Через ПУСО «Савичи» выехали из зоны. Никаких проблем, нас дозконтроль даже не останавливал.
Остановились в Остроглядцах. Ротный по единственной карте (под расписку взял в штабе) распределил каждому БРДМу несколько сел.
Нам досталось четыре: Чехи, Плоское, Рудые, Воротец.
Я записал названия.
Вперившись взглядом в карту, поднатужился, запоминая, как к ним добираться…
Из рабочего блокнота командира взвода радиационной разведки
Чехи
Фон Земля
С 0,75 трава 1, перекопанное 0,6-0,7
З 0,5 трава 1, перекопанное 0,6
Оказывается, перекопка уменьшает уровень в 1,5 раза! Получается на земле уровень после перекопки даже меньше, чем фон (обычно наоборот).
Ц 0,6 1,1
Ю 0,9 1,1
В 0,9 1,2
Плоское
З 0,8 1,2
АИСТЫ. За западной околицей – толстая железная колонна с резервуаром наверху – водонапорная башня. На крыше на гнезде – куче хвороста – стоит аист, крылья раскрыл. От солнца своих аистенят защищает.
Ц 0,6 1,2
В 0,75 1
С 0,9 1
Ю 0,9 1,2
За околицей. Я жду, когда дозиметрист Петро даст землю. Глазею с верха броника на край села: зады хозяйств, огороды… А Петро молчит. Поворачиваюсь…
У него в ладони – растертое с колоска зерно:
«Озимь… Еще не созрела».
Меряет фон и землю на траве около дороги: «0,9 на 1,2».
Из хлеборобского любопытства меряет свежевспаханное:
«0,6… 0,6. Фон и земля одинаковые»
Воротец
С 0,75 1
З 0,8 2
Ц 0,6 0,9
Ю 0,8 1,1
В 0,75 1,1
Дед возле магазина на лавке сидит. «Дети в Молдавии, а вообще расселяют только в Беларуси… Война…» Вступаем с ним в беседу (не вступить невозможно). По терминологии деда, «теща – поджигатель войны, жонка – то атомна бомба, а дети – колорадские жуки».
После разведки Коля философствует на бронике в холодке: «Немец белоруса не выдавил, так атом добьет».
Рудые
С 0,8 1,2
Ц 0,8 1,2
Ю 1 1,2
В 1 1,4
З 0,8 1,1
В центре – автолавка, хлеб по 5-7 буханок берут.
Стоит кружок людей. Письмо читают: «Як там цьоця Лена? Жива вона чы нець?»
А тетя Лена рядом стоит.
«Померяйте мне щитовидку».
«Да что ж мы можем, тётя, з нашим прибором – и на таком фоне. Ваша щитовидка точно меньше, чем тут фон. Это надо в чистом месте, и специальным прибором мерять…»
Стоит остановиться – люди сразу подходят, окружают броник, расспрашивают: «Что? Как? И что оно будет?»
Мы для них – представители Власти – с «прибором», замеры делаем – «из Центра»… А что мы им можем сказать? Что тут у них уровень игрушечный – в сравнении с нашей нормальной работой? И что для нас эта поездка – просто курорт – ив смысле уровней, и просто на живых людей посмотреть, по селам живым проехаться…
…Счастье наше, что эта была наша первая поездка на «объективный контроль», что мы тогда не понимали еще, что сама наша посылка в село означает – окончательно решается вопрос: выселять село?
И что уровни, которые мы уже намеряли – стабильно больше 0,7 миллирентгена в час, – беспощадно означают: выселение… Счастье наше, что мы в ту первую поездку этого не знали, а просто нормальной жизни, людям радовались… А не думали, какой по селу вой подымется, когда объявят: всё, бросайте всё, эвакуация навсегда, выселение… И как бы мы тогда этим людям в глаза смотрели, если б знали это? Мучились бы: говорить им – не говорить? И что именно наши цифры, которые мы намеряли, окончательно решат – уже решили! – селу не быть…
Не знали мы еще и того, что неизвестно еще, что хуже: выселение сейчас, через три месяца после аварии, «по уровню гамма-фона», или позже, «по цезию» радиоактивному, вылетевшему из энергоблока? – когда на чернобыль будут давать всё меньше и меньше – денег, внимания… Или оставление жить тут, «на загрязненной территории»? – в родных местах, в родной хате, где жили десятки поколений пра-пра-пра-… – и где теперь поселилась радиация.
Счастье наше, что мы этого не знали.
Для нас это была не поездка – отдых. Развлечение.
Подарок на день рождения.
