– «НОБФ, – читал он, – Народное объединение для борьбы с фашизмом. Революционная группировка крайне левого толка. Насчитывает несколько десятков членов, в основном студентов из богатых семей. Лидеры неизвестны. Регулярных собраний не проводится. Последнее собрание проходило шесть недель назад в пустующей комнате над кафе „Бард“ на Девятой улице в Виллидже». – Смит перестал читать и спросил: – Зачем вам все это?
– Подумываю о вступлении в эту организацию, – сказал Римо. – Я слышал, что взносы не облагаются налогами. – Он повесил трубку, чтобы избежать дальнейших расспросов. Римо не хотел, чтобы Смит путался у него под ногами.
После того как Римо повесил трубку, Смит повернулся вместе с креслом и уставился в окно. Этот умник Римо никогда не поймет. Конференция открывается через три дня. Ситуация обостряется. Что, если вопреки нелепым байкам Чиуна о тайфунах террористы предпримут очередную вылазку? Президент звонил Смиту каждый день и корил его за бездействие. Давление нагнеталось. Доктор Смит знал, как справиться с давлением. Он всю жизнь занимался этим. Значит, НОБФ? Смит снова повернулся к столу и стал быстро записывать что-то в блокноте. Он разошлет эти записи многочисленным сотрудникам КЮРЕ, чтобы они взялись за организацию под названием НОБФ. Она может представлять опасность. Он наводнит ее своими людьми. Возможно, они выйдут на террористов. Пусть Римо умничает. «Я слышал, что взносы не облагаются налогами». Ладно. Пусть себе хорохорится. Когда доктору Смиту удастся решить эту проблему с помощью других агентов КЮРЕ, Римо Уильямс поймет, что он не так уж и незаменим. А если не поймет, придется ему это объяснить.
С легкой ухмылкой, выглядевшей довольно нелепо на сухом, усталом лице, Смит стукнул кончиком карандаша по желтому блокноту, словно вымещая на нем злобу на Римо, на КЮРЕ, на президента, на страну. Но больше всего на Римо.
В это время объект его недовольства подходил к двери роскошной кооперативной квартиры, которую содержало КЮРЕ в нью-йоркском районе Ист Сайд. Чиун уныло тащился сзади.
– Сюда? – спросил Чиун.
– Да, – ответил Римо.
– А как же поездка в Бруклин?
– Сначала нужно повидаться с этой девицей Хэкер.
– Вот оно что? – протянул Чиун. – Это обязательно?
– Обязательно. Я даю слово, честное благородное слово, что когда закончим, когда у нас будет немного времени, мы поедем в Бруклин и увидим дом Барбры Стрэйзанд.
– Дом ее предков, – поправил Чиун.
– Хорошо, дом ее предков, – согласился Римо.
– Твое честное благородное слово может оказаться пустым звуком, – сказал Чиун.
– Почему?
– К тому времени тебя может не быть в живых. Кто же выполнит твое обещание? Что станет со мной? Захочет ли доктор Смит прокатить меня в Бруклин?
– Чиун, ради тебя я постараюсь выжить.
– Остается надеяться на это, – сказал Чиун, тихонько прикрывая за собой дверь.
«Бард» был шумным баром, расположенным на узкой боковой улочке рядом с одной из главных магистралей Виллиджа. Там было полно народа и серо от дыма, причем не только от крепкого сирийского табака. Чиун громко закашлялся.
Не обращая на него внимания, Римо прошел к столику в заднем углу, откуда можно было видеть улицу и наблюдать за людьми, входящими и выходящими из бара.
Чиун опустился на жесткую деревянную скамейку напротив Римо.
– Я вижу, тебе наплевать на мои нежные легкие, раз ты привел меня сюда. Мог бы по крайней мере открыть окно.
– Но здесь работает кондиционер, – возразил Римо.
– Выбрасывающий в воздух мельчайшие частицы фреона и аммиака, лишающие мозг способности мыслить. Воздух на улице лучше. Даже на этой улице.
Римо посмотрел на окно.
– Извини, но эти окна не открываются.
– Ясно, – сказал Чиун. – Значит, ничего не поделаешь. – Он повернулся к окну, все стекла которого были намертво закреплены в стальных рамах. – Не открываются, – повторил он, кивнув.
И хотя Римо знал, что сейчас произойдет, он не успел остановить руку Чиуна, метнувшуюся к окну. Выбитый стальным указательным пальцем кусочек стекла площадью в квадратный дюйм с приглушенным звоном вылетел наружу. Чиун с довольным видом прильнул к отверстию и сделал глубокий вдох.
– Я нашел способ открыть его, – сказал он.
– Да, я вижу. Прими мои поздравления.
Чиун поднял ладонь.
– Пустяки!
