувшись, двинул лавкой по нависавшему сверху заду. Раздался громкий шлепок, зад дернулся, и чердак огласился диким ревом. Прохор ухмыльнулся и приложился лавкой повторно. Правая лапа дернулась, пытаясь отбиться от врага, но не попала в Прохора, и потому инвалид с радостью врезал по заду в третий раз.
Вурдалаку тем временем удалось просунуть в окно лапу. Он тут же выбил из рук Груни ухват и громко крикнул, обращаясь к существу, застрявшему на чердаке:
- Эй, придурок нерусский! Сложи крылья, и спокойно спустишься!
Из-под потолка долетел гулкий и злобный рык:
- Если я сложу крылья, то упаду вниз и поврежу себе нижнюю часть туловища!
- Тебе и так ее уже повредили! И будут повреждать, пока ты висишь!
В эту секунду Груня, успевшая подобрать ухват, изловчилась и двинула им оборотню по носу.
- Ай! - вскричал тот. - Ты что делаешь, дура?!
Со двора раздался новый хриплый голос:
- Что ты там копаешься?
Вторая сторона рамы взорвалась осколками и в окно всунулась еще одна мерзкая харя. Она представляла собой клыкастую кабанью морду с длинным рылом, которое венчал пятак колоссальных размеров, величиной своей сообразный с груниной стеклянной тарелкой.
От неожиданности Груня просто уселась на пол. Прохор, как опытный военный специалист, тут же оценил обстановку. Такой двойной цели он упустить не мог!
Отскочив от лестницы, он развернулся, на ходу прикинул расстояние до окна и мощным движением руки отправил лавку в полет. Метательный снаряд со свистом устремился в нужную точку.
Глаза волка, увидев приближающееся оборонное средство, расширились, а кабанья харя попыталась что-то крикнуть, но не успела. Лавка с жутким треском врезалась в окно, вырвала раму и, увлекая за собой штурмовую группу вурдалаков, вылетела во двор. Там раздался грохот, за которым тут же последовал взрыв рева и воя. Чей-то визгливый голос проорал:
- Медведя убило! Срочно коновала! Ой, не надо! Жив вроде бы...
Прохор оглядел поле боя и порадовался тому, что первый штурм был с честью отбит. Вот только висевший на лестнице зад портил картину и представлялся вражеским десантным приспособлением, захватившим важный оборонный редут. Инвалид поискал глазами и заметил крепкий деревянный табурет, стоявший под столом. Он хотел было воспользоваться им и выбить зад из предполагаемого редута, но передумал. Чудовище, застрявшее в потолке, в данный момент исполняло роль естественной пробки и не позволяло более никому проникнуть сверху, оберегая тем самым воздушное пространство укрепленного бункера, коим сейчас являлась изба.
Пока противник, скуля и воя, приходил в себя от примененного инвалидом болезненного тактического хода, Прохор решил посмотреть, что случилось с Митькой, так как Грунька уже пришла в себя и снова заняла позицию у окна, держа в руках ухват. Пнув на всякий случай кулаком вражеский зад по пути (отчего крылья сверху выдали тревожную дробь по потолку), Прохор схватил Митьку за плечи и приволок его к столу.
После непродолжительного сеанса армейской медицины, выразившегося в нанесении по щекам зятя порции хлестких оплеух, Митька открыл глаза и, хлюпая разбитым носом, произнес:
- Пить...
Прохор вставил ему в рот горлышко глиняной бутыли, и зять хлебнул от души. Глаза его тут же раскрылись так широко, что готовы были выпрыгнуть из глазниц. Инвалид отнял бутыль и спросил:
- Ну как?
- Жить можно, - ответил Митька, и, сморщившись, выплюнул изо рта несколько ненужных более зубов.
Он занял сидячее положение и, кряхтя, поведал:
- Ох, и тварь! Я таких отродясь не видывал! Голова вроде кошачья, но огромная и с гривой, крылья - как у летучей мыши, и еще руки имеются, у которых кулаки - не приведи боже! Она мне как дала по сопатке, так я и топор выронил. А потом не помню, что дальше было, но, кажется, потешилась она всласть...