Всемирно-историческая СТРАНА
(Из интервью Игорю Померанцеву в передаче «Поверх барьеров», радио «Свобода», 25.09.98)
– Сергей, вы попали в чернобыль в середине июля – это уже шел второй-третий месяц катастрофы… ВЫ ПОНИМАЛИ МАСШТАБЫ ПРОИСХОДЯЩЕГО? Может быть, вам интуиция подсказывала? А может быть, вы располагали какой-то информацией?
– Честно признаюсь:
Еще до своего попадания в чернобыль я понимал, что это событие планетарного масштаба… В мае – в первые недели после взрыва – особенно четко можно было отделить то, что называется «мыслящее человечество», от – «не-мыслящее»… Мыслящее человечество каждый вечер смотрело эту идиотскую программу «Время» [34], пытаясь понять, что ж там на самом деле происходит. Понятно было, что это действительно «всемирно-историческое событие».
…Но чему я сам удивился, когда попал в чернобыль: я впервые понял, какое это БОЛЬШОЕ СОБЫТИЕ – в самом простом, географическом смысле.
Тогда говорили только о 30-километровой зоне.
А 30 километров – ну согласитесь – это, в общем, и немного.
И только там, когда я это увидел и ощутил физически, я вдруг понял:
– Позвольте, 30 километров – это, вообще говоря, радиус, так?
Значит, диаметр этой зоны – уже 60 километров.
Что, согласитесь, уже немало.
И потом, как оказалось в процессе работы, высокие уровни радиации выходили за пределы 30-километровой зоны: на запад ушел острый и длинный язык высоких уровней; и на север, на Белоруссию – другой, широкий…
А территория, задетая аварией, – зона, где людей выселяли – проезжая по которой было видно – тут ненормальная жизнь, – она, наверно, не влезала и в круг с радиусом 100-150 километров… То есть диаметр – до 300 километров.
Целая страна.
Целая европейская страна.
Понимаете?
Село Плоское: СВАДЬБА
Приезжаем мерять в Белоруссии село.
И обнаруживаем – в селе живут три села сразу!
…Отселили село после взрыва.
Куда?
В соседнее село.
А уровни радиации поднимаются – надо и это отселять.
И отселяют это село – уже два села – в соседнее.
Радиация наступает – люди отступают.
И вот так эта волна отступления катится.
И живут эти три села теперь – в одном натрамбованы…
И опять мы, «объективный контроль»; опять решается: выселять – не выселять это село?., эти три села…
…А В СЕЛЕ – СВАДЬБА!!!
Мы только-только из-под АЭС, только что не чумазые, а тут: невеста в белом – жених в черном – все как положено: цветы, шампанское…
Просят разрешения сфотографироваться всей свадьбой на фоне броника.
Экзотика, я понимаю… Ну, давай.
Выстраиваются сбоку… Фотограф всех подравнивает:
– Повезло! Ни у кого такого свадебного фото не будет!
Приглашают и нас. Коля-водитель слез. А я ему сверху:
– Коля, – говорю, – ты стань, чтоб номера броника видно не было!…
Чтоб нас по номеру броника найти нельзя было. Чтоб особисты-кагебисты нас на кукан не взяли, что мы свою технику гражданским разрешаем фотографировать.
Село Чехи: «Объективный контроль»
Белоруссия. Окраина села. Жара. Полдень.
За последней хатой останавливаемся померять крайний огород.
По дороге вдоль пшеничного поля пылит навстречу БРДМ. Номер БРДМа на боку белой краской… Не наш.
Останавливается метрах в десяти. Из люка вылезает солдат с прибором на шее. Потом лейтенант.
Мой дозиметрист меряет, я записываю…
Их дозиметрист меряет, лейтенант записывает…
…От штаба в Чернобыле они не могут быть. Значит, это разведка того штаба (оперативной группы того военного округа), который отвечает за этот сектор, начинающийся у границы 30-километровой зоны и тянущийся неизвестно сколько на север… Тоже радиационная разведка, значит. Которая в самой 30-километровой зоне ни разу не была. Потом, наверно, рассказывают, на каких высоких уровнях они тут в селах геройствуют – аж 1,1 миллирентгена в час… Так вот кого мы тут «объективно контролируем»… А они, значит, нас… И потом наши и их данные об этом селе в Чернобыле в разведотделе нашего штаба сверят, сведут и, проверенные, положат на стол правительственной комиссии – когда по этому селу будут решение принимать…
Мой дозиметрист залезает в броник…
Тот дозиметрист залезает в свой броник… Два броника трогаются одновременно в противоположных направлениях.
Не остановились, не познакомились, не поговорили…
Коллеги…
Ничего не скажешь – «объективный контроль».