К их столу подошла официантка, темноволосая смазливая девица в мини, которую интересовал не столько заказ, сколько то, кто они такие и что здесь делают.
– Мы – Чих и Чон, отдыхаем от кабинетной работы, – сказал Римо.
– Ага, – ответила она, перекатывая жвачку во рту. – А я Ширли Маклейн.
Чиун искоса взглянул на нее.
– Нет, вы не Ширли Маклейн, – сказал он, решительно покачав головой. – Я видел ее по волшебному телевизионному ящику, вам не хватает ни ее манер, ни ее простоты.
– Эй, поосторожней на поворотах, – сказала официантка.
– Он хотел сказать, – нашелся Римо, – что вы гораздо более сложная личность и не тратите время на всякие ритуальные любезности и ужимки, предпочитая симфонию правды и прямоты.
– В самом деле?
– Конечно, – сказал Римо. – Мы заметили это сразу, как только вошли. – Он улыбнулся девушке и спросил: – Ну а теперь скажите, какой сок есть у вас там, на кухне?
Она ответила на его улыбку:
– Апельсиновый, грейпфрутовый, лимонный, томатный, морковный, из лайма, из сельдерея.
– Не могли бы вы принести нам два больших стакана морковного сока с сельдереем? – спросил Римо.
– Сок долголетия, так?
Чиун сидел с обиженным видом.
– Да, – сказал Римо. – Последняя новинка. Помогает думать в темноте.
– Вот это да! – воскликнула официантка.
– Только без льда, – добавил Римо.
– Хорошо. Сейчас.
Когда она ушла, Римо упрекнул Чиуна:
– Я же пообещал отвезти тебя в Бруклин, когда все останется позади. Веди себя более цивилизованно.
– Постараюсь дорасти до высокого культурного уровня вашей страны и впредь не разражаться симфонией правды и прямоты.
Но Римо уже не слушал его. Его глаза были прикованы к только что вошедшей компании, проследовавшей по залу мимо стойки бара к коридорчику, ведущему в глубь здания. Компания состояла из троих парней, этаких заурядных бомбометателей, мало чем отличающихся от остальных обитателей Виллиджа. То же самое можно было бы сказать и о вошедшей с ними девице, если бы ею не была Джоан Хэкер. Обтягивающие джинсы, тонкий белый свитер, большая красная шляпа со свисающими полями, на плече висела черная кожаная сумка. Джоан с решительным видом шествовала позади парней. Чиун повернулся и посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Римо.
– Это она?
– Да.
– С ней надо держать ухо востро, – сказал Чиун.
Девушка скрылась в коридоре, и Римо вопросительно посмотрел на Чиуна.
– Почему? Она просто пустышка.
– Все пустые сосуды одинаковы, – сказал Чиун. – Но в один можно налить молоко, а в другой – яд.
– Спасибо, – сказал Римо. – Теперь все ясно.
– Пожалуйста, – сказал Чиун. – Рад, что смог быть тебе полезен. Во всяком случае, будь осторожен.
Римо был осторожен.
Он был осторожен, когда спросил официантку, где находится мужской туалет, хотя и знал, что он находится в конце зала; когда оглядывал зал, чтобы удостовериться, что за ним не следят; когда шел по коридору и поднимался по ступеням наверх.
Он был осторожен, когда оказался перед дверью комнаты и напряг слух, пытаясь не пропустить ни единого слова Джоан Хэкер.
Это не составляло особого труда, поскольку гениям надвигающейся революции не пришло в голову до конца закрыть дверь комнаты, и Римо имел отличную возможность наблюдать за ними сквозь щелку.
В комнате было с дюжину человек. Все они на корточках сидели на полу, восемь мужчин и четыре женщины, только одна из них стояла – Джоан Хэкер.
Все внимание было приковано к ней, словно она была Моисеем, несущим скрижали с гор. Чувствовалось, что она упивается обращенным к ней вниманием: в Пэттон-колледже никто не желал ее слушать, здесь же она ощущала себя пророком.
– Теперь вы знаете, в чем состоит план действий, – сказала она. – Никакие отступления от него не допускаются. Он разработан на самом верху, руководителями революционного движения. Если каждый из вас выполнит свой долг, план увенчается успехом. И когда будет написана история расцвета «третьего мира», ваши имена засияют в ряду имен великих творцов истории.
Тираду эту она произнесла не слишком уверенно, и Римо сразу же понял, почему. Это были чужие слова, которые она выучила наизусть и теперь с важным видом повторяла.
– У меня вопрос, – спросила одна из сидевших на полу. Это была тощая девица с выступающими вперед зубами, в несуразном белом свитере.
– В соответствии с новым порядком вопросы разрешаются, – сказала Джоан.
– Почему речь идет о Тетерборо? – спросила девица. – Почему не аэропорт Кеннеди или Ла Гардия?
